Революция и модернизационные ловушки

DOI: https://doi.org/10.30884/iis/2023.02.01

Гринин Леонид Ефимович, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, руководитель Евро-азиатского Центра мегаистории и системного прогнозирования. E-mail: leonid.grinin@gmail.com.

В статье рассматриваются некоторые важные процессы, связанные с революциями в модернизирующихся обществах. Это актуально не только в плане исторического исследования, но и для целого ряда современных обществ, находящихся в процессе модернизации. Для доиндустриальных обществ может быть характерна мальтузианская ловушка, которая связана с отставанием производительных сил от темпов роста численности населения, то есть с недостаточно быстрым технологическим ростом и в целом слабой динамикой изменений. Основой процесса модернизации являются индустриализация и связанные с ней глубинные изменения. Модернизация дает возможность выйти из мальтузианской ловушки. Но в процессе выхода из нее, как и в процессе изменения общества, есть риск попасть в ловушку иного типа ‒ модернизационную. Модернизационная ловушка, в отличие от мальтузианской, является результатом чрезмерно быстрых изменений, так как темп развития общества существенно ускоряется. К таким изменениям, однако, не успевает адаптироваться целый ряд общественно значимых отношений и институтов. Из-за неспособности многих традиционных институтов, отношений и идеологий поспевать за изменениями в технологиях, коммуникациях, системе образования, медицинской сфере, демографических структурах возникают мощные деформации, напряжения, противоречия, завышенные ожидания, радикальные идеологии и т. п. В итоге это ведет к предпосылкам для революционного кризиса. Таким образом, революции особенно характерны для определенной фазы развития общества, когда среди многих трансформаций присутствует и модернизация. Автор также предлагает оригинальную типологию модернизационных ловушек и собственно модернизации.

Ключевые слова: модернизация, индустриализация, мальтузианская ловушка, модернизационная ловушка, марксова ловушка, молодежная ловушка, типология модернизации, фазы развития общества, революционный кризис.

Revolution and modernization traps

Leonid E. Grinin. 

The article examines some of the important processes associated with revolutions in modernizing societies. This is relevant not only in terms of historical research, but also for a number of modern societies that are in the process of modernization. The author studies some of the important processes associated with revolutions in modernizing societies. Pre-industrial societies may be characterized by the Malthusian trap, which is associated with the lagging of productive forces behind the rate of population growth, that is, with insufficiently rapid technological growth and generally weak dynamics of change. The basis of the modernization process is industrialization and the profound changes associated with it. Modernization makes it possible to escape the Malthusian trap. But in the process of escaping the trap, similar to the process of changing society, there is a risk of falling into a trap of a different type – the modernization one. The modernization trap, unlike the Malthusian one, is the result of excessively rapid changes since the societal developmental rate significantly accelerates. However, a number of socially significant relations and institutions fail to adapt to these changes. There arise considerable deformations, tensions, contradictions, high expectations, radical ideologies, etc. due to the inability of many traditional institutions, attitudes and ideologies to keep up with changes in technology, communications, the education system, the medical field, and demographic structures. Ultimately, there emerge prerequisites for a revolutionary crisis. Thus, revolutions are especially characteristic of a certain phase of the societal development when modernization is also present among many transformations. The author also offers an original typology of modernization traps and modernization itself.

Keywords: modernization, industrialization, Malthusian trap, modernization trap, Marxian trap, youth trap, typology of modernization, phases of social development, revolutionary crisis.

1. Революции как результат модернизации

Модернизационные ловушки как возможность возникновения революции

С наступлением Нового времени революции стали не только одним из средств изменения социально-политического режима, но также важным фактором ускорения развития. Неудивительно, что они являются знаковым явлением социально-политических трансформаций Нового времени. Таким образом, с точки зрения всемирно-исторического процесса революции (начиная с раннего Нового времени) можно рассматривать как закономерность, причем закономерность определенного этапа развития общества (см.: Goldstone et al. 2022b; Grinin 2022a, 2022b, 2022d, 2022е; Grinin L., Grinin A. 2022; см. также: Grinin 2018a, 2018b; Гринин 2018). Нередко его определяют как период модернизации, характеризующийся изменениями в технологиях, а также многих экономических и общественных отношениях, которые постепенно (но по историческим меркам довольно быстро) трансформируются из архаических в современные. Однако во время таких переходных периодов, как правило, возникают кризисы, которые являются следствием неспособности многих традиционных институтов и отношений, а также идеологий следовать за изменениями в технологиях, коммуникациях, системе образования, медицинской сфере и демографической структуре. Это приводит к росту радикальных настроений в обществе и революционному кризису.

Модернизация ‒ размытое и тенденциозное понятие (Tilly 1986: 48). «Вместо того чтобы пытаться точно определить темп модернизации, я предпочитаю заменять ее более точными процессами, такими как индустриализация или демографическая экспансия», ‒ добавляет Ч. Тилли (Ibid.). Однако в модернизирующемся обществе происходит множество изменений, которые тесно связаны друг с другом, поэтому рассматривать их изолированно было бы неэффективно. В больших временны́х масштабах или в мир-сис-темном контексте удобнее применять термин, который охватывает весь спектр взаимосвязанных трансформаций. Так, Ч. Тилли (Ibid.: 57) в конце концов признает, что рост населения, индустриализация, урбанизация и другие масштабные структурные изменения, хотя и косвенно, но все же влияют на вероятность революции. Кроме того, он отмечает, что мобилизация новых групп для участия в политике (или в революции) происходит как более или менее прямое следствие быстрых социально-экономических изменений (Ibid.: 50). А что такое индустриализация, урбанизация, рост населения, быстрые социально-экономические перемены и другие масштабные структурные изменения, если не различные аспекты модернизации?

Таким образом, как и другие широкие понятия, термин «модернизация» имеет свои недочеты. Однако мы считаем, что его достоинства перевешивают недостатки, поскольку дают определенное представление о направлении и темпах развития общества. Мы согласны с Д. Типпсом в том, что понятие модернизации должно быть не столько ясным и точным в качестве средства научной коммуникации, сколько способным вызывать обобщенные образы, которые служат для суммирования всех различных трансформаций социальной жизни, связанных с ростом индустриализации и национального государства (Tipps 1973: 199).

Поэтому логичным будет вывод о необходимости более глубокого понимания взаимосвязи модернизации и революций не как прямой и конкретной причины революций, а как их глубинной основы. И это становится особенно значимым, если обратиться к тому, о чем мы уже говорили в работе (Grinin 2022d) о разделении революционной ситуации на общую (которая может длиться многие годы и даже десятилетия) и гораздо более короткую частную (см.: Ibid.: Fig. 3.1)[5].

