Миграция кочевых тюркских племен Дешт-и-Кыпчака в землях Хорасана и Мавераннахра в XII в. в текстах мусульманских историков XII – первой половины XIII в.
скачать Автор: Тимохин Д. М. - подписаться на статьи автора
Журнал: Историческая психология и социология истории. Том 14, номер 2/ 2021 - подписаться на статьи журнала
DOI: https://doi.org/10.30884/ipsi/2021.02.05
Тимохин Дмитрий Михайлович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН more
В рамках данной статьи хотелось бы обратить внимание на особенности миграции кочевых тюркских племен восточного Дешт-и-Кыпчака в земли Хорасана и Мавераннахра в XII в. Нас в большей степени будут интересовать описания этого процесса в мусульманских памятниках XII – первой половины XIII в., а точнее – причины начала миграционных процессов в указанный период и факторы, их усиливающие, которые выделяют эти историки в качестве таковых. Важно обозначить наиболее важные причины и факторы, о которых содержатся сведения в мусульманских источниках, и проанализировать их. Надеемся, что наша статья окажется полезной специалистам по истории кочевых племен восточного Дешт-и-Кыпчака и тем, кто занимается мусульманской историографией домонгольского периода.
Ключевые слова: кочевые тюркские племена, восточный Дешт-и-Кыпчак, Хорезм, султан Санджар, каракитаи, мусульманские источники.
Migration of the nomadic Turkic peoples of Desht-i Qipchaq in the lands of Khorasan and Maverannahr in the 12th century in the texts of Muslim historians of the 12th – the first half of the 13th century
Dmitry M. Timokhin.
Within the framework of this article, I would like to draw attention to the peculiarities of the migration of the nomadic Turkic tribes of the eastern Desht-i Qipchaq to the lands of Khorasan and Maverannahr in the 12th century. We will be more interested in the descriptions of this process in the Muslim literary monuments of the 12th – the first half of the 13th centuries, or rather, the reasons for the beginning of migration processes in this period and the factors that enhance them, which these historians single out as such. It is important to identify the most important causes and factors contained in Muslim sources and analyze them. We hope that our article will be useful to specialists in the history of the nomadic tribes of the eastern Desht-i Qipchaq and those who deal with Muslim historiography of the pre-Mongolian period.
Keywords: nomadic Turkic tribes, eastern Desht-i Qipchaq, Khorezm, Sultan Sanjar, Karakitays, Muslim sources.
Историю присутствия кочевых тюркских племен в пределах Хорасана и Мавераннахра в домонгольский период вряд ли следует считать малоизученной темой уже после выхода классического труда В. В. Бартольда «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» (Бартольд 1900; 1963: 43–601). Тем не менее определенные аспекты этой научной проблемы продолжают приковывать исследовательский интерес и требовать новых попыток теоретического обобщения имеющихся в нашем распоряжении сведений из исторических источников. К разряду такого рода сюжетов можно отнести и следующий момент: в связи с какими причинами мы наблюдаем усиление присутствия кочевых тюркских племен в землях Хорасана и Мавераннахра в XII в., чем оно было вызвано и можно ли выстроить определенное логическое объяснение этому факту. Несомненно, нас в большей степени будут интересовать сведения по этому поводу, которые можно почерпнуть из мусульманских исторических и географических сочинений XII – первой половины XIII в., то есть очевидцев и младших современников указанной миграции кочевых тюркских племени в земли Хорасана и Мавераннахра. В связи с этим важнейший вопрос для исследователей сопряжен с тем, что вообще формируются подобные миграционные процессы, связывающие Дешт-и-Кыпчак с землями указанных выше регионов в позднесельджукский период. Однако не менее важно разобраться с тем, что же способствует этим процессам, какие события усиливают миграционные потоки – в связи с этим в рамках данной статьи мы обозначим подобные факторы, которые указывались средневековыми мусульманскими историками в своих сочинениях. При этом для нас будет также важно подчеркнуть, как ими описан сам процесс миграции тюркских племен в пределы Хорасана и Мавераннахра, какие оценочные характеристики этого они себе позволяют. Надеемся, что наша статья окажется полезна для специалистов по истории Дешт-и-Кыпчака в домонгольский период, а также для тех, кто интересуется историей Хорасана и Мавераннахра в XII – начале XIII в.
