DOI: https://doi.org/10.30884/ipsi/2024.01.08
Казаков Александр Александрович – кандидат исторических наук, научный сотрудник Института российской истории РАН. ksandr.kazakov@gmail.com.
Статья посвящена слабо исследованному вопросу о границах времен года на материале русских летописей последней трети XV – первой трети XVI в. Сохранились свидетельства, что эти представления могли отличаться от современных. Результаты исследования предварительны и далеки от исчерпывающего решения проблемы, но могут быть дополнены и скорректированы по мере ее дальнейшего изучения.
Ключевые слова: историческая хронология, русское летописание, смена времен года, книжность Московской Руси.
Change of Seasons in Articles of Russian Сhronicles at the Turn of the 15th – 16th Сenturies: To the Statement of the Problem
Аleksandr А. Kazakov.
The article is devoted to the insufficiently explored question of the boundaries between the seasons and is based on the material of Russian chronicles of the last third of the 15th – the first third of the 16th century. There is evidence that they could differ from the modern ones. The results of the study are preliminary and far from being a comprehensive solution to the problem, but can be supplemented and adjusted as it is further studied.
Keywords: historical chronology, Russian chronicle-writing, change of seasons, Moscow Rus’ written sources.
Хронологические штудии, к сожалению, относятся к периферийному направлению в изучении отечественной истории эпохи Средневековья. Возможно, такое положение дел объясняется статусом хронологии как вспомогательной исторической дисциплины; определение «вспомогательной», вероятно, подразумевает необязательность такого рода исследований при работе с летописными источниками. В качестве примера можно привести хронологические особенности хорошо известного ученым летописчика рубежа XV–XVI вв. кирилло-белозерского старца Германа Подольного, в тексте которого составитель неожиданным образом использовал для погодных датировок вруцелета и соответствующий им мартовский стиль (Казаков 2023). На этот факт до недавнего времени не обращали внимания, может быть, из-за того, что в ту пору в хрониках возобладал сентябрьский год, в котором новолетие было приурочено к 1 сентября. Например, в официальном летописании конца XV в. запись за 6980 (1471/72) г. начинается так: «Мѣсяца септября 1 день в началѣ индикта, еже есть новое лѣто…» (Московский… 1949: 292).
Но если ситуация с новолетием была относительно стабильной – пусть с яркими, но все же единичными исключениями, – принципы смены сезонов в годовой сетке летописей остаются вопросом, едва затронутым в литературе. Отмечалось, правда, что «в документах XVI–XVII вв. деление года на сезоны встречается очень часто. Причем зима считалась с 25 января по 25 марта, весна – с 25 марта по 24 июня, лето – с 24 июня по 24 сентября, осень – с 24 сентября по 25 января» (Каменцева 2003: 45). Из приведенной выдержки не совсем понятно, однако, о каких именно «документах» идет речь. Наш опыт работы с рукописным наследием Иосифо-Волоколамской обители позволяет уточнить этот момент: в одном из манускриптов монастырской библиотеки первой половины XVI в. обнаруживается статья, касающаяся представлений о смене времен года. Приведем ее полностью: «Четьрми времены круг лет вѣнчал еси. Зима от Родо (Sic! – А. К.) Христова до Благовещения, а днѣи 90 и день, и четверть дни. Весна от Благовещения до Купалници, а днѣи 90 и день, и четверть дни. Лето то от Купалници до Зачатья Иоанна дни Предтѣчи, а днѣи 90 и день, и четверть дни. Осень от Зачатья Иоанна Прѣдтѣчи до Рожства Христова, а днѣи 90 и день, и четверть дни. Си четверть, си времена 4 одинаковы вси» (Государственный…: 212–212 об.).
Как видим, смена сезонов в статье привязывается к крупным церковным праздникам: зима наступает на Рождество, 25 декабря[1], граница зимы и весны приходится на Благовещение, 25 марта. Лето начинается со дня Рождества Иоанна Предтечи, 24 июня, и длится до праздника Зачатия Иоанна Предтечи, 23 сентября. Осень, соответственно, заканчивается в день Рождества Христова. Такое разделение года на сезоны, очевидно, представляет собой результат суждений средневекового книжника-христианина; это предположение подтверждается тем фактом, что все времена года здесь одинаковы, а границы между ними приходятся на дни церковных праздников.