Таким образом, из-за неспособности многих традиционных институтов и отношений, а также идеологий поспевать за изменениями в экономике, технологиях, урбанизации, демографии и за другими быстрыми и неконтролируемыми преобразованиями, вызванными модернизацией, возникает большая вероятность структурного кризиса.

В совокупности серьезные изменения этих факторов создают структурную уязвимость перед опасностью таких социальных потрясений, как революции. Конечно, как уже было сказано выше, революции могут начаться по иным причинам или вспыхнуть в достаточно модернизированных обществах. Но есть и ряд примеров, когда в странах в период модернизации революций не происходило. Поэтому вряд ли существует прямая зависимость между модернизацией и революциями (Goldstone 2014). Однако, несмотря на эти нюансы, модернизационный переход, на наш взгляд, все же является наиболее опасным периодом в данном контексте.

Но в некоторых случаях модернизация, сопровождаемая быстрым ростом населения, все же не приводит к революциям благодаря более удачной внутренней и внешней политике государства (например, Япония после реставрации Мэйдзи или Египет в конце XIX – первой половине XX в.). Это значит, что на определенном этапе развития обществу удается избежать попадания в модернизационную ловушку. Как бы то ни было, в контексте модернизации и резкого популяционного роста случаи бескризисного развития должны рассматриваться скорее как исключение, в то время как случаи революций и политических потрясений – как типичные явления. Этот вывод побудил нас ввести понятие модернизационной ловушки (то есть закономерного социально-политического кризиса, возникающего в процессе модернизации), в которую попадает общество в попытке преодолеть отсталость (см.: Гринин 2013; Grinin 2013). Ниже мы подробнее рассмотрим связь между мальтузианской и модернизационной ловушками, а также различные типы последней.

Процессы и типы модернизации

Хотя понятие модернизации охватывает широкий круг вопросов и его точное определение вызывает споры (Apter 1965; Black 1966; Levy 1966, 1967; Eisenstadt 1966, 1978; Smelser 1967; Huntington 1968; Rostow 1971; Tipps 1973; Przeworski, Limongi 1997; Побережников 2006; Травин, Маргания 2004; Нефедов 2007; Гринин 2010а, 2013; Grinin, Korotayev 2015; Яковлев 2010; см. также: Bendix 1967; Collins 1968), здесь мы определяем его следующим образом. Модернизация – это процесс перехода общества от архаичного (сверхсложного аграрного) к индустриальному (а в настоящее время – к индустриально-информационному). Данный термин подходит также к группе родственных обществ (как это было в разрозненных Италии и Германии в XIX в.) и к Мир-Системе в целом, если мы говорим о периоде, когда такой переход произошел впервые (то есть среди большинства развитых обществ).

Этот процесс достаточно продолжителен для любого общества (длится как минимум несколько десятилетий, иногда более ста лет и даже дольше) и тем более для Мир-Системы (см. ниже). По отношению к ней можно говорить о ранней (XVI‒XVIII вв.), классической (XIX ‒ начало XX в.), современной (1910–1960-е гг.) и постмодернистской модернизации (1970-е гг. ‒ настоящее время). Ранняя модернизация соотносится с догоняющей дивергенцией (см.: Grinin, Korotayev 2015)[6], классическая и современная ‒ с Великой дивергенцией (см., например: Goldstone 2002, 2009)[7], постмодернистская ‒ с Великой конвергенцией (Grinin, Korotayev 2015)[8]. Каждый период модернизации имеет свои принципиальные особенности и взаимосвязь с эволюцией (см. ниже). Более того, связь ранней модернизации (раннее Новое время) с ранними революциями гораздо сложнее и противоречивее. Великие революции в Нидерландах (1560-е гг.), Великобритании (1640-е гг.), а также в США (1776 г.) и Франции (1789 г.) произошли до индустриализации на энергии пара и соответственно до перехода к заметно более высоким показателям ВВП на душу населения. В рамках этих революций данные взаимосвязи сильно осложнялись религиозной идеологией, архаичностью общественного строя и отсутствием наций и государств современного типа или зрелого государства (см.: Grinin 2022е; Tsygankov 2022; см. также: Grinin 2008, 2012). Наиболее явно связь с революциями прослеживается для периодов классической и современной модернизации (см.: Grinin 2022а, 2022c; Grinin L., Grinin A. 2022).

В настоящей статье мы будем применять термин «модернизация» в полном смысле этого слова преимущественно к периоду «индустриализации парового двигателя» (то есть после 1800 г.), поскольку такая индустриализация является основным элементом процесса модернизации. В основном мы имеем дело с классическими революциями, которые более тесно связаны с модернизацией общества.

Этот процесс сопровождается ускоренным социальным развитием общества и обычно характеризуется следующими особенностями:

·    развитие товарного сектора и денежного обращения;

·    промышленное развитие;

·    урбанизация (переход к обществам с преимущественно городским населением);

·    модернизация сельского хозяйства;

·    совершенствование существующих образовательных систем, модернизация здравоохранения, распространение общей и медицинской культуры;

·    существенные изменения в демографическом развитии, так называемая демографическая модернизация (то есть первая и последняя фазы демографического перехода);

·    переход к экономической модели расширенного воспроизводства, тесно связанной с развивающимися экономическими циклами нового типа.

Кроме того, модернизация требует существенных политических, правовых и социальных преобразований, чему, однако, часто сопротивляются политические элиты. Возможно, это основная причина модернизационных кризисов (см. далее).

Модернизация также существенно меняет и зачастую раскалывает элиту, часть которой может начать поддерживать революционные преобразования. Это усиливает революционный кризис, повышает шансы на успешную мобилизацию масс и ослабляет власть. Таким образом, революции можно рассматривать как результат радикальных изменений в процессе развития, которые приводят к возникновению разного вида конфликтов и социальной напряженности[9].

Процессы модернизации охватывают довольно длительный период и в каждом обществе имеют свои особенности (Бергер 1994). Тем не менее можно выделить несколько типов модернизации: естественно-историческая, догоняющая и насильственная.

Естественно-историческая модернизация происходит без внешнего воздействия только в тех обществах, которые первыми запускают эти процессы. В таких случаях она занимает много времени. Подобные общества-первопроходцы не имеют необходимого исторического опыта решения новых проблем и вынуждены справляться с ними методом проб и ошибок. Как следствие, резкие изменения в социальной структуре, в частности рост урбанизации и грамотности, могут вызвать острую напряженность и социальные конфликты. Именно такие общества проходят через так называемые ранние буржуазные революции в результате попадания в модернизационные ловушки. Поскольку в этих доиндустриальных обществах наблюдался относительно высокий уровень урбанизации, такой тип модернизационной ловушки далее будет называться урбанистской ловушкой, выделяемой в качестве подтипа (см. ниже).