В первую очередь, говоря о миграции кочевых тюркских племен в пределы Хорасана и Мавераннахра, вероятно, следовало бы говорить о процессах, которые происходили внутри самого Дешт-и-Кыпчака в XII в. и могли спровоцировать подобное явление. Однако здесь возникает определенная проблема, связанная с мусульманскими историческими сочинениями как важнейшими источниками по истории Дешт-и-Кыпчака в домонгольский период. Несмотря на большой объем сведений о самих тюркских племенах в подобного рода текстах, непосредственно о процессах, провоцирующих миграцию кочевников в интересующие нас регионы, в этих источниках сведений не так уж много. Другой проблемой следует признать определенную зависимость авторов XII в. от более ранних текстов, которые зачастую так или иначе повторяют рассказ своих предшественников. В качестве примера можно привести «Таба’и‘ ал-хаййаван» («О природе животных») Шараф ал-Замана Тахира ал-Марвази (Marvazi 1942), чье повествование о тюрках зависимо от более раннего сочинения Абу Саида ал-Гардизи «Зайн ал-Ахбар» («Украшение известий»), составленного в середине XI в. В отдельных случаях описание Дешт-и-Кыпчака ал-Марвази, вероятно, более соответствует реалиям того времени, в которое составлял свой текст ал-Гардизи (Marvazi 1942: 32; Martinez 1983: 120–121). Следует отметить, что оба этих автора, в свою очередь, обращались к «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик» («Книга путей и государств») Абу Абдуллаха Мухаммада Ибн Ахмада Джайхани, автора, писавшего во втором десятилетии X в. (Marvazi 1942: 6–8; Мишин 2009: 33–45; Bosworth 2000). Справедливости ради стоит отметить, что в составе «Таба’и‘ ал-хаййаван» можно найти весьма краткие описания миграции отдельных тюркских племен: так, например, в разделе о племени кун (قون) наш автор приводит следующие сведения. «Куны последовали [или были преследуемы] народом, именуемым кайи, которые, будучи более многочисленными и сильными, чем они, изгнали их с этих [новых] пастбищ. Затем они двинулись в земли племени шари, и шари ушли в земли туркменов, которые, в свою очередь, перешли на восточную часть страны гуззов. Тюрки-гуззы затем мигрировали в область Байджанак, расположенную недалеко от берегов Армянского моря» (Marvazi 1942: 6–8, 20б). Как видно из этого отрывка, миграция одного относительно крупного племенного образования запускает по цепочке процесс миграции более слабых племен или племенных объединений. Однако отсутствие точной датировки этого события и каких-либо косвенных указаний в тексте «Таба’и‘ ал-хаййаван» не дают возможности отнести указанный миграционный процесс непосредственно к XII в.
В нашем случае гораздо более полезен труд Ибн ал-Асира «Ал-Камил фи-т-тарих» («Полный свод по истории»): в частности, он приводит две версии появления в пределах Мавераннахра и Хорасана гуззов, одна из которых особенно интересна для нас. «Один из историков Хорасана[1] сообщает такие известия о них, в которых добавления и отклонения [против того, что сказано выше]. Он говорит, что гузы – племя, которое во времена ал-Махди перешло в Мавераннахр из местностей тугузгузов, из отдаленных мест страны тюрков. Они приняли ислам, и к ним обратился за помощью Муканнаʻ – морочивший головы обманными чудесами; они помогали ему, пока не пришло к концу его дело. Когда же выступили против него войска, они оставили его без помощи и предали его. Таков их обычай во всякой державе, где они были. Подобное этому они сделали с царями [рода] хакана, но тюрки-карлуки воспротивились им и прогнали их с их мест. Эмир Зенги ибн Халифа аш-Шайбани, завладевший пределами Тохаристана, призвал их к себе и поселил в своей области» (Ибн ал-Асир 2006: 252). Перед нами, очевидно, пример того, как мусульманский историк пытается объяснить появление кочевого племени, в данном случае гуззов, в пределах верховий Аму-Дарьи давлением на них со стороны другого кочевого племени. При этом важным сюжетом для нас станет тот факт, что непосредственно в земли Тохаристана эти кочевники попадают не по собственной воле, а по приглашению местного правителя. Как будет отмечено ниже, подобная практика будет весьма распространена среди правителей различных регионов Хорасана и Мавераннахра.
