Опыт коллективного портрета отечественной философии. Философы России XIX–XX столетий. Биографии, идеи, труды. Главный редактор П. В. Алексеев. М., 1995. 750 стр


скачать Автор: Ефремов О. А. - подписаться на статьи автора
Журнал: Философия и общество. Выпуск №5/1998 - подписаться на статьи журнала

Книга, которая сейчас лежит передо мной, необычна. Чем же выделяется она в захлестнувшем нас океане философской литературы? Тем, что это единственное издание, сухим языком словаря-справочника создающее целостную панораму русской философии последних двух столетий.

Это уже второе издание словаря. Первое, вышедшее в свет в 1993 году, не осталось незамеченным. Оно вызвало множество откликов, в которых, наряду с высокой оценкой труда, были высказаны некоторые замечания и пожелания в адрес авторского коллектива. Эти замечания и пожелания указывают, вероятно, на ряд реальных проблем, с которыми пришлось столкнуться главному редактору издания профессору П. В. Алексееву и его сотрудникам.

Такое ясное, казалось бы, на первый взгляд, название справочника «Философы России XIX-–XX столетий» на самом деле сразу же ставило перед авторами ряд совсем непростых вопросов. Что считать Россией? Кого считать философом?

В рецензии А. Т. Павлова автор, соглашаясь с тем, что «философами России... считались не только те, кто жил в пределах современной Российской Федерации», высказывает опасение, что попытка включить в число «философов России» граждан стран ближнего зарубежья «может быть, к сожалению, воспринята как проявление имперских настроений или нечто подобное»1. Мне же представляется, что авторы справочника пошли по правильному пути. Философия – явление духа, а не политики. Как бы не кроились и не перекраивались границы государства России, существовала и до сих пор, к счастью, существует многонациональная духовная общность – Россия, одно из выражений которой – российская философия. Люди духа, подлинные интеллигенты не могут, не имеют права идти на поводу у подхваченных амбициозными политиками националистических инстинктов толпы. Ответственность философа, ученого – ответственность перед историей, а не перед конъюнктурным переплетением политических обстоятельств и корыстных интересов. Создававшееся веками духовное единство – русская, российская культура, чуждая анкетному национализму, не должна быть отдана на растерзание разнузданных «восставших масс». И мне представляется, что авторы издания полностью осознают это. Вот почему в справочнике мы находим статьи о тех, кого в ребяческом националистическом порыве «подлинные» соотечественники стремятся сегодня отлучить от российской культуры, зачислив по ведомству соответствующего ближнего зарубежья. Но ведь вне русской культуры бесприютными и непонятными останутся эти философы, как и без них неполной будет картина российской философии.

Но отказаться от ложного национализма еще не значит определиться с тем, кто достоин включения в справочник, а кто – нет. Думается, что авторам и здесь удалось найти правильное решение. Критерий выбора – реальный вклад в развитие философии – идейный, организаторский, преподавательский, а не служебные ранги и формальные регалии. Вот почему докторская степень и не гарантирует сама по себе включения в сборник, и не является обязательным условием этого.

Философия – знание особое. И вклад свой в ее развитие внесли не только обладатели дипломов философских факультетов. Математики и естествоиспытатели, историки и филологи, писатели и общественные деятели оставили след в философии. Кто-то, обогатив ее творческими идеями, оригинальными концепциями, а кто-то, поддерживая ее существование и развитие кропотливой рутинной работой, менее заметной, но не менее необходимой и благородной. Ведь без самоотверженного труда редакторов, издателей, библиографов, организаторов и администраторов невозможна была бы деятельность признанных гениев, и потому они тоже – русская философия. Так что портрет русской философии, созданный в справочнике, – это не утро в горах, когда заметны только сияющие белоснежные вершины, как бы парящие в небесах, а все остальное скрыто густым туманом. Это целостная картина, на которой нашлось место всем, благодаря кому существовала и существует отечественная философская культура.

Особо следует отметить статьи о великих русских писателях, в нетленных своих произведениях, признанных шедеврами художественного творчества, выразивших мысли, не уступающие по глубине идеям классических философских трактатов. Действительно, одна из особенностей русской философии – богатство литературных форм. Жанр философского трактата не был до сих пор превалирующим в истории отечественной мысли. Поэзия и проза, драматургия и публицистика в России всегда отличались философичностью. Чем это объяснялось? Возможно, сказывались особенности российской жизни, заставлявшие прибегать к «эзопову» языку, прятать казавшиеся властям крамольными идеи в складках беллетристики и литературной критики, описаниях конкретных жизненных ситуаций и частных вопросов, скрывая их глубинное содержание и всеобъемлющее значение. А может, это особенность русской мысли, остро сознающей единство мироздания, всегда стремящейся дойти «до корня», в малом видеть великое, не признающей абстракции вне конкретности и испытывающей глубокое чувство ответственности перед реальностью, жизнью, какой она есть. Тогда идея, призванная дать ответ на вопросы, поставленные жизнью, облекалась в плоть конкретных проблем; в действии, литературном или общественном, решались вселенские задачи, на меньшее не соглашались русские люди.

Но как бы там ни было, без Толстого и Достоевского, Пушкина и Гоголя, Ленина и Ткачева отечественная философия немыслима так же, как и без Бердяева и Соловьева, Шпета и Потебни.

Авторы словаря учли это обстоятельство и включили во второе издание статьи о Пушкине и Гоголе, отсутствовавшие в первом. Эти оригинальные статьи, безусловно обогатили содержание словаря.