Иногда может наблюдаться насильственная (навязанная извне) модернизация, но чаще происходит навязывание не всего процесса, а лишь отдельных этапов или способов осуществления. Это можно проиллюстрировать на примере Египта в период английской оккупации (1882‒1919 гг.), Японии в период американской оккупации (после 1945 г.), Индии в поздний период британского правления. В рамках целей данной статьи стоит отметить, что обществу, подвергающемуся насильственной модернизации, часто удается долгое время избегать социальных взрывов (хотя в конце концов они могут вспыхнуть, как это произошло в Египте в 1919 г. и в Индии в 1942‒1947 гг., см.: Grinin L., Grinin A. 2022).

Впрочем, чаще модернизация общества связана с догоняющим развитием, ускоренной индустриализацией или быстрым присоединением к системе международного разделения труда, когда заимствуются уже существующие производственные и социополитические системы управления. В такой ситуации, с одной стороны, процесс трансформации ускоряется, но, с другой стороны, многие необходимые реформы терпят крах. Таким образом в обществе появляются огромные диспропорции, когда модернизация затрагивает прежде всего военную сферу, технологии и экономику, в то время как система распределения, архаичные политическая и социальная структуры меняются намного медленнее (см.: Гринин 2017б)[10].

2. Мальтузианские и модернизационные ловушки

Также важно подчеркнуть, что модернизация тесно связана с выходом из мальтузианской ловушки, хотя, к сожалению, этот аспект модернизации недостаточно изучен и редко упоминается. Мальтузианская ловушка предполагает ситуацию, когда общество в течение длительного времени не может технологически разрешить проблему повышения продуктивности сельского хозяйства так, чтобы она росла быстрее численности населения[11]. В этой ситуации аграрное общество подходит к пределу своих возможностей. В доиндустриальный период попытки сверхсложных обществ преодолеть ресурсные ограничения обычно приводили к попаданию в мальтузианскую ловушку. Выход из нее начался в первую фазу промышленной революции в XVI в., а в передовых странах Европы и закончился одновременно с промышленной революцией. В XIX‒XX вв. большинство социальных систем смогли выйти из мальтузианской ловушки (более подробно см.: Grinin 2007a, 2007b; Гринин Л. Е., Гринин А. Л. 2015; Grinin L., Grinin A. 2016; Гринин, Коротаев 2009а; Гринин и др. 2009, 2008). В XIX и XX вв. большинству социальных систем удалось избежать мальтузианской ловушки (см. ссылки выше).

Таким образом, в центре Мир-Системы выход занял длительное время, растянувшись на три века: со второй половины XVI до середины XIX в., по крайней мере до отмены хлебных законов в Англии в 1847 г., препятствующих торговле хлебом. В конце XIX в. сложилось развитое международное разделение труда, когда те или иные общества могли специализироваться на производстве непищевой продукции, восполняя импортом недостающий объем продовольствия. Таким образом, все большее количество государств начало выход из мальтузианской ловушки. Окончательно он оформился в Европе с глобальным аграрным кризисом (1870‒1890-е гг.), который привел к постоянному снижению цен или стагнации, тем самым наглядно продемонстрировав качественное изменение в Мир-Системе (Гринин и др. 2009, 2010; Гринин, Коротаев 2012). Тем не менее даже сейчас существуют некоторые общества, особенно в Тропической Африке, которые не смогли полностью выйти из мальтузианской ловушки.

Противоречия общества, порождаемые процессом модернизации, и опасность революций

Однако выход из мальтузианской ловушки в совокупности с трансформацией общества порождают опасность попадания в ловушки иного типа – модернизационные. И если мальтузианская ловушка связана с отставанием производительных сил от темпов роста населения, то есть их недостаточно быстрым ростом и в целом недостаточным динамизмом изменений, то модернизационная ловушка, напротив, является результатом чрезмерно быстрых изменений, за которыми не успевает ряд важнейших институтов общества.

Однако в результате трансформационного процесса возникают следующие диспропорции: 1) неравномерное распределение доходов между отдельными социальными группами и регионами (что приводит к недопотреблению среди некоторых слоев, групп и регионов); 2) непропорциональное распределение ресурсов и населения в обществе (например, когда при общем достатке сельскохозяйственных угодий в некоторых районах остро стоит проблема нехватки земли и перенаселения села); 3) диспропорции в возрастной структуре населения (см. ниже); 4) сопротивление со стороны устаревших, но влиятельных институтов[12]; 5) неадекватная реакция власти на рост объемов ресурсов, в частности увлечение внешнеполитическими авантюрами; 6) рост грамотности и уровня образования, создающий влиятельный слой интеллигенции, которая пытается идеологически воздействовать на все общество; 7) растущие ожидания различных слоев населения, которые часто не реализуются в полной мере. Указанные изменения разрушают традиционную идеологию и авторитеты.

В целом выход из мальтузианской ловушки действительно означает, что уровень жизни населения растет (о чем свидетельствует, например, рост среднего количества потребления калорий на душу населения или увеличение продолжительности жизни). Однако большое количество диспропорций, если последние нарастают и достигают высокого уровня, в определенных кризисных ситуациях чреваты революциями. Росту противоречий и революционных настроений также способствует рост ожиданий населения (см. ниже).

Типы модернизационных ловушек при выходе из мальтузианской ловушки

Поскольку ядру Мир-Системы в целом потребовалось много времени для выхода из мальтузианской ловушки, неудивительно, что мы наблюдаем эволюцию самой ловушки. Это и послужило основанием для разработки классификации ловушек. Основные типы модернизационных ловушек, возникающих в процессе выхода из мальтузианской ловушки, представлены на Рис. 1.

Рис. 1. Основные виды модернизационных ловушек

Урбанистская ловушка. Сначала мальтузианская ловушка может эволюционировать в то, что назовем урбанистской ловушкой. В первую очередь это касается доиндустриальных обществ с относительно высоким уровнем урбанизации и сложившейся буржуазией. В них еще нет машинной промышленности, однако уже существуют различные формы раннекапиталистических торговых и промышленных предприятий. Но главное – урбанизация достигает уровня, за которым обязательно следуют серьезные преобразования общества. При этом политическая элита практически не осознает этого, в то время как часть горожан, буржуазия и интеллигенция выступают в авангарде общественной оппозиции. Наши исследования показывают, что в модернизирующихся обществах основная напряженность возникает при уровне урбанизации от 10 до 20‒30 % (Гринин и др. 2009, 2008; Гринин, Коротаев 2009б).