Весьма любопытно, что у Мухаммада ибн Наджиба Бакрана в его «Джахан-наме» («Книга о мире»), написанной в начале XIII в., относительно миграции гуззов сказано, что причина этого неизвестна. «Местопребывание гузов было первоначально в Тарабе и на Джендском море, по обе стороны реки Чача. После того часть их племени, по причине, оставшейся неизвестной, попала в Хутталан, один из районов Балха, поселилась там (и жила) вплоть до времени султана Санджара ибн Мелик-шаха. После того, в 547 (= 1162) г., они выступили и вторглись в Хорасан, а затем попали в пределы Кермана, да уничтожит Аллах их остатки» (Материалы… 1939: 349; Бакран 1960: 17а). Впрочем, в другом месте сочинения этого автора можно найти следующие сведения: «Мангышлак. Племя тюрок. По причине раздоров, которые произошли между ними и гузами, они ушли с того места, где жили, и проникли в область Сияхкух, которая находится около Абаскунского моря. Найдя там источники воды и пастбища, они остановились на жительство. Их называют мангышлаками, а правителя их ханом» (Там же). В данном случае переселение тюркского племени в пределы Мангышлака обусловлено их столкновением с упомянутым нами племенем гуззов, в результате которого пришлось покинуть традиционные для них места кочевания. Как видно из приведенных нами выше примеров, столкновение одних кочевых племен с другими является одной из важнейших причин миграции проигравших, в том числе и в пределы Хорасана и Мавераннахра. Впрочем, стоит еще раз отметить, что в отношении подобных процессов в XII в. мы имеем крайне ограниченное количество свидетельств в мусульманских сочинениях XII – первой половины XIII вв.
Уже В. В. Бартольд в «Очерке по истории Семиречья» отмечал значение для истории Хорасана и Мавераннахра такого фактора, как формирование государства каракитаев (кара-хитаев) в Восточном Туркестане, чьи правители оказали существенное влияние на развитие указанных регионов в XII – начале XIII вв. (Бартольд 1943: 32–34). Для нас также важно отметить тот факт, что именно каракитаи во многом становятся тем фактором, который усиливает миграционные процессы внутри восточного Дешт-и-Кыпчака и давление кочевников на земли Хорасана и Мавераннахра. Тот же Ибн ал-Асир сообщает о действиях каракитаев следующее: «В мухарраме этого года[2] султан Санджар потерпел поражение от тюрков-гузов. Это племя тюрков, они мусульмане и находились в Мавераннахре, когда хитаи завладели [Мавераннахром], они [хитаи] выселили [гузов] оттуда, как мы упомянули, и они [гузы] направились в Хорасан, а их было много. Они поселились в окрестностях Балха и пасли [свои стада] на его пастбищах» (Ибн ал-Асир 2006: 250). В другом месте «Ал-Камил фи-т-тарих», при описании событий 559 г. х.[3], тот же историк указывает, что правители каракитаев активно вмешивались в дела кочевых тюркских племен, уже переселившихся на территорию Мавераннахра. Речь идет о племени карлуков, проживавших в этот момент в землях, прилегающих к Самарканду и Бухаре. «Хан ханов ас-Сини, царь хитаев, поручил управление Самаркандом и Бухарой ильхану, Чагры-хану, сыну Хасан-тегина и сделал его наместником над ними. Он из царского рода древнего происхождения и проживал в Самарканде, руководя его делами. В настоящее время царь хитаев послал ему [распоряжение] выселить тюрков из областей Бухары и Самарканда в Кашгар, чтобы они перестали носить оружие и занялись земледелием и другими делами. Чагры-хан отдал им приказание об этом, но они отказались. Он их обязывал и настойчиво требовал от них переселения. Тогда они объединились, сговорились между собой, собрались во множестве и двинулись на Бухару. Законовед Мухаммад ибн ʻУмар ибн Бурхан ад-дин ал-ʻАзиз ибн Маза, глава Бухары, послал к Чагры-хану, уведомляя его об этом, и побуждал его прибыть к ним со своими войсками, прежде чем зло от них [карлуков] увеличится и они [карлуки] разграбят страну» (Ибн ал-Асир 2006: 267–268). Как видно из этой цитаты, влияние каракитаев на Мавераннахр было столь велико, что они имели возможность определять территории для проживания тех или иных кочевых тюркских племен. В связи с этим, по-видимому, Садр ад-Дин ал-Хусайни ошибочно указывает на тот факт, что именно в землях этого региона и сложилось государство каракитаев (ал-Хусайни 1980: 91).