(Упреждая замечание, что в статье праздник Рождества Иоанна Предтечи носит якобы не совсем христианское название Купальницы, отметим следующее. Во-первых, «купало» имело в древнерусском языке значение «креститель» [Срезневский 1893: 1369]. Во-вторых, название «Купальница» образовалось при помощи суффикса -ьница тем же способом, что и название другого церковного праздника, Вербного воскресения – последнее неоднократно встречается в новгородском летописании в статьях третьей четверти XII в. при датировках некоторых событий. Например, в записи под 6705 мартовским годом: «Приде князь ис Церьнигова Новугороду Яропълъкъ Ярославиць на вьрьбницу, настануцю лѣту мртъмь мѣсяцемь…» [Насонов 1950: 43]. В новгородской письменности раннего периода такой способ словообразования был весьма распространенным [Николаев 1991: 157]. Поэтому, очевидно, для книжника-христианина название праздника Рождества Иоанна Крестителя, Купальница, не имело каких-то отрицательных, связанных с язычеством коннотаций. Они появились гораздо позже, в конце XVII в., в виде специфических представлений: «Сему Купалу бесу еще и доныне по некоих странах безумныи память совершают, наченше июня 23 дня, въ навечерие Рождества Иоанна Предтечи…» [Мансикка 2005: 116]. Таким образом, связь с язычеством была не изначальной, а стала результатом замещения, при котором произошло полное искажение первоначального смысла названия).
Книжное происхождение статьи позволяет поставить вопрос о практическом значении представлений о смене сезонов. Разумеется, одной из главных сфер практического применения (или, наоборот, игнорирования) этих выкладок было летописание. И, поскольку волоколамский сборник содержит материалы, восходящие к концу XV в. (например, летописец, завершающийся изложением событий осени 1491 г.), и имеет признаки использования источников, относящихся к более раннему периоду, а именно к 1428 г. (Тихомиров 1962: 93), не будет ошибкой использовать выборку погодных статей за последнюю треть XV и первую треть XVI в. При этом рассматриваются записи, которые содержат не только указание на дату, число и месяц, но и на время года, а преимущественный интерес представляют указания на промежутки между 1 и 25 декабря, 1 и 25 марта, 1 и 24 июня, 1 и 23 сентября. Разумеется, обзор не претендует на исчерпывающую полноту, а представляет, скорее, попытку обнаружить и по возможности объяснить тенденцию на наиболее выразительных примерах.
Разыскания относительно перехода осень-зима открывают несколько интересных моментов. Общее число событий, приходящихся на декабрь, но отнесенных летописцем к осеннему периоду, невелико. 1 декабря 1514 г. в Москву пришли послы великого князя Василия III Дмитрий Ласкирев и Елеазар Суков (Софийская вторая… 2001: 404), в декабре 1506 г. великий князь «отпустил» крымских послов (Софийская… 1994: 178), в декабре 1489 г. на службу к Ивану III перешел из Литвы князь Дмитрий Федорович Воротынский (Типографская… 1921: 206) – последние два сообщения точной даты не содержат.
Обнаруживается и иное направление. Так, поставление старца Троице-Сергиева монастыря Евфимия в епископа Сарского 18 декабря 1496 г. и Вассиана Стригина-Оболенского в епископа Тверского 6 декабря 1477 г. летописи относят к событиям «зимы» (Софийская… 1994: 171; Московский… 1949: 323). Так же обстоит дело и с возведением архимандрита Феодосия на Рязанскую кафедру 8 декабря 1471 г. в сообщении Московского свода конца XV в. (Московский… 1949: 292). Но в Типографской летописи под 6990 г. сказано следующее: «Тое же осени поставлен бысть Феодосей, архимандритъ Чюдовьскый, епископомъ на Рязань». Можно предположить, что составитель или сводчик Типографской летописи, не зная точной даты хиротонии Феодосия, произвольно отнес ее к осени 1471 г. Это тем более вероятно, что известие о возведении на кафедру Великого Новгорода Феофила 15 декабря того же 1471 г. Типографская летопись относит к событиям зимы (Типографская… 1921: 192). Новгородское же летописание сообщает об этом событии под 6979 г. следующее: «И тои осени поставиша нареченнаго на владычество Феофила месяца декабря 15, в неделю…» (Новгородская… 2004: 188). Кроме того, рассказывая о приезде 4 декабря 1475 г. великого князя в Новгород «с миром», местный летописец упоминает, что «на Николин день на осеннѣи», то есть 6 декабря, Иван III пировал «у князя у Василья у Шюиского» (Там же: 199; ср.: Типографская… 1921: 195). Можно осторожно предположить, что в новгородском летописании прослеживается тенденция рассматривать декабрь как осенний месяц. Если обратиться к памятникам раннего новгородского летописания, можно обнаружить записи, подтверждающие такой вывод. Например, под 1388 г.: «Тои же осени, мѣсяца декабря въ 8, поиха владыка Иванъ на поставление владычества на Москву…» (Насонов 1950: 382). Но чудо, случившееся 30 ноября 1409 г. «въ церкви святого Михаила на Сковороткѣ», новгородский летописец относит к событиям «зимы» (Там же: 401). Поэтому критерии отнесения тех или иных событий ноября-декабря к осеннему или зимнему времени года в новгородском летописании размыты, зависят от ситуации и, возможно, привязаны к конкретным погодным условиям в тот или иной год.