Урбанистская ловушка коррелирует с ранней модернизацией (XVI‒XVIII вв.), которую мы называем естественно-исторической модернизацией (см. выше). Англия до революции 1640 г. – первый пример такой динамичной модели. Другой пример – Франция накануне Великой французской революции. Однако в Англии, в отличие от Франции, были достигнуты большие успехи в аграрном секторе (см.: Grinin, Korotayev 2015; Гринин и др. 2008, 2009)[13], что, вероятно, стало одной из причин относительной пассивности крестьянства в революционный период.

Основное отличие политических кризисов и политических выступлений против власти в условиях урбанистской ловушки (в отличие от восстаний в позднеаграрных сословных обществах[14]) заключается в стремлении распространить процесс в масштабах страны и придать ему ярко выраженный идеологический характер. Кроме того, очевидным отличием является стремление изменить существующую социальную систему и создать новый общенациональный орган власти. Причем ядро таких движений составляют высшие городские слои, включая контрэлиту и ту часть элиты, которая не имеет реальной власти или отстранена от нее (о социальной структуре революционных масс см., например: Сорокин 1992 [1925]: 286). Но все эти слои объединяет новая идеология. Иными словами, урбанистская ловушка означает переход от городских восстаний и крестьянских войн к социальным революциям.

Мальтузианско-марксова и марксова ловушки. Марксова ловушка представляет собой ситуацию слаборегулируемой эксплуатации формирующегося рабочего класса и, как следствие, непримиримой классовой борьбы, ведущей к опасности социальной дестабилизации. Однако переход к марксовой ловушке происходит далеко не сразу, а только на стадии достаточно интенсивной индустриализации. Переход от мальтузианской ловушки к марксовой происходит в течение длительного времени. Он стартует еще до на-чала промышленной революции и продолжается в течение ее первых фаз, когда возникает фабричное производство и промышленный пролетариат становится заметным (но еще достаточно малочисленным) социальным слоем (см.: Гринин Л. Е., Гринин А. Л. 2015; Grinin L., Grinin A. 2016; Grinin, Korotayev 2015; Гринин 2017б). Мы обозначаем как мальтузианско-марксову ловушку ту ситуацию, когда демографическое давление в обществе было велико еще на стадии перехода от феодализма к капитализму (Гринин и др. 2008: 81; анализ подобной ситуации в дореволюционной России см.: Гринин 2010б; Гринин, Коротаев 2012).

В мальтузианско-марксовой ловушке, следовательно, можно выделить две главные составляющие: экономическую (марксову) и демографическую (мальтузианскую). Мальтузианская составляющая обеспечивает относительно дешевую рабочую силу, а марксова связана с высоким уровнем эксплуатации. В индустриальных обществах слишком многочисленное сельское население является источником серьезного демографического давления[15].

Таким образом, структурно-демографическая составляющая выступает здесь не в прямом мальтузианском отношении, а в качестве поставщика социально взрывоопасного материала в виде неудовлетворенного рабочего класса и городского сообщества. Предприниматели получают рабочую силу из, казалось бы, неисчерпаемого резерва, а демографическое давление постоянно «выбрасывает» в города новых рабочих.

Марксова составляющая возникает из-за неравномерного распределения благ в результате быстрого экономического роста и отсутствия социального законодательства, а также из-за всего прочего, что делает рабочих бесправными, а эксплуатацию – зачастую варварской. Словом, быстрая динамика экономического развития и изменения в социальной жизни требуют серьезных преобразований политической системы и законодательства, однако такие преобразования могут серьезно затягиваться. Эти диспропорции являются наиболее общими причинами революций.

Более специфический механизм заключается в том, что большинство новых членов рабочего класса не имеет никаких навыков. Поэтому возникает диспропорция между спросом на квалифицированную рабочую силу и избыточным предложением неквалифицированной рабочей силы, вследствие чего появляется большой разрыв в доходах работников разных групп. В период экономического роста работодатели часто готовы повышать заработную плату, однако в условиях кризиса спрос на рабочую силу, особенно неквалифицированную, значительно снижается, и возрастает опасность социальных волнений.

Но с развитием капиталистической индустриализации и ростом классовой борьбы мальтузианско-марксова ловушка превращается в типичную марксову ловушку (Grinin 2012, 2013; Гринин 2010б, 2017а, 2017б; Гринин, Коротаев 2012). Последняя может быть преодолена путем: (а) социальных реформ; (б) завершения индустриализации; (в) завершения демографического перехода (снижения рождаемости); (г) демократизации (но с вышеуказанными оговорками).

Как уже было сказано выше, резкое увеличение доли горожан в структуре населения часто вызывает социальное напряжение. В условиях марксовой ловушки наиболее активную роль в революционных событиях среди городского населения играют средний класс и пролетариат. С. Хантингтон на первое место ставит именно средний класс, особенно интеллектуалов «с традиционными корнями и современными ценностями», за которыми идут служащие [Хантингтон 2004: 292], а рабочий класс – лишь на второе место [Там же: 287]. Правда, в своем исследовании он делает больший упор на современные ему (то есть периода 1940‒1960-х гг.) общества, добавляя, что в XIX в. в европейских странах пролетариат был гораздо радикальнее [Там же]. Действительно, именно рабочие и даже служащие в XIX ‒ начале XX в. оказались ударным отрядом революции, активно используя такое средство, как массовые или всеобщие забастовки.

Таким образом, в большинстве стран процесс модернизации протекал далеко не гладко. «Модернизированность порождает стабильность, но сам процесс модернизации порождает нестабильность» (Huntington 1968: 41; Хантингтон 2004: 59). Только пройдя через период модернизации, общество приобретает иммунитет (хотя и не постоянный) к некоторым видам кризисов.

Молодежная ловушка всегда связана с социально-демографическими факторами и является результатом модернизации. Вследствие модернизации, роста производства продуктов питания и медицинского обслуживания снижается смертность и резко увеличивается доля молодежи (от 15 до 29 лет)[16], то есть возникает так называемый молодежный бугор, который представлен на диаграммах, показывающих долю молодежи относительно всего взрослого населения (рис. 2). Такое изменение возрастных пропорций в ситуации модернизации создает условия для социально-политической нестабильности. По мнению Джека Голдстоуна, большинство революций XX в. в развивающихся странах происходило там, где наблюдались исключительно большие молодежные бугры (Gold-stone 1991, 2002: 11–12; см. также: Moller 1968; Mesquida, Weiner 1999; Heinsohn 2003; Fuller 2004; Grinin 2013; Гринин и др. 2016)[17].

Рис. 2. Динамика доли молодежи (15‒29 лет) в общей численности взрослого населения Алжира в 1970‒2020 гг., %

Источник: UN Population Division 2020.