Последнее, впрочем, может объясняться и тем фактом, что именно каракитаи нанесли жестокое поражение войскам сельджукского султана Санджара в битве на Катванской равнине в 1141 г., после которого сельджукское господство в Мавераннахре было почти полностью ликвидировано. Данное историческое событие можно признать еще одним важным фактором, способствующим миграции кочевых тюркских племен в земли Хорасана и Мавераннахра: разгром сельджукских войск, как нами уже было отмечено, существенно ослабил их контроль над этими землями, а угроза со стороны каракитаев не позволяла переключить внимание султана Санджара на границы с Дешт-и-Кыпчаком. На фоне этого поражения усилились позиции локальных лидеров, которые только ждали повода проявить сепаратизм по отношению к данному правителю: наиболее ярким примером подобного рода станут действия хорезмшаха ‘Ала’ ад-Дина Атсыза (1127/1128–1156 гг.), который, пользуясь разгромом султана Санджара, захватит его столицу, город Мерв, и разграбит казну этого правителя (Ибн ал-Асир 2006: 248; Джувейни 2004: 193; Материалы… 1939: 349; Ibn-el-Athiri… 1876: 116–121; Ravandi 1921: 173–174). Как сообщает Ибн ал-Асир, после захвата Мерва хорезмшах прекратил чтение хутбы с упоминанием имени Санджара и «велел их читать на свое имя» (Ибн ал-Асир 2006: 248). На короткое время значительная часть Хорасана была покорена Атсызом и оказалась разграбленной хорезмийскими войсками: «Воины [хорезмшаха] творили в Хорасане ужасные дела. Султан воздерживался от сражений с хорезмшахом Атсызом из-за силы хитаев в Мавераннахре и их близости к нему, и хорезмшах захватил эти и другие города Хорасана» (Ибн ал-Асир 2006: 249).
В дальнейшем возвращение сельджукского султана в свою столицу после поражения от каракитаев требовало от Санджара решительных действий в отношении прежде всего некогда зависимых от него локальных лидеров, проявивших в подобной ситуации сепаратизм – и первым из них должен был стать хорезмшах Атсыз. В ранних памятниках указывается, что султан Санджар предпринял успешную военную кампанию против Хорезма, в результате чего удалось не только возвратить казну, но и заставить непокорного хорезмшаха вновь признать зависимость от него (ал-Хусайни 1980: 93). Однако в более поздних текстах, например у Ибн ал-Асира, о таких успехах Санджара ничего не сказано: сельджукским войскам не удалось захватить столицу Хорезма Гургандж, и пришлось заключить почетный мир, который, по сути, означал признание независимой власти ‘Ала’ ад-Дина Атсыза над всем этим регионом. «Санджар остался один, и ему стало трудно защищать себя. Когда султан увидел силу города и его неприступность, он решил вернуться в Мерв, но не мог сделать этого без какого-нибудь соглашения, заключенного между ними. И так случилось, что хорезмшах послал к нему гонцов, щедро предлагая деньги, [обещая] повиновение, услуги, и что он возвратится к былой покорности. Санджар согласился на это. Они заключили мир. Санджар вернулся в Мерв, а хорезмшах остался в Хорезме» (Ибн ал-Асир 2006: 249–250).
Как видно из обоих приведенных нами сообщений, правитель Хорезма сумел извлечь максимальную для себя выгоду из поражения султана Санджара в битве на Катванской равнине. Весьма вероятно, именно этим фактом можно объяснить то, что в отдельных памятниках мусульманской историографии указывается, будто именно хорезмшах ‘Ала’ ад-Дин Атсыз спровоцировал правителя каракитаев к нападению на сельджукского султана. «Мы говорим – в этом году в мухарраме месяце, а другие говорят – в сафаре, султан Синджар потерпел поражение от тюрков – неверных. Причины этому следующие. Синджар убил сына хорезмшаха Атсыза ибн Мухаммада, как мы это рассказали раньше. Хорезмшах обратился с посланием к хитаям, которые находились в Мавераннахре, прельщая их той страной и представляя выгодным для них ее положение и подстрекая их напасть на царство султана Синджара. Они вступили с тремястами тысячами всадников, и Синджар выступил против них со своими войсками. Они встретились в Мавераннахре и сразились в ожесточенном бою. Синджар и его войско бежали, из них было убито сто тысяч человек, среди которых двенадцать тысяч носителей чалмы и четыре тысячи женщин, а жена Синджара попала в плен» (Ибн ал-Асир 2006: 241–242). Впрочем, у более раннего ал-Хусайни в качестве «поджигателей войны» выведены карлуки, а вовсе не правитель Хорезма: «…а причиной этого было то, что конница карлуков достигла окрестностей Самарканда, их число и количество их скота увеличивалось, и стали опасаться их зла и их мятежей, а эмиры-исфахсалары стали намекать султану, что нужно, мол, их