В целом же, если говорить о границе осени и зимы в летописании последней трети XV – начала XVI в., то из приведенной выборки, не слишком обширной, можно сделать вывод, что тенденция причислять декабрь к осенним месяцам существовала, но была не единственной и тем более не доминировала. Кроме того, отдельные события декабря могли быть отнесены к осеннему периоду по ошибке.
Погодные статьи, в которых фиксируется граница зима-весна, в подавляющем большинстве случаев показывают, что летописцы относили март к зимнему времени года – хотя и здесь не обошлось без любопытных исключений. Так, в Типографской летописи среди событий «зимы» 1471 г. названа кончина ростовской княгини-инокини Марфы 23 марта (Типографская… 1921: 188). Это известие читается и в Софийской второй летописи, где следом помещена запись о том, что 13 марта «бысть гром и молонья, и дождь велик» – погодные явления, впрочем, не помешали приурочить их к происшествиям «тое же зимы» (Софийская… 2001: 169). Далее, под 1480 г. летописи сообщают, что зимой, 15 или 20 марта, «Бердулата царевичя, Мердулатова сына, зарѣзал татарин его же…» (Софийская… 1994: 161; ср.: Московский… 1949: 326) – поскольку происшествие пришлось на среду пятой недели Великого поста, а в тот год Пасха праздновалась 2 апреля[2], верна первая дата. К зиме относят летописцы и время преставления архиепископа Ростовского Вассиана Рыло, 23 марта 1481 г. (Московский… 1949: 328; Типографская… 1921: 202; Софийская первая… 1994: 162), и дату кончины великого князя Ивана Ивановича Молодого, 7 марта 1490 г. (Типографская… 1921: 206–207; Софийская… 1994: 164–165). Согласно Вологодско-Пермской летописи, зимой, 1 марта 1492 г., приходы Вологды были переданы в Пермскую епископию (Вологодско-Пермская… 1959: 287–288), хотя в других летописных сводах это событие отнесено к февралю (Типографская… 1921: 209; Софийская… 1994: 166). Как зимнее событие 1494 г. летопись упоминает выезд 10 марта Ивана III из Новгорода (Софийская… 1994: 170). События 1502 г., когда 9 марта «приходиша нѣмцы на Иваньгород», великий князь «отпустил» посла хана Большой Орды Ших-Ахмата «на пятои неделе поста в четверток» (Софийская… 1994: 175), то есть 10 марта, а Алексей Заболоцкий отправился с посольством в Крым 3 марта (Вологодско-Пермская… 1959: 295; Памятники… 1884: 382–383), тоже отнесены летописцами к зимнему периоду. Зимними, согласно летописцу, были литовские посольства 4 марта 1503 г. (Софийская… 1994: 175; Памятники… 1882: 363–364) и 21 марта 1507 г. (Софийская… 1994: 178). Кончина Нифонта, епископа Суздальского, 8 марта 1508 г. также принадлежит к событиям «зимы» (Там же: 178). Зимой состоялись дипломатические миссии 1509, 1515 и 1517 гг.: 8 марта 1509 г. к Василию III пришли «послы немецкие», 30 марта того же года Москву покинуло посольство крымского хана (Софийская… 2001: 388–389); 15 марта 1515 г. великий князь «отпустил» турецкого посла (Там же: 405); мартом 1517 г. отмечен в летописи приезд в Москву посла «от великаго магистра Прусскаго Албрехта немецкаго чину именем Феодорыкус» (Там же: 407). Правда, по посольским источникам «Феодорыкус», или «Дидрик Шимборка», прибыл в Москву 24 февраля и отправился назад 11 марта (Памятники… 1887: 5–24), что принципиально дела не меняет. Под 1518 г. летопись сообщает о том, что «тоя же зимы марта 4… прииде к великому князю… на Москву от Царяграда от вселеньскаго патреарха Феолипта митрополитъ Григореи Грекъ…» (Софийская… 2001: 412). Зимой 1522 г. «марта 23, Данилъ митрополитъ поставилъ Иону епископомъ на Рязань» (Продолжение… 1859: 269–270). Наконец, две «зимних» летописных записи относятся к марту 1526 г. Первая, о поставлении архиепископов, архимандрита Макария «изъ Лужковъ» в Новгород, а Кирилла «отъ Спаса изъ Суздаля» в Ростов, датируется 4 марта. Вторая – о приходе послов из Казани в марте без указания числа (Там же: 271).