Таким образом, именно молодежь играет ключевую роль (особенно на современном этапе) в создании устойчивой политической нестабильности в обществе в процессе модернизации и выхода из мальтузианской ловушки. Именно поэтому мы предлагаем назвать данный тип модернизационной ловушки молодежной ловушкой. Механизм попадания в нее в процессе и/или в результате выхода из мальтузианской ловушки был открыт и описан А. В. Коротаевым (Гринин и др. 2010; Акаев и др. 2011: гл. 2, 6, 18; Коротаев и др. 2011; Korotayev et al. 2014). Молодежная ловушка характерна для первой фазы демографического перехода (она также может действовать на его заключительном этапе или в начале второй фазы), возникая вследствие быстрого снижения младенческой и детской смертности при сохранении высокого уровня рождаемости (Коротаев и др. 2011; Grinin, Korotayev 2012). Снижение детской смертности и увеличение в несколько раз числа выживших детей могут привести к серьезному росту молодежных групп в структуре населения в течение 15‒20 лет. В результате поколение выросших детей будет гораздо более многочисленным, чем поколение их родителей. Эффект этой ловушки усиливается быстрой урбанизацией (Гринин и др. 2010; Гринин, Коротаев 2009б).

В прошлые века молодежные бугры наблюдались как часть развития многих модернизирующихся государств. Однако в современную эпоху благодаря огромному прогрессу в медицине младенческая и детская смертность сократились до беспрецедентно низкого уровня. Кроме того, в ряде современных развивающихся стран (даже в среднеразвитых) уровень потребления значительно вырос по сравнению с предыдущими годами. Поэтому сегодня доля молодежи (и, соответственно, размер молодежного бугра) при прочих равных условиях больше, чем в предыдущие эпохи. Следовательно, сегодня опасность попадания в молодежную ловушку для ряда развивающихся стран в некоторых отношениях даже больше по сравнению с предыдущим периодом (но в то же время благодаря богатому историческому опыту и помощи международного сообщества эта опасность снижается). Сегодня политологи часто говорят о странах с молодежной структурой населения (с молодежным бугром) как о «кривой нестабильности», протянувшейся от региона Анд в Латинской Америке до некоторых районов Африки (особенно к югу от Сахары), Ближнего Востока и северных регионов Южной Азии (Мир… 2009: 59). И этот прогноз, к сожалению, сбылся в отношении Туниса, Ливии, Египта, Сирии, Йемена и других арабских стран в 2010–2011 гг. [см.: Grinin, Korotayev 2022b; см. также: Idem 2022а; Гринин, Коротаев 2012; Гринин и др. 2016; Grinin et al. 2019; Grinin, Korotayev 2012].

Заключение

В заключение можно резюмировать, что в период модернизации быстрые и неконтролируемые изменения в сочетании с нарастающими структурными диспропорциями и демографическим давлением могут привести общество в возникающую модернизационную ловушку. Эти диспропорции могут быть усилены также быстрой урбанизацией и ростом ожиданий, которые превосходят возможности общества и особенно тяжело воспринимаются на фоне растущего неравенства. В совокупности эти факторы повышают опасность нарушения социального равновесия (см., например: Johnson 1968; Smelser 1963; Goldstone 2014), что может привести к социальным потрясениям, таким как революции и даже гражданские войны. Таким образом, истоки революций чаще всего кроются в серьезных диспропорциях, возникающих в развитии общества в результате ускоренной модернизации[18]. Эти диспропорции трансформируются в устойчивое недовольство и оппозицию власти, а те, в свою очередь, могут перерасти в революционный кризис в случае ослабления власти или социально-политической нестабильности. Словом, модернизация разрывает ткань традиционного общества, что влечет за собой серьезные изменения и порой весьма тяжелые последствия для целых социальных слоев, а также усиливает конфликтность в обществе. Модернизация порождает новые идеи, идеологии (либерализм, демократию, социализм, национализм и т. п.) и потребности, которые вступают в конфликт с устоявшимся порядком и традициями. Таким образом, повторим, только пройдя период модернизации, общество обретает устойчивость к определенного рода кризисам (хотя, разумеется, не навсегда). Но на этом пути его подстерегают опасности модернизационной ловушки. Эти диспропорции также дополняются стремительной урбанизацией и растущими ожиданиями, которые превосходят возможности общества и особенно сильно проявляются на фоне растущего неравенства. В совокупности данные факторы повышают опасность социальных потрясений, таких как революции и даже гражданские войны.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что модернизация – исключительно сложный и длительный процесс. Вот почему этот процесс не был легким в большинстве стран.

Нельзя не отметить – модернизация ведет к тому, что в результате развития прежде отсталые в экономическом и культурном отношениях области и народы в рамках многонациональных империй и государств поднимаются до уровня, с которого начинается рост их национального самосознания. А отсюда уже прямая дорога к борьбе за политическое равноправие, автономию и самостоятельное государство, стремление выйти из состава более крупного государства. В результате большинство национально-освободительных революций в той или иной степени были подготовлены трансформациями, связанными с модернизацией (см.: Grinin 2022c; Grinin L., Grinin A. 2022; Filin et al. 2022), в том смысле что национализм ‒ это еще один результат изменений в сфере образования, коммуникаций и социальных отношений (см.: Grinin 2022c; Gellner 1983; Grinin 2008).

Литература

Акаев, А. А., Коротаев, А. В., Малинецкий, Г. Г., Малков, С. Ю. (ред.). 2011. Проекты и риски будущего: Концепции, модели, инструменты, прогнозы. М.: ЛИБРОКОМ. 432 с.

Бергер, П. 1994. Капиталистическая революция : 50 тез. о процветании, равенстве и свободе. М.: Прогресс. 314 с.

Гринин, Л. Е.

2010а. Государство и исторический процесс. Эволюция государственности: от раннего государства к зрелому. 2-е изд. М.: ЛИБРОКОМ. 368 с.

2010б. Мальтузианско-марксова ловушка и русские революции. В: Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В., Малков, С. Ю. (ред.), История и Математика: О причинах Русской революции. М.: ЛКИ/УРСС. С. 198–224.

2012. Арабская весна и реконфигурация Мир-Системы. В: Коротаев, А. В., Зинькина, Ю. В., Ходунов, А. С. (ред.), Системный мониторинг глобальных и региональных рисков. М.: ЛИБРОКОМ/URSS. С. 188–223.

2013. Государство и кризисы в процессе модернизации. Философия и общество 3: 29–59.

2014. Модернизационные (постмальтузианские) ловушки. В: Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. (отв. ред.), История и Математика: аспекты демографических и социально-экономических процессов. Волгоград: Учитель. С. 98–127.

