Жизнь в поисках истины

В «Апологии истории» Марк Блок вспоминал: «Однажды я сопровождал в Стокгольм Анри Пиренна. Едва мы прибыли в город, он сказал: “Что мы посмотрим в первую очередь? Здесь, кажется, выстроено новое здание ратуши. Начнем с него”. Затем, как бы предупреждая мое удивление, добавил: “Будь я антикваром, я смотрел бы только старину. Но я историк. Поэтому я люблю жизнь”».

Мой отец был историком. Кандидатом экономических наук и доктором философских наук, а по сути – историком. Вероятно, его жизнь нельзя назвать легкой и безмятежной, но, вспоминая о нем, я неизменно представляю его улыбающимся, воодушевленным и хорошо помню его ясный взгляд, всегда устремленный к новым горизонтам. Взгляд проницательный, который мог охватить множество деталей и воспринимать их в исходной целостности. Теперь еще более, чем прежде, я убеждаюсь, что жизнь его была невероятно насыщенной событиями, встречами, впечатлениями и свершениями, и потому, наверное, можно назвать ее не просто интересной, но полной и счастливой.

Он родился в самом начале Второй мировой войны. Это трудное время было продолжением испытаний, которые выпали на долю его семьи, сам факт создания которой был сопряжен с трагическими событиями.

Каждая семья, развиваясь во времени, преломляясь в жизни поколений, раскрывает свой опыт и свою логику прочтения исторических событий, по-своему встраиваясь в них. Революции и гражданские войны, эпохи кризиса порой разводят близких людей, а порой соединяют людей непохожих, живущих разными жизнями.

Его родители были представителями двух разных социальных слоев, двух главных российских этносов, двух культур, вобравших две исторических памяти, два разных мировоззрения, два менталитета и сливавшихся в общий исторический путь.

Мама, Елизавета Иосифовна Кульпина, происходила из русской крестьянской семьи. Человеком она была волевым и стойким. У нее был удивительно сильный характер, лишь крепнущий и закаляющийся ото всех трудностей, которые ей готовила судьба и которые она принимала со всей решительностью. Елизавета получила высшее образование, стала ботаником, в то время как ее мама Анна Петровна, дочь мельника, женщина удивительной доброты, славная своей кротостью и терпением, с трудом выводила буквы, все свое время посвящая младшим братьям и сестрам, а после – детям, внукам и правнукам. Ее светлая вера, долготерпение, любовь и забота о близких и по сей день согревает нашу семью незримым, но ощутимым присутствием…

Отец, Сальман Газизович Губайдуллин, был потомком двух крупных родов казанских татар – Губайдуллиных и Казаковых, меценатов, покровителей культуры, просвещения и науки. Детские воспоминания моего дедушки сохранили образ того чудесного времени, когда его большая семья жила полной жизнью, ожидая в будущем продолжения множества значительных начинаний. Революция полностью уничтожила эту жизнь, ее надежды и планы, оставив лишь память о том, чего уже никогда не вернешь.

Сальман был совсем еще юн, почти подросток, когда начались политические гонения 30-х годов, коснувшиеся и его отца Газиза Салиховича Губайдуллина, первого татарского профессора-историка, которого, как и многих просвещенных людей, ученых и интеллектуалов того времени, глубоко волновали важнейшие вопросы, звучавшие особенно остро в переломное время: кто мы, куда идем, как сделать жизнь народа лучше, какое будущее ждет родную страну? В тревожные 30-е годы Газиз повторял своему сыну: «Я всю жизнь честно трудился, учил молодежь, писал книги… Я ни в чем не виновен ни перед народом, ни перед Родиной». В 1937 г. Газиз был арестован и вскоре расстрелян, ему было 50 лет – расцвет жизненных и творческих сил. Это случилось в Баку. Его жена Рабига Шакировна и двое сыновей, Сальман и Микаиль, остались одни в совершенно пустой квартире, где была проведена тотальная конфискация имущества. Вскоре была арестована и Рабига Шакировна, ее сыновья остались совсем одни. Пять последующих лет она провела в карагандинских лагерях.

Сальман учился тогда на третьем курсе биолого-почвенного факультета Азербайджанского государственного университета, где еще совсем недавно деканом восточного факультета был его отец. Пережив невероятно трудный год, почти без средств к существованию, не имея жилья, будучи «сыном изменника Родины», Сальман женился. Первое, что сделала моя бабушка Елизавета Иосифовна, – отправила Микаиля, тогда еще школьника, к своим родственникам. Еще через год родился мой отец. Скоро его родители окончили учебу в университете, стали почвоведами. Казалось, жизнь потихоньку налаживалась. И тут началась война. Моему деду Сальману было тогда 25 лет. Он прошел всю Великую Отечественную войну, был старшиной роты. В нашей семье по праву гордились его мужеством и бесстрашием.

После войны начались новые испытания – теперь Сальман был вынужден скрываться от преследований власти не только как «сын врага народа», но и как один из оппонентов небезызвестного
Т. Д. Лысенко. Долгие годы семья провела в экспедициях, без собственного дома, без определенного будущего. За десять лет мой отец сменил десять школ в разных республиках Советского Союза.

