Точка зрения на реальность постколониальности
скачать Автор: Прожогина С. В. - подписаться на статьи автора
Журнал: Историческая психология и социология истории. Том 14, номер 2/ 2021 - подписаться на статьи журнала
DOI: https://doi.org/10.30884/ipsi/2021.02.08
Прожогина Светлана Викторовна, доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН more
Изучение постколониальности – не как философского конструкта или части особого терминологического каркаса, цивилизационного дискурса и прочего, но как реальной функции (или продукта) колониализма во всех формах его существования – необходимо для понимания современного мироустройства, в том числе и тех стран, где колониальное вторжение было точечным и недолгим, но сегодняшнее участие которых в мировом процессе чрезвычайно значимо для понимания современного развития других стран.
Ключевые слова: постколониализм, колониализм, современность, мультикультурность, Франция, Магриб, литература «бёров».
A view on the post-colonial reality
Svetlana V. Prozhogina
The study of post-coloniality not as a philosophical construct or part of a special terminological framework, civilizational discourse and other things, but as a real function (or product) of colonialism in all forms of its existence is necessary for understanding the modern world order. This also refers to those countries where colonial invasion was occasional and short, but their current participation in the global process is extremely significant for understanding of the modern development of other countries.
Keywords: post-colonialism, modernity, multiculturalism, France, Maghreb, the beurs literature.
Факты – упрямая вещь[1]
Постколониализм и современность – понятия взаимосвязанные и взаимообусловленные историей колониализма как явления, порожденного определенной эпохой и связанного с определенными военно-политическими, социальными, конфессиональными и весьма характерными культурными доктринами, специфическими и для португальского, и для испанского, и для французского, и для английского колониализма во всех формах его проявления. Сегодняшние глобалисты рассматривают эти последствия как явления, продиктованные только последним столетием. Возможно, у историков, современных политиков и исследователей цивилизационных проблем точки зрения на постколониальность могут быть особыми. Но мне как наблюдателю и человеку, долгое время прожившему и на Востоке, и на Западе, кажется, что реальные последствия колониализма активно проявляются во всех сферах сегодняшнего существования стран Азии, Африки и, конечно, Европы.
Будучи не философом, а всего лишь литературоведом, с давних пор и постоянным очевидцем разного рода событий постколониальной истории Северной Африки и бывшей метрополии – Франции, могу засвидетельствовать лишь то, что эпоха колониализма оставила свои неизгладимые следы и в современной (текущей) истории этих стран. Поэтому считаю, что опыт «дисциплинарного», пусть даже и узкого, исследования и опыт причастности к современным событиям будет небесполезен для общих выводов по вопросу о постколониальности как таковой.
На мой взгляд, постколониальность – не как философский конструкт или часть особого терминологического каркаса, цивилизационного дискурса и прочего, но как реальная функция (или продукт) колониализма во всех его формах существования – необходима для пристального изучения и понимания современного мироустройства, в том числе и тех стран, где колониальное вторжение было точечным и недолгим (хотя и очень значительным по своим последствиям – я имею в виду Китай), но сегодняшнее участие которых в мировом процессе чрезвычайно значимо для понимания современного развития других стран.
В Северной Африке колониализм во всех формах его существования (к примеру, разновидностей présence française в странах Магриба или Центральной и Западной Африки) необходимо изучать глубоко и тщательно также для определения или расширения понятия постколониальности как явления, не детерминируемого лишь завоеванием независимости, добытой в национальных освободительных движениях и войнах, но длящегося и во времени, и, увы, во все расширяющемся пространстве, где наблюдаются и тенденции неоколониализма уже не экономического, но связанного с амбициями доминирования «крайнего Запада» в странах, никогда ранее ему не принадлежавших. Не говоря уже о до сих пор свершающемся разными народами Ближнего и Среднего Востока решительном ему противостоянии (гражданская война в Алжире, последствия «жасминовой революции» в Тунисе и в других арабских странах, сегодняшний Афганистан). Постколониальность – это и нескончаемый миграционный поток из Африки и стран Ближнего и Среднего Востока на Запад как результат не только глобализации[2].
Постколониальность в конкретике фактов, этапов развития и эволюция национального самосознания, к примеру в странах Магриба (от эпохи Сопротивления колониализму 40–50–60-х гг. вплоть до гражданской войны 90-х – начала 2000-х гг. и бунтов в процессе так называемых цветных революций начиная с 2011 г. и вплоть до наших дней), зафиксированы в основных и постоянно эволюционирующих «текстах эпохи», коими являются, очевидно, особые формы и почти документальных свидетельствований, и особых способов выражения общественного сознания, отраженных именно в художественной литературе (как «в зеркале, стоящем на дороге жизни» – Стендаль). Я имею в виду не массовую литературу или субъективную мемуаристику политических лидеров, или случайные, так называемые «травелоги», а наилучшие образцы именно художественного творчества писателей, типизирующих явления окружающей реальности.