удалить и отогнать, захватить их детей. [Однако карлуки] послали к нему [послов] и в знак службы передали пять тысяч верблюдов, пять тысяч коней и 50 тысяч голов овец. Султан не принял этого, и [такое] положение привело к тому, что они отправились в страну тюрок и пришли в ставку (хадрат) Гюр-хана – владыки хитаи, Хотана и На’ма. Он (Гюр-хан) был величайшим [владыкой] из безбожных (куффар) тюрок и самым сильным среди них. Его велениям подчинялись вплоть до границ Китая. Когда карлуки явились к нему, они сообщили, что султан Муизз ад-Дин Санджар стал слаб, что среди его войск – раздоры, и стали подстрекать его [к нападению] на те страны» (ал-Хусайни 1980: 91–92). Здесь можно отметить уже второй случай, когда данные Ибн ал-Асира противоречат сообщениям этого мусульманского историка XII в. при описании истории Хорезма и его правителей. Вероятно, это можно объяснить тем фактом, что ал-Хусайни долгое время находился на службе у хорезмшаха Текиша, где им и был написан труд «Ахбар ад-Даулат ас-Селджукиййа» («Сообщения о Сельджукском государстве») или «Зубдат ат-таварих фи ахбар ал-умара ва-л-мулук ас-Селджукиййа» («Сливки летописей, сообщающих о сельджукских эмирах и государях») (Там же: 13–14; Бартольд 1900: 30; 1963: 79; Тимохин 2021: 45–56). Именно этим, с нашей точки зрения, можно объяснить специфическое описание истории правления правителей Хорезма у ал-Хусайни, особенно на фоне тех сведений, которые приводят о них другие домонгольские мусульманские историки.
Справедливости ради стоит отметить, что именно военную и политическую деятельность правителей Хорезма в XII в. следует признать еще одной причиной массовых миграций представителей кочевых тюркских племен в пределы Хорасана и Мавераннахра. Так, для того чтобы обезопасить собственные границы и контролировать ситуацию в прилегающих к Хорезму областях восточного Дешт-и-Кыпчака, хорезмшах ‘Ала’ ад-Дин Атсыз в 1145 г. захватывает город Дженд. «Для этой цели он занял местности, именно Дженд, то есть низовья Сырдарьи и полуостров Мангашлык. Из Дженда он совершил поход вглубь Туркестана и одержал победу над царем и предводителем, который среди неверных пользовался самым большим уважением» (Бартольд 1963: 388). У нас есть определенные сомнения в отношении датировки этой военной кампании, которые мы уже высказали в специальном исследовании и полагаем, что она произошла существенно ранее (Тимохин 2019а: 81–82). Однако гораздо важнее отметить, что этот город был крайне важен в стратегическом плане для правителей Хорезма, поскольку позволял им осуществлять торговые операции с тюркскими кочевниками Дешт-и-Кыпчака, производить походы вглубь этого региона, если возникнет такая необходимость, но главное – принимать их на свою службу и тем самым увеличивать мощь собственных военных соединений. Важность данного события для укрепления северных границ Хорезма отражается в следующей цитате из фатх-наме хорезмшаха ‘Ала’ ад-Дина Атсыза, которую приводит в своей классической монографии З. М. Буниятов: «Дженд является важной областью мира и великой границей ислама: освобождение его преславный и всевышний Господь сделал для нас доступным и накинул на него аркан повиновения и послушания нам» (Буниятов 1986: 19). Значимость Дженда подчеркивает и тот факт, что именно в нем правители Хорезма, начиная все с того же ‘Ала’ ад-Дина Атсыза, оставляли наместниками своих старших сыновей (Там же: 23). Ибн ал-Аси, в частности, сообщает, что хорезмшах Текиш до того, как взошел на престол, правил именно в Дженде. «После него стал править сын его Султан-шах Махмуд, а делами государства и войск стала распоряжаться его мать [Туркан]. Старший же сын его [Иль-Арслана] Ала ад-Дин Текиш находился в Дженде, который дал ему отец в надел. Когда он узнал о смерти отца и возведении на престол его младшего брата, то вознегодовал на это, направился к царю хитаев, попросил у него помощи против своего брата, возбудив его алчность богатствами и сокровищами Хорезма» (Ибн ал-Асир 2006: 270–271). У более раннего мусульманского автора ал-Кумми упоминается факт, что тот же хорезмшах Текиш получает поддержку в борьбе с собственным братом за хорезмийский престол именно от кочевых тюркских племен восточного Дешт-и-Кыпчака, что также следует объяснять его наместничеством в Дженде (al-Qummi 1985/1363: 235). В связи с этим неудивительно, что хорезмшахи опирались на военную поддержку тюркских военных соединений, набранных из состава кочевников восточного Дешт-и-Кыпчака, что, в свою очередь, усиливало миграционные процессы в пределы как самого Хорезма, так и Хорасана и Мавераннахра.