Как видим, события марта, отнесенные летописцами к зимнему времени года, многочисленны и разнородны по содержанию: здесь и известия о смерти князей и иерархов, и записи о хиротониях, и большое число сообщений, касающихся посольских дел.
Количество мартовских записей, причисленных к весне, на порядок меньше. Среди них запись о выходе посольства Ивана Фрязина к папе Римскому из Москвы 20 марта (Московский… 1949: 281). Правда, в другом своде это событие датировано 3 марта (Вологодско-Пермская… 1959: 225). Любопытно и сообщение о приходе к Ивану III в 1475 г. «марта 26 на велик день» Семена Тобузина, посла из Рима (Вологодско-Пермская… 1959: 303); с одной стороны, оно погранично, поскольку наступление весны в источнике книжного происхождения привязано к празднику Благовещения 25 марта, но с другой – иногда «зимние» даты выходили за эту границу. К 1477 г. относится бытовая зарисовка: «Тоя же весны, марта мѣсяца 13 день, в среду среднюю поста, попреже священнои поиде дождик мал. Написах того дѣля понеже от ведениа богородици все были морозы великые и по тот день» (Летописный… 1962: 311). Под 1492 г. летопись упоминает, что в марте «отпустил князь великы крымъского посла, да с нимъ послалъ своего посла къ царю Мин-Гирею Лобана Колычева» (Софийская… 1994: 166) – согласно посольским документам, это произошло 20 марта (Памятники… 1884: 135). Весной 1493 г. в субботу перед Вербным воскресением, которая пришлась на 31 марта, «погорѣ град Кострома весь» (Софийская… 1994: 167). В 1494 г. «весны марта 9» Иван III отправил послов в Литву (Там же: 168). В вербное воскресение, 16 марта 1516 г., в Троице-Сергиевом монастыре скончался Серапион, бывший архиепископ Великого Новгорода (Софийская… 2001: 388, 406). Правда, есть иная дата кончины опального владыки – 16 мая (Типографская… 1921: 218), но она наверняка ошибочна, поскольку Типографская летопись в этой части восходит к краткому летописцу Троице-Сергиева монастыря (Насонов 1969: 386), в котором читается «марта 16» (Российский… Ф. 181. Оп. 4. № 365).
Подводя промежуточный итог, отметим, что достаточно обширная летописная выборка за март может служить подтверждением, что Благовещение было границей между зимним и весенним сезоном. Есть, однако, и нюансы. Во-первых, некоторые «зимние» события выходят за границу 25 марта, другие же «весенние» – наоборот, находятся в пределах этой границы. Впрочем, число тех и других невелико.
Рубеж весна-лето в русском летописании определяется не столь четко, как предыдущий. События первой половины июня, которые летописцы уверенно относят к весеннему сезону, немногочисленны. Первое из них – в статье 1489 г.: «Тое же весны июня въ 11 посылалъ князь великыи Иванъ Васильевичь всея руси рать свою на Вятку…» (Софийская… 1994: 164). При этом в некоторых летописях это событие датируется 11 июля, но все равно относится к весне (Типографская… 1921: 206). Следующее «весеннее» событие – смерть 12 июня 1499 г. Евфимия, епископа Крутицкого, за которой читается запись о возведении на Крутицкую кафедру Трифона, игумена Богоявленского, «того же лѣта июня 14» (Софийская… 1994: 172). Очевидно, последняя дата появилась в результате описки. Это, кстати, подтверждают другие летописи, где читается дата «июля 14, в недѣлю» (Летописный… 1962: 332; Софийская вторая… 2001: 358). Последнее такого рода событие «весны» – второй поход Василия III на Смоленск, начавшийся 14 июня 1513 г. (Софийская… 2001: 396).