Парадокс этого явления заключается в том, что оно само есть наследие колониализма, а точнее, его политики «аккультурации автохтонов». Признаки и даже уже свойства его бикультурности, а для многих и поликультурности, к примеру, писателей-берберов, французский язык и приобщение к западной, в частности французской, культуре было, по меткому выражению алжирца Катеба Ясина, «оружием, выхваченным из рук врага». А идеи европейского Гуманизма и Просвещения, почерпнутые в европейских школах колонистов и в недрах их библиотек даже в отдаленных поселках, стали способом и критического, а иногда и резко социально-политического анализа окружающей действительности в целом и национальным ответом в условиях тогда еще колониального общества на оценку событий, которые давала французская колониальная литература. Происходившее в истории и происходящее в недрах национальной реальности после достижения Независимости, исполнившейся новыми и социальными[3], и политическими, и конфессиональными, и этническими, и экономическими (вплоть до разрухи) противоречиями, в произведениях писателей получило не только отражение, но и возможность прогнозирования дальнейших событий.
Но политика аккультурации колонизованных превратилась в бумеранг, ударивший по самим бывшим колонизаторам, испытывающим и поныне и явно, и подспудно некий комплекс вины перед бывшими колонизованными. Неоколониализм в его экономической составляющей сразу же после завоевания независимости в странах Магриба окончился неудачами, хотя само по себе явление можно считать и проявлением некой компенсации этого комплекса вины. Кстати, на примере сегодняшнего Мали осуществляются и новые формы французского неоколониального присутствия уже в его военной составляющей. Однако можно разделить и ту точку зрения, что бывшие колонизованные народы тоже наделены неким «комплексом угнетенных» (по выражению тунисского философа Альбера Мемми) и будут вечно мстить тем, кто когда-то завоевал их земли и разрушил их собственную цивилизацию. Подтверждение этой философии существует и в трудах социопсихологов (см., например, творчество Т. Бенджеллуна), да и в реальности бесконечно, начиная с 2001 г. совершающихся терактов на Западе. Ну а беспрерывно длящийся поток так называемых «нелегальных» беженцев, всеми правдами и неправдами пытающихся попасть на Запад, обосноваться там, – это тоже своего рода некий «акт мщения» за когда-то обещанные им идеалы Свободы, Равенства и Братства.
При этом уточним, что эмиграция во Францию как таковая из Африки в целом, а из Магриба особенно в начале 1900-х гг., стартовала еще в разгар эпохи колониализма, ибо Франция сама остро нуждалась в рабочей силе, особенно после Первой, да и Второй мировой войны. Об условиях существования этих эмигрантов для тех, кто не знаком с реальностью жизни сегодняшних «эмигрантских кварталов» на территории практически уже всей Европы или иммигрантской среды давно осевших североафриканцев во Франции, написано немало книг и свидетельств и магрибинцев, и французов. И порой не приходится удивляться после всего зафиксированного или увиденного даже, увы, крайним формам ответных реакций этих слоев населения сегодняшней Европы. Приходится признать очевидность уже существующих в недрах Французской Республики, да и других государственных устройств Европы, и практически давно сложившихся полиэтнических и поликонфессиональных обществ именно как продукта эпохи и колониализма, и постколониальной реальности, а не следствий неких суммарных принципов глобализации и уж, конечно, не политики мультикультурализма, закончившейся крахом[4], по свидетельству даже председателя Европарламента.
Наблюдения за актуальной реальностью, как и знакомство с многочисленными источниками, подтверждающими мысль о том, что постколониальность по всех своих формах проявления – как во внутренней жизни стран Африки, так и их внешней политике, как и в попытках, к примеру, Французской Республики или Германии проведения «политики интеграции эмигрантов», как и попыток реализации философии толерантности и утверждения гуманистических принципов западной цивилизации как таковой выражается в настоящее время в откровенных формах смятения и на Западе, и на Востоке по причине все усиливающейся поступи радикализации ислама и крайних методов свершения политического исламизма. Последнее держит весь миропорядок в постоянном напряжении, в разного рода угрозах и санкциях, что само по себе способствует разрушению фундамента самой человеческой цивилизации, где заложен, конечно, не только диктат борьбы за выживание, но и возможность сосуществования «своего» и «чужого» в признании человеческих «различий» (différences), а не разного рода «различений» (différances) для обеспечения порядка на дороге прогресса, а не в хаосе разрушения достижений человеческого разума[5].