По всей видимости, после захвата Дженда правители Хорезма ведут целенаправленную политику привлечения на свою сторону отдельных кочевых тюркских племен восточного Дешт-и-Кыпчака, что усиливало миграционную активность последних. В частности, Садр ад-Дин ал-Хусайни указывает, что в годы правления Абу-л-Фатха Ил-Арслана (1156–1172 гг.) на хорезмийскую службу были приняты некоторые представители кочевой знати из племени карлуков. «Он (то есть Абу-л-Фатх Ил-Арслан. – Д. Т.) назначил командиром войск Шамс ал-Мулка сына Хусайна ʻАййар-бека – одного из карлукских эмиров и кочевников Мавераннахра. Его отец захватил Самарканд, а затем подвергся нападению кочевников хитаи. В сражении он был убит, а этот его сын бежал в Хорезм. Хорезмшах встретил его с честью и почетом, окружил его вниманием и милостью. Он выдал за него свою сестру и сделал его командующим своих войск» (ал-Хусайни 1980: 131–132). Здесь стоит отметить несколько сюжетов: во-первых, мусульманский историк указывает на то, что карлуки являлись «кочевниками Мавераннахра», что говорит нам о следующем: после поражения султана Санджара на Катванской равнине в 1141 г. это племя закрепилось в данном регионе настолько прочно, что ал-Хусайни пишет об этом именно в таком ключе. При этом не следует забывать и о том, что одного из представителей кочевой аристократии хорезмшах немедленно возвысил, дав пост командующего, и даже породнился с ним. Этот факт говорит лишь о значимости для Хорезма союза с тюркскими племенами и их предводителями. Несомненно, ал-Хусайни ошибочно указывает каракитаев в качестве «кочевников», что, впрочем, характерно не только для него, но и для других представителей домонгольской мусульманской историографии. Версия историка Джузджани о том, что союз хорезмшаха был в данном случае не с карлуками, а с кыпчаками, о которой можно прочитать на страницах «Табакат-и-Насири» («Насировы таблицы») (T̤abakāt-i-Nāṣirī… 1881: 239), выглядит маловероятной с учетом указания на союз с карлуками у еще одного автора – Ибн ал-Асира (2006: 267–268).
Возвращаясь к правлению Абу-л-Фатха Ил-Арслана, отметим, что, по данным некоторых мусульманских авторов, союз между Хорезмом и карлуками становится причиной столкновения между хорезмшахом и каракитаями. Последние, очевидно, считали Мавераннахр зоной собственного влияния, и когда правитель Самарканда обратился к ним за помощью против карлуков, приказали ему переселить это племя в пределы Кашгара, как нами уже было отмечено выше (Ибн ал-Асир 2006). В результате карлуки обратились за помощью к Абу-л-Фатху Ил-Арслану (Qazvini 1903: 377), которому уже в конце своего правления пришлось начать открытые военные действия против каракитаев, в чем он, впрочем, не преуспел (Бартольд 1963: 396–398, 399–400; Biran 2005: 42–44, 52–54). «В этом году[4] хитаи переправились через реку Джейхун, желая напасть на Хорезм. Владетель его хорезмшах Ил-Арслан ибн Атсыз, услышав об этом, собрал войска и направился в Амую, дабы сразиться с ними и отбросить их. Но он заболел и остановился в нем. Он направил против них часть своего войска во главе с главным эмиром. Тот встретился с ними, и между ними произошло жестокое сражение. Хорезмийцы бежали, и их предводитель был взят в плен. Хитаи вернулись в Мавераннахр, а хорезмшах, будучи больным, – в Хорезм» (Ибн ал-Асир 2006: 270). В годы правления следующего хорезмшаха, ‘Ала’ ад-Дина Текиша (1172–1200 гг.), как нами уже отмечалось в специальных исследованиях, процесс интеграции представителей кочевых тюркских племен в состав военной и административной системы Хорезма только усиливался (Тимохин 2019б: 134–142; 2019в: 179–183). Неудивительно, что и миграция целых племенных соединений из восточного Дешт-и-Кыпчака в пределы Хорезмийской державы в этот период приобретает невиданные до этого размеры (al-Bagdadi 1937: 158), это позволяет исследователям утверждать, что армия хорезмшаха Текиша состояла практически полностью из тюркских соединений. «Армия, которую собирали хорезмшахи в период образования государства, состояла из воинов тюрок; войсковые подразделения и части формировались по племенному признаку. Даже в период расцвета государства, когда в войска рекрутировались представители других племен и народов, тюрки составляли основную и главную ударную силу» (Буниятов 1986: 83).