Как видим, в летописях иногда происходила путаница с летними месяцами, «июнь» под пером составителя, сводчика или переписчика летописного текста превращался в «июль». Поэтому большой интерес представляет статья за 1481 г. о кончине брата Ивана III Андрея Васильевича Меньшого, удельного князя Вологодского. Летописцы часто приурочивают ее к весне; но в некоторых летописных записях точная дата отсутствует: «Тое же весны преставися благовѣрный и христолюбивый государь, добрый ласковый князь Андрѣй Васильевичь Меньший» (Типографская… 1921: 202; ср.: Софийская… 2001: 312); в других – говорится, что князь скончался 5 июля (Московский… 1949: 328–329; ср.: Вологодско-Пермская… 1959: 274), в третьих – 10 июля (Новгородская… 2004: 207). Очевидно, разрешить противоречие, исходя лишь из летописных текстов, невозможно; можно лишь предположить, что датированные записи содержат ошибку: либо князь умер не весной, либо не в июле.
«Летних» же событий июня не в пример больше. Это известия об избрании по жребию Сергия, старца Троице-Сергиева монастыря, на Новгородскую архиепископию 17 июня 1483 г. (Московский… 1949: 330), о кончине великокняжеского дьяка Василия Мамырева 5 июня 1490 г. (Летописный… 1962: 320), о нападении татар на алексинскую волость Вошану 10 июня 1492 г. (Софийская… 1994: 166), о посольстве в Литву 1 июня 1499 г. (Софийская… 1994: 172), о въезде великого князя в Воронцово 9 июня 1502 г. (Софийская… 2001: 368), о начале похода «третиею ратию ко граду Смоленску» 8 июня 1514 г. (Там же: 399). Но здесь следует сделать оговорку, поскольку формула «того же лета», которая предваряет эти летописные статьи, может указывать не на сезон, летнее время года, а на сам год. Так, в раннем новгородском летописании часто используются формулы «в то же лѣто, на зиму…», «тому же лету исходящю, на весну…», «томъ же лѣтѣ, осень…» (Насонов 1950: 32, 33, 35). При этом формула «того же году» в летописях практически не используется – за редкими исключениями, например в сообщении за 1483 г.: «Того же году родись у сына великого князя Ивана у Ивановича сынъ Дмитреи от Волошенки октября 10» (Софийская… 2001: 317; ср., однако: Софийская… 1994: 163).
Многозначность понятия «лето» порождала интересные казусы в историографии. А. И. Плигузов, обратившись к летописной статье за 1503 г., отметил, «что она содержит датированные известия за 23 октября 1502 г. – 7 мая 1503 г. и три дополнительных записи: о церковном соборе в Москве, о прибытии крымского посольства в Москву, о болезни Ивана III». Дата начала болезни Ивана III, 28 июля, впервые встречается в Иоасафовской летописи 1520-х гг. в виде приписки на полях, откуда попадает «и в последующие своды». Все приведенные факты позволяют усомниться в справедливости приведенной в летописи последовательности событий, поскольку соборные приговоры датированы либо 6 августа, либо 1 сентября 1503 г. – последнюю дату он считает более достоверной, поэтому и заседания собора относит к рубежу августа – сентября 1503 г. (Плигузов 2002: 335–337).
Непосредственное обращение к летописному своду 1518 г., на который опирался в своих построениях исследователь, обнаруживает более сложную картину. Во-первых, летописные записи действительно заканчиваются известиями о двух соборных заседаниях, о вдовых попах и взимании ставленнических пошлин, приходе послов от «царя» и начале предсмертной болезни великого князя – все они помечены как события «того же лѣта» (Летописный… 1962: 336–337). Очевидно, датировка может быть как широкой, включающей целиком сентябрьский 7011 г., период с сентября 1502 по август 1503 г., так и узкой, относящейся лишь к летним месяцам 1503 г. А. И. Плигузов, если исходить из его построений, второй вариант даже не рассматривает.