Считаю необходимым отметить также, что постколониальность как таковая отразилась и на самóй западной модели гуманитарного знания, в частности, на его искусстве и литературе и на других сферах человеческой деятельности. К примеру, сегодняшняя литература Франции просто не существовала бы как таковая без многочисленных арабских писателей, присутствующих в ней вот уже полвека, получающих во Франции, да и в других европейских государствах, престижные литературные премии и даже ставших действительными членами Французской академии изящной словесности и даже получивших премию «За озарение французского языка». Примеров множество, не говоря уже о том, что один из зачинателей новой литературы Алжира – Катеб Ясин – считается основоположником «нового романа» как особого жанра мировой словесности, характерного для эпохи 60–70-х гг.
Реальным показателем могут стать и публикации произведений этнических магрибинцев крупнейшими французскими издательствами, и дальнейшие их переводы с французского как языка-посредника на другие языки мира (арабский, японский и русский в том числе). Именно присутствие этих имен, получивших особое признание во Франции и названных литературой «бёров» (на верлане – арабы), обеспечивает огромную читательскую аудиторию на Западе, ибо дает особую точку зрения «изнутри» на реальность существования эмигрантов и иммигрантов во Франции. Эти произведения читают и многочисленная арабо-берберская диаспора, живущая во Франции издавна, и сами французы, порой узнающие именно в книгах магрибинцев всю правду об окружающей реальности не только своей, но и магрибинской. А присутствие в списке арабских имен, входящих уже в корпус текущей западной словесности, других арабских имен – египтян и даже иракцев и ливанцев, также показательно. Ибо в книгах писателей из иммигрантских слоев – особое знание не только своих этноконфессиональных проблем в парадигме западного существования, но и той страны, земля которой стала для многих из них родной – я имею в виду второе и третье поколение иммигрантов, так называемых уже упомянутых нами «бёров», родившихся и живущих во Франции по республиканскому «праву почвы». История этой литературной географии – долгая и сложная, однако поучительная и для оценки итогов колонизации, и для того периода глобализации, который переживают многие страны, в том числе и Россия, уже давно обретающая опыт и проводящая попытку интеграции разных культур и конфессий.
Однако опыт такого рода интеграции Востока на Западе (примеры можно расширить за счет не только «французских арабов», но и давно уже присутствующих во Франции выходцев из Вьетнама, Китая, а сегодня также из Афганистана и стран Ближнего Востока, Тропической Африки и т. д. и т. п.) осложнен зачастую и проблемами самоидентификационными (касающимися не только мигрантов, но и самих французов), в том числе и такими, как утрата горизонтов осознания своей «равнопринадлежности к двум мирам», «ломкой идентичности» и даже наличием ощущения «убийственности» обретенной на Западе возможности существования в пространстве его культуры, а у многих французов утратой своей, к примеру алжирской, принадлежности к стране, когда-то завоеванной их предками (см. многочисленные работы социопсихологов, писателей и философов, таких как Азуз Бегаг, Амин Маалюф, Альбер Мемми, Тахар Бенджеллун, Рашид Буджедра, Ассия Джебар, Джура, Мунси и многие другие. Подробную библиографию можно посмотреть в нашей работе [Прожогина 2012], посвященной анализу этих исследований как ярких образцов изучения личности, живущей в «пределах» и даже «надпределах» территории «чужого», порой оказывающегося и свойством своего собственного национального пространства).
Опыт интеграции мусульман во Франции или даже в Германии, конечно, ничего общего не имеет с так называемым «мигритюдом» как некой формой единичной «успешности» (как обретенного «комфортного существования») некоторых эмигрантов из стран Тропической Африки (на тему этой «единичной успешности», в целом не характерной для многочисленного населения, к примеру, сегодняшней Европы, написано крупное исследование французского ученого Ф. Бернара, доказавшего, что это всего лишь «отдельные деревья» в огромной массе «леса проблем», которые испытывают практически все эмигранты на Западе [см.: Bernard 2006]).
На мой взгляд, можно сколь угодно в меру своей эрудированности рассуждать о постколониальности как некоем философском конструкте или суммированном итоге разного рода размышлений западных интеллектуалов и африканских «évolué», очерчивать новые парадигмы постколониальности и создавать параллелизмы, типологически не всегда сопоставляемые, поскольку они исторически разнообусловлены формами так называемых «колониальных захватов» (вплоть до порой приводимых примеров из российской истории), однако приходится и учитывать, и корректировать оценки разных моделей конкретикой реального изучения именно в дисциплинарных предметах, посвященных определенным проблемам нашей эпохи. Это, с моей точки зрения, необходимо. Не будем забывать, что итогом борьбы с европейской средневековой схоластикой явилось обращение гуманитарного знания как такового в Европе к древней мудрости, зафиксированной в пространстве современной Сорбонны афоризмом «Опыт учит» (Еxperientia docet) и воздвижением памятника М. Монтеню.