Тот же вакуум власти, который начинает образовываться в Хорасане еще при жизни султана Санджара, становится еще одним фактором, который усилил миграции тюркских племен как в пределы этого региона, так и в соседний Мавераннахр. Здесь ключевым событием следует признать, помимо уже упомянутого нами поражения на Катванской равнине в 1141 г., так называемую «огузскую смуту» (Агаджанов 1969; Ахинжанов 1995; Бартольд 1963; Буниятов 1986; The Cambridge… 1968). Племя огузов/гузов/гуззов, по данным некоторых мусульманских историков XII в., вторгается в пределы Мавераннахра, по всей видимости, под давлением каракитаев, а часть из них уходит и на территорию Хорезма (Marvazi 1942: 29). После событий 1141 г., когда сельджукскому господству был нанесен чувствительный удар, гуззы вторгаются в пределы Хорасана отчасти из-за слабости власти султана Санджара, отчасти по той причине, что каракитаи вытесняют их уже из земель Мавераннахра. «В мухарраме этого года[5] султан Санджар потерпел поражение от тюрков-гузов. Это племя тюрков, они мусульмане и находились в Мавераннахре, когда хитаи завладели [Мавераннахром], они [хитаи] выселили [гузов] оттуда, как мы упомянули, и они [гузы] направились в Хорасан, а их было много. Они поселились в окрестностях Балха и пасли [свои стада] на его пастбищах» (Ибн ал-Асир 2006: 250; al-Qummi 1985/1363: 235). Вплоть до 1153 г. присутствие гуззов в Хорасане устраивало и центральную власть, и региональных правителей – тюркское племя платило необходимые подати в обмен на использование выделенных им территорий под пастбища для скота. Подобное положение вполне устраивало и самих гуззов, которые «жили в хорошем положении, не причиняя вреда, совершая молитвы и уплачивая закят» (Ибн ал-Асир 2006: 250).
Мусульманские авторы указывают разные причины конфликта между гуззами и султаном Санджаром, однако единодушны в том отношении, что представители кочевого тюркского племени всеми силами старались избежать военного столкновения, предлагая сельджукскому правителю различные варианты откупа (Материалы… 1939: 323, 356; Histoire… 1889: 282–283; Ravandi 1921: 178–179; Ибн ал-Асир 2006: 251). Впрочем, несмотря на все попытки переговоров, сражение все-таки состоялось и гуззы наголову разбили армию сельджукского султана, который сам попал к ним плен, где и пробыл три года, вплоть до 1156 г. «Они ждали, пока к ним не подошло войско, а в центре его был Санджар. Долина наполнилась потоком конницы, и день покрылся покровом ночи. В авангарде находились эмиры, которые ослабели, испугались и представили себе ошибочное. Гузы воспользовались их слабостью, заехали им в тыл и стали убивать, брать в плен, ударять и дробить; спасение из теснины было трудно, и дорога была вымощена телами убитых. Они убили эмира Кумача и его сына, пришли к лагерю и уничтожили его людей и снаряжение, добрались до султана Санджара, а он был с небольшим числом своих приближенных и уже отчаялся в спасении. Они окружили его, как ресницы окружают зрачок, а он оказался и центре этого замкнутого круга и попал в руки притеснения. Эмир их (гузов) сошел с лошади, поцеловал землю, своим упорством преградил ему путь, приветствовал его и сказал: “Твои люди стали причинять вред и не охраняли хорошо подданных, мы – рабы твои вокруг тебя, говорим то, с чем ты согласен, и слушаем то, что ты говоришь”. Они отделили его от его спутников и заменили высокомерие его витязей унижением его людей. Он оставался у них как пленник 3 года. Они давали ему мало еды и питья, но сажали его на трон, а сами стояли в его присутствии, кроме Коргуда и эмира Тути-бека» (Материалы… 1939: 324; Histoire… 1889: 283–284).