Во-вторых, если говорить о посольских делах, в Москву приходили татары с грамотами от крымского хана Менгли-Гирея 9 июля 1503 г. (Памятники… 1884: 472), что вкупе с последующим известием о болезни Ивана III едва ли позволяет говорить о нарушении последовательности событий. Но вопреки утверждению А. И. Плигузова, в летописной записи 1503 г. речь идет не о дипломатической миссии из Крыма, а о посольстве из Большой орды: «Того же лѣта прииде посол Шиахматов царев Аллиар, а брата его Хозяк-салтанов посол Кем-Оурус». В свою очередь, эта запись является сокращением, причем дефектным, соответствующего известия предшествующего свода под тем же 1503 г.: «Того же лѣта приде посол Шиахматовъ царевъ Аллиаръ, а брата его Хозякъ-салтановъ посолъ Хозя же а Багатыревъ-салтановъ посолъ Кемоурюкъ» (Софийская… 1994: 176)[3]. Послы хана Большой орды Ших-Ахмата, Чатырбай и Аллагьяр, приходили к великому князю в 7011 сентябрьском году, тогда же приходил в Москву и посол брата Ших-Ахмата, царевича Багатыря, Кемерус – об этом известно из наказа Ивана III Ивану Берсеню-Беклемишеву, выехавшему из Москвы в Крым 23 февраля 1503 г. (Памятники… 1884: 456). Поскольку посольства из Большой орды пришли раньше этой даты, можно сделать вывод, что в завершающих погодную статью 1503 г. записях действительно имеет место хронологическая нестыковка. Но она вполне объяснима, если учесть, что посольство от Ших-Ахмата в тот год было не единственным: в грамоте Менгли-Гирею, отправленной 22 августа 1503 г., от имени Ивана III сказано следующее: «А царь Шигъ-Ахметъ сего лѣта присылалъ ко мнѣ съ моими людми посла Булгаира Китаа…» «Лето» здесь, очевидно, означает время года, поскольку в той же грамоте ранее используется оборот «сеѣ зимы» в сообщении о венгерском и литовском посольствах в Москву (Там же: 481–482). Можно предположить, что приход второго посольства от Ших-Ахмата летом 1503 г. стал поводом к внесению в летописный текст известий о первом посольстве, которое состоялось ранее, вероятно, на рубеже 1502–1503 гг.
В-третьих, соборные заседания лета 1503 г. могли состояться не на рубеже августа и сентября, а гораздо раньше, на что, кстати, указывает дата соборного приговора, 6 августа, отвергнутая А. И. Плигузовым, мнение которого было подвергнуто критике другими исследователями (Алексеев 2002: 280–281). Известно, что Иван III пытался присоединить церковные земли, в частности вотчины Троице-Сергиева монастыря, к своим владениям, но получил отпор от иерархов; против инициативы великого князя держал речь и архиепископ Геннадий Новгородский. Но о его появлении в Москве известно из летописной записи, которая рассказывает о соборных заседаниях о вдовых попах и пошлинах за поставление священнослужителей «того же лѣта» 1503 г. (Софийская… 1994: 176; Летописный… 1962: 336). Поэтому поземельный вопрос вполне мог обсуждаться параллельно с дисциплинарным. Кроме того, поводом к наступлению на церковное землевладение стало событие, которое надо приурочить к весенним полевым работам 1503 г.: гнев Ивана III вызвал чернец Конан, нарушивший при пахоте межу с великокняжескими землями. Завершение конфликта из-за церковных вотчин, по всей вероятности, было связано как раз с болезнью великого князя, «прииде же посѣщение от бога на великаго князя самодержца: отняло у него руку и ногу и глаз» (Бегунов 1964: 352). Таким образом, о противоречии или нарушении последовательности изложения в записях, завершающих летописную статью за 7011 сентябрьский год, следует говорить по меньшей мере с осторожностью. Ключевым маркером, по которому все эти события можно отнести к июню – концу июля 1503 г., когда Ивана III постиг удар, служит указание «того же лѣта», которое в данном случае указывает скорее на время года, а не на год вообще.
Наиболее очевидным образом обстоит дело с определением границы лето-осень, поскольку прямые признаки того, что сентябрь рассматривался в летописании как летний месяц, отсутствуют. Косвенные признаки основаны лишь на предположении, что в некоторых случаях фраза «того же лета сентября» указывает на время года, лето, а не на год вообще. Так, под 1471 г. в летописании сохранилась следующая запись: «Того же лѣта мѣсяца септября въ 2 день поидоша из Новагорода изо осады многое множество людеи…» Можно предположить, что «лето» в данном контексте имеет значение сезона, что, впрочем, не подтверждается последующим сообщением: «Тое же осени мѣсяца того же сентября въ 10 приде из Венецѣи Онтон Фрязинъ…» (Московский… 1949: 292).