Литература
Прожогина, С. В.
1998. «Для берегов Отчизны дальной…». М.: Вост. лит-ра.
2001. От Сахары до Сены. М.: Вост. лит-ра.
2003. Восток на Западе. М.: ИВ РАН.
2008. Вошедшие в храм Свободы. М.: Вост. лит-ра.
2011. В поисках Настоящего Времени. М.: ИВ РАН.
2012. Новые идентичности. М.: ИВ РАН.
2015. Смятение (Отражение террора исламистов в художественной литературе Алжира XX–XXI вв.). М.: ИВ РАН.
2021. Время не жить и время не умирать. М.
Серов, В. В. 2005. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. М.: Локид-Пресс.
Ben Jelloun, T. 1976. L Hospitalitén française. Paris.
Bernard, F. 2006. La crème des beurs. Paris.
Boudjedra, R. 1997. FIS de la haine. Paris.
Djebar, A. 1995. Le blanc de L'Algerie. Paris.
Meddeb, A.
2004. La maladie d'islam. Paris.
2008. L'exil occidental. Paris.
Мemmi, A.
1957. Le portrait du colonise hrecede du portrait du colonisateur. Paris.
2004. Le portrait du decolonise. Paris.
2008. Le portrait du decolonise. Paris.
Riouffol, I. 2007. La fracture identitaire. Paris.
Wievorka, M. 2008. La diversité. Paris.
[1] С английского: Facts are stubborn. Из английского перевода книги французского писателя Алена Рене Лесажа «История Жиль Блаза» (1734). Так переводчик этого романа Тобиас Джордж Смоллет (1721–1771) перевел известное выражение романа Les faits parlent! – Факты говорят сами за себя (Серов 2005).
[2] К эмиграции, беженству, к слову сказать, ведут порой не только нужда, безработица, экономическая разруха и разные политические потрясения в странах, добившихся независимости. Есть и случаи (и их немало), особо зафиксированные в искусстве, когда люди выезжают из родных стран, к примеру из Магриба, на свою историческую родину, на юг Европы – Испанию, Францию, Италию, Сицилию. Приведу только один пример из моего недавнего разговора с марокканцем, жителем Феса, на вокзале в Мадриде в ожидании поезда, отправлявшегося в Севилью. Спросив несчастного человека, прилегшего отдохнуть прямо на пол с молитвенным ковриком на груди после свершения намаза, зачем он, озябший от холода, укрывшийся на вокзале, приехал из своей «солнечной и теплой страны» сюда, где сплошь – чужие люди, я получила ответ: «Я вернулся наконец на родину предков. Буду жить и работать в Андалусии. Аллах мне поможет». Самое время вспомнить историю цивилизации, длившейся восемь столетий на юге Европы…
[3] Любопытно отметить, что в эпоху колониализма многие особенности социальной жизни и быта колонизованных, часто считающиеся ныне в независимых странах «дремучими пережитками прошлого» или «оковами догм старых традиций», поддерживались и использовались колониальной администрацией в своих особых целях, несмотря на проводившуюся метрополией основную линию аккультурации автохтонов в целях приобщения к ценностям именно западной цивилизации.
[4] Постколониальность одним из своих свойств имеет сегодня и такую форму существования, как национальная культура в транснациональном пространстве, влияющая на культуру и самого Запада. Французская литература, к примеру, начиная с 70-х гг. немыслима без присутствия в ней множества имен не только североафриканцев, но и вьетнамцев, а с недавних пор и африканцев, иракцев и даже китайцев. Это касается и англоязычного мира, где немало имен и индийцев, и пакистанцев, и разных африканцев, эмигрировавших из своих стран, бывших колоний Англии. Это явление не имеет отношения к мультикультурализму. Присутствуя в недрах другой культуры и цивилизации, литературное франкоязычие, англоязычие (и даже португалоязычие) сохраняют, как это ни покажется странным, откровенные признаки национальной специфической принадлежности, проявляющейся именно в проблемно-тематической сфере литературы.
[5] Документально аргументированные комментарии вышеизложенных наблюдений и обширную библиографию по отмеченным проблемам см. подробно в моих монографиях (Прожогина 1998; 2001; 2003; 2008; 2011; 2012; 2015; 2021) и в других работах, а также в главах коллективных монографий ИВ РАН, ИМЛИ, Института Африки и Института всеобщей истории, многочисленных переводах фрагментов книг магрибинских философов, социопсихологов и публицистов (см. подробно, к примеру, книги: Мemmi 1957; 2004 ; 2008; Meddeb 2004; 2008; Boudjedra 1997; Djebar 1995; Ben Jelloun 1976; Riouffol 2007; Wievorka 2008).