2017а. Русская революция и ловушки модернизации. Полис. Политические исследования 4: 138–155.

2017б. Российская революция в свете теории модернизации. История и современность 2: 22–57.

2018. Революции, исторический процесс и глобализация. Век глобализации 4: 16–29.

Гринин, Л. Е., Гринин, А. Л. 2015. От рубил до нанороботов. Мир на пути к эпохе самоуправляемых систем (история технологий и описание их будущего). М.: Моск. ред. изд-ва «Учитель». 424 с.

Гринин, Л. Е., Исаев, Л. М., Коротаев, А. В. 2016. Революции и нестабильность на Ближнем Востоке. 2-е изд. М.: Моск. ред. изд-ва «Учитель». 384 с.

Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В.

2009а. Социальная макроэволюция: Генезис и трансформации Мир-Системы. М.: ЛИБРОКОМ. 568 с.

2009б. Урбанизация и политическая нестабильность: к разработке математических моделей политических процессов. Полис. Политические исследования 4: 34–52.

2012. Циклы, кризисы, ловушки современной Мир-Системы. Исследование кондратьевских, жюгляровских и вековых циклов, глобальных кризисов, мальтузианских и постмальтузианских ловушек. М.: ЛКИ. 480 с.

Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В., Малков, С. Ю.

2008. Математические модели социально-демографических циклов и выхода из мальтузианской ловушки: некоторые возможные направления дальнейшего развития. В: Малинецкий, Г. Г., Коротаев, А. В. (ред.), Проблемы математической истории: Математическое моделирование исторических процессов. М.: ЛИБРОКОМ. С. 78–117.

2010. История, Математика и некоторые итоги дискуссии о причинах Русской революции. В: Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В., Малков, С. Ю. (ред.), История и Математика: О причинах Русской революции. М.: ЛКИ/
УРСС. С. 368–427.

Гринин, Л. Е., Малков, С. Ю., Гусев, В. А., Коротаев, А. В. 2009. Некоторые возможные направления развития теории социально-демографических циклов и математические модели выхода из «мальтузианской ловушки». В: Малков, С. Ю., Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В. (ред.), История и Математика: Процессы и модели. М.: ЛИБРОКОМ. С. 134–210.

Коротаев, А. В., Божевольнов, Ю. В., Гринин, Л. Е., Зинькина, Ю. В., Малков, С. Ю. 2011. Ловушка на выходе из ловушки. Логические и математические модели. В: Акаев, A. A., Коротаев, А. В., Малинецкий, Г. Г., Малков, С. Ю. (ред.), Проекты и риски будущего. Концепции, модели, инструменты, прогнозы. М.: Красанд/URSS. С. 138–165.

Мау, В. А., Стародубровская, И. В. 2001. Великие революции: От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус. 440 с.

Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир (Доклад Национального разведывательного совета США). М.: Европа, 2009. 188 с.

Нефедов, С. А. 2007. Концепция демографических циклов. Екатеринбург: УГГУ. 141 с.

Побережников, И. В. 2006. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации. М.: РОССПЭН. 240 с.

Сорокин, П. А. 1992 [1925]. Социология революции. В: Сорокин, П. А., Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат. С. 266–294.

Травин, Д., Маргания, О. 2004. Европейская модернизация. М.: АСТ. 665 с.

Хантингтон, С. 2004. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс-Традиция. 480 с.

Хобсбаум, Э. 1999. Век революции. Европа 1778–1848. Ростов н/Д.: Феникс. 480 с.

Яковлев, А. И. 2010. Очерки модернизации стран Востока и Запада в XIX–XX веках. М.: URSS. 504 с.

Apter, D. E. 1965. The Politics of Modernization. Chicago: University of Chicago Press. 481 pp.

Armengaud, A. 1976. Population in Europe 1700–1914. In Cipolla, C. M. (ed.), The Industrial Revolution. 1700–1914. London: Harvester. Pp. 22–76.

Artzrouni, M., Komlos, J. 1985. Population Growth through History and the Escape from the Malthusian Trap: A Homeostatic Simulation Model. Genus 41(3–4): 21–39.

Bendix, R. 1967. Tradition and Modernity Reconsidered. Comparative Studies in Society and History 9(3): 292–346.

Bilyuga, S., Shishkina, A., Zinkina, J., Korotayev, A. 2016. Global Correlation between GDP per Capita and the Level of Sociopolitical Destabilization between 1960 and 2014: A Preliminary Quantitative Analysis. In Grinin, L. E., Ilyin, I. V., Herrmann, P., Korotayev, A. V. (eds.), Globalistics and Globalization Studies. Volgograd: Uchitel. Pp. 213–219.

Black, C. E. 1966. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. New York: Harper & Row. 207 pp.

Boix, С. 2011. Democracy, Development, and the International System. American Political Science Review 105(4): 809–828.

Brunk, G. G., Caldeira, G. A., Lewis-Beck, M. S. 1987. Capitalism, Socialism, and Democracy: An Empirical Inquiry. European Journal of Political Research 15(4): 459–470.

Burkhart, R. E., Lewis-Beck, M. S. 1994. Comparative Democracy: The Economic Development Thesis. American Political Science Review 88(04): 903–910.

Collins, R. 1968. A Comparative Approach to Political Sociology. In Bendix, R. et al. (eds.), State and Society: A Reader in Comparative Political Sociology. Boston: Little, Brown and Company. Pp. 42–67.

Cutright, P. 1963. National Political Development: Social and Economic Correlates. In Polsby, N. W., Dentler, R. A., Smith, P. A. (eds), Politics and Social Life: An Introduction to Political Behavior. Boston: Houghton Mifflin. Pp. 569–582.

Dahl, R. A. 1971. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven: Yale University Press. 267 pp.

Dennison, T., Simpson, J. 2010. Agriculture. In Broadberry, S., O’Ro-urke, K. H. (eds.), The Cambridge Economic History Of Modern Europe. Vol. 1. 1700–1870. Cambridge, MA: Cambridge University Press. Pp. 147–163.

Eisenstadt, S. N.

1966. Modernization: Protest and Change. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall. 165 pp.

1978. Revolution and the Transformation of Societies: A Comparative Study of Civilizations. New York: Free Press. 348 pp.

Epstein, D. L., Bates, R., Goldstone, J., Kristensen, I., O’Halloran, S. 2006. Democratic Transitions. American Journal of Political Science 50(3): 551–569.

Fuller, G. E. 2004. The Youth Crisis in Middle Eastern Society. Clinton Township, MI: Institute for Social Policy and Understanding. 13 pp.