Интересна и завершающая 7018 сентябрьский год запись о возведении «того же лѣта» кирпичной церкви в Старом Симонове – речь здесь идет, скорее всего, о летнем времени года, когда сподручнее было вести строительные работы. Завершается статья сообщением об освящении построенного храма митрополитом Симоном «мѣсяца септевриа в 1, в неделю» (Летописный… 1962: 345), но непонятно, относилось ли это событие к летнему сезону.
Известий о сентябрьских событиях, которые летописец относит к осени, немного. Так, в 1496 г. «осени септября 18 в неделю» была освящена церковь Преображения «в монастыри на Новом» (Софийская… 1994: 171), а под 1501 г. летопись сообщает о прибытии «тое же осени септября» в Москву посла «от кафиньского салтана Шах-зоди, Баязит-салтанова сына именем Алакоз о любви» (Там же: 174).
Казус представляет собой запись об аресте архиепископа Феофила Новгородского под 1479 г., «тое же зимы сентября в 9» (Московский… 1949: 326). Запись, разумеется, содержит ошибку, поскольку из иных летописей известно, что великий князь «поимал» Феофила зимой 1480 г., 19 января (Новгородская… 2004: 2001).
Таким образом, наступление осени сложно приурочить к празднованию Зачатия Иоанна Крестителя 23 сентября, во всяком случае, на материале летописей рубежа XV–XVI вв.
Подводя итог обзору, отметим следующее. Летописный материал, на основе которого можно составить представление о границах времен года в Московской Руси последней трети XV – первой трети XVI в., достаточно обширен, а содержание записей, в которых упомянуты не только дата события, но и время года, довольно разнообразно. При этом в летописях нигде не фиксируются точные даты перехода от сезона к сезону – в задачи летописцев это явно не входило.
Вместе с тем на основе приведенного материала можно сделать вывод, что март рассматривался как зимний месяц и исключения из этого правила встречаются нечасто. По всей вероятности, наступление весны связывалось непосредственно с праздником Благовещения, хотя, повторимся, прямых свидетельств этому нет, но и случай, когда к зимнему периоду отнесены события, датированные 30 марта, единичен. С другой стороны, основываясь на летописном материале, сложно сделать однозначный вывод, имели ли эти представления книжный характер или непосредственно определялись климатическими условиями. Тем не менее факт остается фактом: летописцы в подавляющем большинстве случаев записи, помещенные под мартом, относили к зимним.
Менее уверенно следует связывать наступление лета с праздником Купальницы, или Рождества Иоанна Предтечи: события, датированные преимущественно второй декадой июня, летописцы нечасто относят к весенним. Но игнорировать даже эти немногочисленные случаи тоже нельзя. Поэтому здесь можно говорить о ситуативности подхода. Кроме того, следует учитывать тот факт, что само понятие «лета» в летописном материале имеет два значения: широкое, как непосредственно год, и узкое – как летнее время года. Определить, какое значение вкладывает летописец в шаблонное выражение «того же лета, июня», крайне сложно.
Граница лета и осени в летописях вообще представляет загадку. Связано это главным образом с тем, что 1 сентября в рассматриваемый период – повсеместно утвердившаяся дата новолетия. Поэтому в сентябрьских записях «того же лета» речь идет, скорее всего, о событиях, приуроченных к начавшемуся году.
Наступление зимы в летописных записях вариативно: одни летописцы относят декабрьские события к зимним, согласно другим, число которых не столь велико, границу наступления зимы можно отодвинуть по крайней мере к середине декабря. Весьма показательно, что в летописном своде новгородского происхождения празднование памяти Николая Чудотворца 6 декабря названо «Николиным днем осенним». Этот пример может свидетельствовать о том, что наступление декабря не воспринималось как начало зимы.
Разумеется, нужно отметить и наличие в рассмотренных погодных записях очевидных ошибок, таких как отнесение сентябрьских происшествий к зиме или июльских к весне. К сожалению, в рамках настоящего предварительного обзора нет возможности объяснить причины возникновения этих ошибок, которые, по всей вероятности, появлялись не только в результате банальных описок сводчиков и переписчиков хроник. Очевидно, продолжение разысканий в том же направлении на основе более проработанных подходов к анализу летописных текстов позволит прийти к более содержательным и обоснованным выводам о воззрениях на смену времен года и продвинуться в понимании вопроса о взаимодействии книжных представлений с повседневными практиками русского Средневековья.