Подзаголовок справочника гласит: «Биографии, идеи, труды». Именно таков принцип построения отдельных статей, позволяющий авторам целостно охарактеризовать представленных в справочнике философов. Сведения биографического характера сопровождаются кратким, но насыщенным изложением основных идей философа, а библиографическая справка, заключающая каждую статью, содержит сведения о публикациях, в которых эти идеи излагались.

Традиционный для справочника алфавитный принцип организации материала, когда имена признанных классиков соседствуют со статьями о наших современниках, способен вызвать ощущение некоторого дискомфорта. Действительно, те, кто для тебя не просто люди, а персонализированные идеи, собрания сочинений, вдруг оказываются рядом с теми, кого хоть и уважаешь, чей научный авторитет для тебя безусловен, но кто воспринимается как реальный живой человек – учитель, коллега, оппонент, друг... Но ведь и сегодняшняя классика – вчерашняя современность, и «комплексы идей» когда-то были живыми людьми, с кем-то встречались и здоровались в университетских коридорах, спорили и дружили, у кого-то учились и кого-то учили. Ведь отечественная философия – это не застывшая конструкция, а процесс, история, постоянное развитие.

Когда философ пишет о философе, трудно бывает отвлечься от собственных предпочтений, избежать произвольной и тенденциозной интерпретации. Даже в таком «сухом» издании, как справочник, нелегко быть объективным. Выразиться это может в чем угодно – в подборе персоналий, объеме статей, изложении идей. Как заявлено в предисловии ко второму изданию, авторы «стремились следовать изначально заявленному принципу «гуманистического универсализма», не пытаясь преувеличить или преуменьшить значение каких-либо из направлений, школ, ориентации или отдельных фигур отечественной философии, хотя и сталкивались с попытками «партийного» или «кланового» воздействия, равно как и с упреками в субъективизме» (с. 3). Думается, что в целом авторам это удалось. Однако вызывает сомнение уместность ряда оценок, встречающихся в некоторых статьях, в особенности в статьях о философствующих политиках. Например, статья об И. В. Сталине. Наверное, такая статья действительно нужна – какова бы ни была философская ценность идей Сталина, воздействие его на судьбу философии не подлежит сомнению. Но к чему определение: «Один из наиболее жестоких диктаторов XX века, утвердивший тоталитарную систему в нашей стране»? Если уж анализировать роль Сталина в становлении советского общества, то нельзя отделываться только этими фразами2. Но вряд ли такому анализу место в этом словаре, и уж тем более следовало бы избегать эмоциональных оценок.

Представляется излишней и щепетильность авторов, при составлении словаря не включивших в него тех философов, кто по «партийным» соображениям сам отказался туда войти. Все же словарь должен создавать объективную картину русской философии, и личное нежелание оказаться в «недостойной» компании не стоит, вероятно, принимать во внимание. Так же, впрочем, как и самое горячее желание войти в словарь не может служить достаточной причиной для упоминания в нем.

О том, что словарь не просто философский аналог ставших модными справочников «Кто есть кто», свидетельствует включенная в него интересная подборка статей об особенностях русской философской мысли. Она как бы интегрирует словарь, дополняя внешний алфавитный принцип построения осмыслением русской философии последних двух столетий как целого, обладающего своеобразием и внутренним единством. Помимо широко известных философской публике статей С. Л. Франка, Н. О. Лосского, Б. П. Вышеславцева, не затрагивающих развития русской философии в советский период или даже прямо отрицающих возможность существования философии в советской России, опубликована статья И. Ю. Алексеевой, где рассматривается проблема преемственности советской философии по отношению к философии дооктябрьского периода. Преемственность предстает не как простое продолжение, а как продолжение диалектическое, включающее в себя существенный момент отрицания, принципиальной новизны, принимающей порой формы полного разрыва с прошлым и создания новой традиции.

Действительно, существование философии в императорской России вряд ли нуждается сейчас в специальном доказательстве. Но с философией советского периода дело обстоит сложнее. Охватившее нас в последнее время кликушеское самобичевание заставляет отрицать все, что связано с последними семьюдесятью годами русской истории, в том числе и отечественную философию этого периода. Западнический нигилизм смыкается здесь с возрождающимся славянофильским национализмом, рассматривающим «советскую» философию только как оторвавшегося от национальных корней идеологического монстра. Реальные достижения философов советского периода в различных областях: онтологии, гносеологии, социальной философии, логике и т. д., – не уступающие достижениям западных коллег, а зачастую и превосходящие их, убедительно доказывают, что философская мысль в России жила и развивалась. Вопреки жесточайшему идеологическому прессингу ей удалось сохранить и творчески развить гуманистические ценности русской философии XIX века, остаться на уровне требований, предъявляемых к ней эпохой.

Весомым свидетельством данному факту стал словарь «Философы России XIX–XX столетий», авторам которого удалось в сухой и строгой форме справочника создать непростую картину философствующей России, такой, какой она была на протяжении двух последних столетий.

Работа над словарем не может быть закончена в принципе. Жизнь не стоит на месте, да и рекомендации читателей первых изданий позволяют вносить коррективы, расширять содержание словаря. Хочется пожелать авторскому коллективу под руководством П. В. Алексеева успехов в дальнейшем труде над справочником, который, перефразируя известного классика отечественной философской мысли, можно в полном смысле слова считать «зеркалом русской философии».

1 Павлов А. Т. Русская философия в лицах//Свободная мысль. 1994. № 5. С. Мб.

2 На это обращала внимание и В. И. Селиванова в рецензии на первое издание словаря. См.: Селиванова В. И. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...»//Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1994. № 4. С. 69.