Filin, N., Khodunov, A., Koklikov, V. 2022. Serbian “Otpor” and the Color Revolutions’ Diffusion. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), New Waves of Revolutions in the 21st Century – Understanding the Causes and Effects of Disruptive Political Changes. Cham: Springer. Pp. 465–482.

Gellner, E. 1983. Nations and Nationalism. Oxford: Blackwell. 152 pp.

Goldstone, J. A.

1991. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley, CA: University of California Press. 600 pp.

2001. Toward a Fourth Generation of Revolutionary Theory. Annual Review of University of California Press 4: 139–187.

2002. Population and Security: How Demographic Change Can Lead to Violent Conflict. Journal of International Affairs 56(1): 3–22.

2009. Why Europe? The Rise of the West in World History. 1500–1850. New York, NY: McGraw-Hill. 192 pp.

2014. Revolutions: A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press. 168 pp.

Goldstone, J. A., Grinin, L., Korotayev, A.

2022a. Conclusion. How Many Revolutions will We See in the 21^st Century? In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 1037–1061.

2022b. The Phenomenon and Theories of Revolutions. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 37–68.

Grinin, L. E.

2007a. Production Revolutions and the Periodization of History: A Comparative and Theoretic-mathematical Approach. Herald of the Russian Academy of Sciences 77 (2): 150–156.

2007b. Production Revolutions and Periodization of History: A Comparative and Theoretic-mathematical Approach. Social Evolution & History 6(2): 75–120.

2008. Early State, Developed State, Mature State: The Statehood Evolutionary Sequence. Social Evolution & History 7(1): 67–81.

2012. State and Socio-Political Crises in the Process of Modernization. Cliodynamics 3(1): 124–157.

2013. State and Socio-political Crises in the Process of Modernization. Social Evolution & History 12(2): 35–76.

2018a. Revolutions and Historical Process. Journal of Globalization Studies 9(2):126–141. DOI: 10.30884/seh/2019.02.14.

2018b. Revolutions: An Insight into a Five Centuries’ Trend. Social Evolution & History 17(2): 171–204.

2022a. Evolution and Typology of Revolutions. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 173–200.

2022b. Revolutions and Historical Process. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 139–172.

2022c. The European Revolutions and Revolutionary Waves of the 19^th Century: Their Causes and Consequences. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 281–314.

2022d. On Revolutionary Situations, Stages of Revolution, and Some Other Aspects of the Theory of Revolution. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 69–104.

2022e. On Revolutionary Waves Since the 16^th Century. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 389–414.

Grinin, L., Grinin, A.

2016. The Cybernetic Revolution and the Forthcoming Epoch of Self-Regulating Systems. Moscow: Moscow branch of ‘Uchitel’ Publishing House.

2022. Revolutionary Waves and Lines of the 20^th Century. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 315–388.

Grinin, L. E., Korotayev, A. V.

2012. Does “Arab Spring” Mean the Beginning of World System Reconfiguration? World Futures 68(7): 471–505. DOI: 10.1080/02604027.2012.697 836.

2015. Great Divergence and Great Convergence. A Global Perspective. New York: Springer. 263 pp. DOI: 10.1007/978-3-319-17780-9.

2016. Revolution and Democracy: Sociopolitical Systems in the Context of Modernization. Central European Journal of International and Security Studies 10(3): 110–131.

2022a. Revolutions, Counterrevolutions, and Democracy. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 105–138.

2022b. The Arab Spring: Causes, Conditions, and Driving Forces. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 595–624.

Grinin, L., Korotayev, A., Tausch, A. 2019. Islamism, Arab Spring, and the Future of Democracy. World System and World Values Perspectives. New York: Springer International Publishing. 364 pp. DOI: 10.1007/978-3-319-91077-2.

Heinsohn, G. 2003. Söhne und Weltmacht. Terror im Aufstieg und Fall der Nationen. Zürich: Orell Füssli Verlag. 192 pp.

Huntington, S.

1968. Political Order in Changing Societies. New Haven; London: Yale University Press. 512 pp.

1986. Revolution and Political Order. In Goldstone, J. A. (ed.), Revolutions: Theoretical, Comparative, and Historical Studies. San Diego: Harcourt Brace Jovanovich. Pp. 39–47.

Inglehart, R. Welzel, Ch. 2005. Modernization, Cultural Change, and Democracy: The Human Development Sequence. Cambridge: Cambridge University Press. 333 pp.

Johnson, Ch. 1968. Revolutionary Change. London: University of London Press.

Karasev, D. 2022. The Problem of Structure and Agency and the Contemporary Sociology of Revolutions and Social Movements. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 201–217.

Kögel, T., Prskawetz, A. 2001. Agricultural Productivity Growth and Escape from the Malthusian Trap. Journal of Economic Growth 6: 337–357.

Komlos, J., Artzrouni, M. 1990. Mathematical Investigations of the Escape from the Malthusian Trap. Mathematical Population Studies 2: 269–287.

Korotayev, A., Grinin, L., Bilyuga, S., Mescherina, K., Shishkina, A. 2017. Economic Development, Sociopolitical Destabilization and Inequality. Russian Sociological Review 16(3): 9–35. DOI: 10.17323/1728-192X-2017-3-9-35.  

Korotayev, A., Malkov, S., Grinin, L. 2014. A Trap at the Escape from the Trap? Some Demographic Structural Factors of Political Instability in Modernizing Social Systems. In Grinin L. E., Korotayev A. V. (eds.), History & Mathematics: Trends and Cycles. Volgograd: “Uchitel” Publishing House. Pp. 201–267.

Korotayev, A., Zinkina, J. 2022. Egypt’s 2011 Revolution. A Demographic Structural Analysis. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 651–684.

Levy, M. J., Jr.

1966. Modernization and the Structure of Societies. Princeton, NJ: Princeton University Press. 886 pp.

1967. Social Patterns (Structures) and Problems of Modernization. In Moore, W. E., Cook, R. M. (eds.), Readings on Social Change. Englewood Cliffs, NJ: Prentice House. Pp. 189–208.

Lipset, S. M. 1959. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy. American Political Science Review 53(01): 69–105.

Londregan, J. B., Poole, K. T. 1996. Does High Income Promote Democracy? World Politics 49: 1–30.

Mesquida, C. G., Weiner, N. I. 1999. Male Age Composition and Severity of Conflicts. Politics and the Life Sciences 18: 113–117.

Moller, H. 1968. Youth as a Force in the Modern World. Comparative Studies in Society and History 10: 238–260.

Moore, B. 1966. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Boston: Beacon Press. 592 pp.

Przeworski, A., Limongi, F. 1997. Modernization: Theories and Facts. World Politics 49: 155–183.