Особенности детства сформировали отцовский характер. Он был непритязателен, вынослив, стоек, умел радоваться малому. Комфорт, даже в зрелом возрасте, его не интересовал, он был по натуре предельно аскетичен, спал на жесткой доске, ни в каких особенных условиях быта не нуждался. Мне кажется, папа был человеком больших пространств. Он любил преодолевать протяженные расстояния пешком, не любил сидеть на месте, был невероятно подвижен и активен. Даже в последние годы он поднимался на Ай-Петри или мог пройти пешком из Симеиза в Алупку в самую жару. Нам становилось нехорошо, мы тревожились, когда слышали об этом, но он, судя по его виду, чувствовал себя отлично.

Теми же пространственно-временными измерениями – почти неисчислимыми широтой и глубиной – обладал и его внутренний мир. Такими же были его профессиональные интересы.

Его профессиональный путь складывался необычно. Отец мечтал быть востоковедом, но в ИСАА МГУ не прошел по здоровью – из-за порока сердца. Учился сначала в Лесном институте, потом в Полиграфическом институте. Предполагал стать журналистом, но его влекли к себе наука, научные открытия, всегда хотелось пойти по стопам родителей и деда Газиза. Он поступил в аспирантуру Института международного рабочего движения, где увлекся темой своей диссертации и по ее результатам выпустил свою первую книгу «Технико-экономическая политика руководства КНР и рабочий класс Китая».

Он никогда не считал себя диссидентом, но для него всегда было принципиально важно не умалчивать свое мнение в требующей того ситуации. В некоторых вопросах он был категоричен. «Нет худшего вида лжи, чем полуправда», – говорил он.

Он много писал о современном Китае, его работы не публиковали. Он ездил с лекциями по всей стране, вновь со времен детства расширяя географию своего присутствия. Свою монографию «Человек и природа в Китае» он выпустил в 1990 г., спустя десять лет после ее написания. Эти годы стали для него неоценимым опытом, научив верно расставлять приоритеты, безусловно жертвовать мнимыми благами и быть всегда выше обстоятельств.

В 1992 г. он защитил докторскую диссертацию, благодаря чему утвердился официальный научный статус созданной им новой научной дисциплины – социоестественной истории. Вслед за исследователями ХХ в. задаваясь вопросом, является ли история наукой, он искал в ней возможности истинного отображения действительности.

Так, основатели и апологеты школы «Анналов» понимали значимость постановки вопроса, с которым обращались к прошлому, тщательно интервьюируя историю в своих исследованиях, и каждый из них составлял свой свод ответов. Среди поставленных ими проблем была озвучена необходимость привлекать для изучения истории другие дисциплины: социологию, демографию, экономику, географию и философскую рефлексию. Постепенно повысилась значимость исследований менталитета и были созданы предпосылки для изучения историками коллективного бессознательного, а значит, привлечения психологии изучения больших групп людей – изучения истории чувств и образа мышления эпохи. В период кризиса исторической науки они (в первую очередь Ле Гофф) стремились доказать, что история – это не пространство памяти, подвергаемое искажениям и существующее лишь в интерпретациях, а истина, которую стоит искать, скрупулезно восстанавливать, привлекая всю остроту ума и эрудицию.

Для целостного ответа на поставленные вопросы требовалась единая методология. Такой ответ на эти вопросы и единая методология были выработаны социоестественной историей (СЕИ), возникшей на стыке гуманитарных и естественных наук, комплексно изучающей триединство природа – хозяйство – ментальность на основе взаимосвязей, взаимодействия и взаимовлияния процессов, явлений и событий в жизни природы и общества.

СЕИ показывает, что история становится наукой, когда привлекает объективные принципы, которые может дать природа и трактующие ее естественные науки. Главными в СЕИ становятся аргументы истории биосферы, факты, объясняемые законами живой и неживой природы. Действующими сторонами СЕИ становятся Человек и Природа, при этом Человек рассматривается как крупный социальный организм на уровне этноса и суперэтноса, живущих столетиями.

По убеждению естественников, научная методология состоит в том, что заурядное явление может стать ключом к пониманию тайн природы. СЕИ прилагает этот ключ к раскрытию тайн человеческого прошлого, к общественному развитию, помогая воссоздать более полную и достоверную картину минувшего.

Принципы СЕИ сформулированы лапидарно и четко. Для будущих исследователей истории они содержат те зерна, которые помогут в восстановлении подлинной действительности прошлого.

Мой отец был цельным человеком. Он предельно внимательно и честно относился к науке и жизни в целом, был самостоятельным ученым, обладавшим широтой научных интересов, невероятной энергией, богатством идей и щедростью, с которой готов был ими делиться с каждым интересующимся, «невзирая на лица» и никогда не считая своего потраченного времени. Вопрос не только о смысле и назначении истории (говоря словами Карла Ясперса), но и о ее истинности был для него особенно важен, потому что только ответив на него, он мог признать, что полностью состоялся как человек и как ученый. То, что он сумел найти на него уникальный ответ, стало наиболее существенной характеристикой его цельной натуры.