Литература
Алексеев, А. И. 2002. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV – начала XVI в. СПб.: Алетейя.
Бегунов, Ю. К. 1964. «Слово иное» – новонайденное произведение русской публицистики о борьбе Ивана III с землевладением церкви. В: Лихачев, Д. С. (отв. ред.), Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 20. М.; Л.: Наука.
Вологодско-Пермская летопись. 1959. В: Полное собрание русских летописей. Т. 26. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
Казаков, А. А. 2023. Летописчик белозерского старца Германа Подольного рубежа XV–XVI вв.: хронологический аспект. В: Смирнов, Я. Е. (науч. ред.), История и культура Ростовской земли. Ростов: Гос. музей-заповедник «Ростовский кремль», с. 70–75.
Каменцева, Е. И. 2003. Хронология: учеб. пособие для студентов вузов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Аспект-Пресс.
Летописный свод 1518 г. 1962. В: Полное собрание русских летописей. Т. 28. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
Мансикка, В. Й. 2005. Религия восточных славян. М.: ИМЛИ РАН.
Московский летописный свод конца XV века. 1949. В: Полное собрание русских летописей. Т. 25. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
Насонов, А. Н. (ред.)
1950. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
1969. История русского летописания XI – начала XVIII в. М.: Наука.
Николаев, Г. А. 1991. Формы именного слоообразования в языке XII в. В: Колесов, В. В. (отв. ред.), Древнерусский язык домонгольской поры: межвузовский сб. Л.: Изд-во ЛГУ, с. 155–164.
Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского. 2004. В: Полное собрание русских летописей. Т. 43. М.: Языки славянской культуры.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою Ордами и с Турцией. Т. I: с 1474 по 1505 г., эпоха свержения монгольского ига в России. 1884. В: Сборник Русского исторического общества. Т. 41. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и К°.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Немецким орденом в Пруссии 1516–1520 гг. 1887. В: Сборник Русского исторического общества. Т. 53. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и К°.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. I (с 1487 по 1533 год). 1882. В: Сборник Русского исторического общества. Т. 35. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и К°.
Плигузов, А. И. 2002. «Соборный ответ 1503 г.». В: Плигузов, А. И., Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия. М.: Индрик,
с. 331–386.
Продолжение Летописи по Воскресенскому списку. В: Полное собрание русских летописей. Т. 8. 1859. СПб.: Тип. Эдуарда Праца.
Софийская вторая летопись. 2001. В: Полное собрание русских летописей. Т. 6. Вып. 2. М.: Языки русской культуры.
Софийская первая летопись по списку И. Н. Царского. 1994. В: Полное собрание русских летописей. Т. 39. М.: Наука.
Срезневский, И. И. 1893. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб.: Тип. Имп. академии наук.
Типографская летопись. 1921. В: Полное собрание русских летописей. Т. 24. Пг.: 2-я Гос. тип.
Тихомиров, М. Н. 1962. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М.: Изд-во АН СССР.
Grumel, V. 1958. La Chronologie. Paris: Presses Universitaires de France.
Архивы
Государственный исторический музей. ОР. Епархиальное собрание, 410. Сборник смешанного содержания. Вторая четверть XVI в.
Российский государственный архив древних актов. Ф. 181. Оп. 4. № 365. Сборник смешанного содержания. XVII в.
* Для цитирования: Казаков, А. А. 2024. Смена времен года в статьях русских летописей рубежа XV–XVI вв.: к постановке проблемы. Историческая психология и социология истории 1: 189–203 DOI: 10.30884/ipsi/2024.01.08.
For citation: Kazakov, A. A. 2024. Change of Seasons in Articles of Russian Сhronicles at the Turn of the 15th – 16th Сenturies: To the Statement of the Problem. Istoriсheskaya psikhologiya i sotsiologiya istorii = Historical Psychology & Sociology 1: 189–203 (in Russian). DOI: 10.30884/ipsi/2024.01.08.
[1] Здесь и далее все даты приводятся по юлианскому календарю.
[2]Здесь и далее даты Пасхи приводятся по изданию (Grumel 1958).
[3] Приведенное разночтение позволяет скорректировать утверждение о тексто-логической зависимости Софийской первой летописи по списку И. Н. Царского от свода 1518 г., на котором настаивает А. И. Плигузов (2002: 336, прим. 21).