Rostow, W. 1971. The Stages of Economic Growth: A Non-Communist Manifesto. Cambridge: Cambridge University Press. 272 pp.

Rozov, N. 2022. Typology and Principles of Dynamics of Revolutionary Waves in World History. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 241–264.

Rueschemeyer, D., Stephens, E. H., Stephens, J. D. 1992. Capitalist Development and Democracy. Chicago: University of Chicago Press. 387 pp.

Smelser, N. J.

1963. Theory of Collective Behavior. New York: Free Press. 436 pp.

1967. Processes of Social Change. In Smelser, N. J. (ed.), Sociology. New York: John Wiley & Sons. Pp. 674–728.

Steinmann, G., Prskawetz, A., Feichtinger, G. 1998. A Model on the Escape from the Malthusian Trap. Journal of Population Economics 11: 535–550.

Tilly, C. 1986. Does Modernization Breed Revolution? In Goldstone, J. A. (ed.), Revolutions: Theoretical, Comparative, and Historical Studies. San Diego: Harcourt Brace Jovanovich. Pp. 47–57.

Tipps, D. C. 1973. Modernization Theory and the Comparative Study of Societies: A Critical Perspective. Comparative Studies in Society and History 15(2): 199–226.

Tsygankov, V. 2022. Revolutionary Waves of the Early Modern Period. Types and Phases. In Goldstone, J., Grinin, L., Korotayev, A. (eds.), Handbook of Revolutions in the 21st Century. The New Waves of Revolutions, and the Causes and Effects of Disruptive Political Change. Cham: Springer. Pp. 265–280.

UN Population Division. 2020. United Nations. Department of Economic and Social Affairs. Population Division Database. URL: http://www.un.org/esa/population.

Wood, J. W. 1998. A Theory of Pre-industrial Population Dynamics: Demography, Economy, and Well-being in Malthusian Systems. Current Anthro-
pology 39: 99–135.

* Исследование выполнено при поддержке Российского научного фонда (проект № 23-18-00535 «Борьба за новый мировой порядок и усиление дестабилизационных процессов в Мир-Системе»).

[1] В качестве примера можно взять религиозную революцию на Аравийском полуострове в начале VII в. н. э., когда новообращенные жители Медины под руководством Мухаммеда начали борьбу за торжество новой религии – ислама. Другой пример – это национально-освободительная и религиозная революция в Чехии, гуситское движение 1419–1434 гг.

[2] В результате сегодня революции могут происходить в уже модернизированных обществах, и тогда их основными причинами являются несоответствия между самоидентификацией общества (и соответствующими принятыми ценностями) и его политической организацией (см.: Inglehart, Welzel 2005; мы уже говорили об этом в: Grinin, Korotayev 2022a; см. также: Idem 2016). С другой стороны, существует ряд случаев, когда демократические революции происходят в недостаточно развитых для этого обществах, например, как это было в 1905‒1911 гг. в Иране или в 1911 г. в Китае. Это может происходить из-за мир-системного влияния, когда в идейно-политическом плане революционеры начинают опережать уровень развития своего общества. Подробнее см.: Grinin 2022d; Grinin L., Grinin A. 2022.

[3] В этом смысле Дж. Голдстоун, безусловно, прав, утверждая, что модернизация не имеет последовательной связи с началом революций (Goldstone 2014: 12).

[4] См. также наши исследования сложной взаимосвязи процессов, охватываемых терминами «модернизация» и «революция» (например: Гринин 2012, 2013, 2017a; 2017б; Гринин, Коротаев 2012: Grinin, Korotayev 2012; Коротаев и др. 2011; Korotayev et al. 2017; Grinin L., Grinin A. 2022).

[5] Похоже, что, выступая против идеи С. Хантингтона о корреляции между модернизацией и революциями (Huntington 1968, 1986), Ч. Тилли допустил ту же ошибку, что и в своем структурно-агентском подходе к революциям, то есть смешал краткосрочный и долгосрочный анализ (см.: Karasev 2022).

[6] Имеется в виду период, когда Европа активно догоняла более передовой Восток, но развивалась по иной траектории, чем Китай и другие восточные страны.

[7] Великой дивергенцией называется резкий отрыв Европы и США от остального мира с начала XIX в.

[8] Великой конвергенцией мы назвали современный период (с 1970-х гг.), когда развивающиеся страны стали постепенно подтягиваться к уровню развитых. Этот процесс продолжается до сих пор и будет продолжаться еще длительное время.

[9] О расколе элит и других упомянутых процессах см.: Goldstone et al. 2022b.

[10] Такая догоняющая модернизация ведет к культурным заимствованиям, а затем рано или поздно и к импорту революционных идеологий. В результате в странах догоняющего развития лидеры коренного населения начинают рассматривать революции (как впоследствии и демократию) в качестве некоего универсального и перспективного средства для перехода на новый уровень. Подобный мир-системный эффект позволяет революциям вовлекать в процесс периферийные страны, объективно не готовые к таким формам развития (см. об этом: Grinin 2022b).

[11] Для значительной части населения это может означать периодическое снижение уровня жизни и даже балансирование на грани выживания (см., например: Artzrouni, Komlos 1985; Steinmann et al. 1998; Komlos, Artzrouni 1990; Wood 1998; Kögel, Prskawetz 2001; см. также: Гринин и др. 2008, 2009; Гринин, Коротаев 2012).

[12] Например, церковных организаций и т. п. – таковы, в частности, исламские институты, организации ремесленников и крестьян; ярким примером последних является русская крестьянская община (см.: Гринин 2017а, 2017б).

[13] В период с 1600 по 1750 г. производительность труда заметно выросла, примерно в два раза (см.: Dennison, Simpson 2010: 150, Table 6.2).

[14] См.: Grinin 2022b.

[15] С другой стороны, стоит отметить, что модернизационные ловушки не всегда связаны с проблемами серьезного демографического давления и быстрого роста населения. Например, в XIX в. во Франции население росло медленно, увеличившись лишь на 50 %, с 26,9 млн до 40,7 млн (Armengaud 1976: 29). Но это не предотвратило несколько революций, произошедших во Франции в течение XIX в.

[16] Но, конечно, более зрелые группы молодежи (до 35 лет) тоже принимают активное участие в протестах.

[17] О роли молодежных электоратов в «арабской весне» см.: Grinin, Korotayev 2022b, а также: Korotayev, Zinkina 2022.

[18] Ряд авторов (в том числе так называемого второго поколения исследователей революции) рассматривали эти диспропорции в аспекте нарушения социального равновесия, вызванного давлением модернизации (см., например: Johnson 1968; Smelser 1963; см. также: Huntington 1968).