Последствия этого оказались катастрофическими не только лично для султана Санджара, но и для всего Хорасана: даже после его бегства из плена и возвращения в Мерв гуззы продолжали грабить земли Хорасана. «Они распространились по стране, как саранча, и личинки их стали ползать, совершая зло. Они губили имущество и души, уничтожали благосостояние, устанавливали нужду, разрушили Нишапур, перебили его жителей мучительным образом и пролили кровь ученых и имамов в михрабах. (При этом) они возили с собой Санджара, а он не мог воспрепятствовать им; иногда он грубо говорил с ними, запрещал им, бранил и поносил их, но они не отвечали ему, когда он говорил им неприятное. Когда остатки войска Санджара потеряли надежду на его освобождение и увидели, что он стеснен в клетке, в которую его поймали, то ушли, разбежались, бились и терпели неудачи. В конце своей жизни он (Санджар) бежал от них, попал в Термез, стал точить меч намерений и предъявлять требования, но его постигла стрела рока и избавила его (от трудов). Войска его вызвали Сулейман-шаха, сына его брата Мухаммеда, чтобы он стал править вместо него и возобновил его власть, но тот не сумел достичь желаемого, оказался негодным и поступал нехорошо; он удалился в Рей и оттуда в Багдад, и дело его не нашло сил для осуществления. Войско же сошлось на избрании Махмуд-хана, сына сестры Санджара, и он пребывал в Нишапуре могущественным, имеющим хороший авторитет. Это было во времена султана Мухаммеда ибн Махмуда ибн Мухаммеда ибн Меликшаха, он (султан) написал ему из Хамадана грамоту и утвердил его. Потом эмир ал-Муайид Ай-Аба завладел Нишалуром, схватил Махмуд-хана, лишил его (власти) и стал управлять делами. Гузы же остались в Мерве, Балхе и остальных городах, блуждая в (стороне) от истинного пути, поклоняясь несправедливости и обижая рабов (Божиих)» (Материалы… 1939: 324; Histoire… 1889: 284). Присутствие гуззов в Хорасане, таким образом, становится значимым дестабилизирующим фактором вплоть до 1172/1173 г., а возможно, и дольше: региональные лидеры, претендующие после смерти султана Санджара на господство в этом регионе, вынуждены были решать прежде всего именно эту проблему. Гуззы опустошали земли и города Хорасана, отказываясь подчиняться кому-либо, что делало их самих «всеобщим врагом»: так, Ибн ал-Асир указывает, что один из претендентов на хорезмийский престол после смерти хорезмшаха Абу-л-Фатха Ил-Арслана, Султан-шах Махмуд, «сделал своим занятием – войну с гуззами, убийство и грабеж» (Ибн ал-Асир 2006: 272). Впрочем, в глазах мусульманского историка первое из указанных занятий вряд ли стоит считать злодейством, поскольку «гуззы овладели страной[6] и совершили неслыханные преступления» (Там же: 251).
Подводя итоги, можно отметить несколько важных моментов относительно миграции кочевых тюркских племен восточного Дешт-и-Кыпчака в пределы Хорасана и Мавераннахра в XII в. Мусульманские историки сообщают мало информации о том, какие внутренние процессы, за исключением столкновений между отдельными племенами, могли способствовать усилению миграции кочевников в указанные регионы. Впрочем, как нами было отмечено, сам факт формирования государства каракитаев в пределах Восточного Туркестана сильно повлиял на развитие событий: под их давлением кочевые племена уходят в пределы Мавераннахра и области Хорезм, а затем вынуждены искать убежища и в землях Хорасана. Каракитайские правители существенно нарушили баланс сил, который существовал в восточном Дешт-и-Кыпчаке накануне формирования их державы, в результате усиливается давление тюркских племен первоначально на земли Мавераннахра. Здесь сыграли свою роль и военные успехи каракитаев: разгром сельджукской армии на Катванской равнине в 1141 г. не просто подорвал могущество и авторитет султана Санджара, но и лишил его влияния на дальнейшую судьбу Мавераннахра, который становится фактически частью каракитайской державы, несмотря на то, что отдельным региональным лидерам удалось сохранить за собой власть. В подобной ситуации кочевые тюркские племена только увеличивают свое присутствие в этих землях, однако, как отмечают уже средневековые мусульманские авторы, политика каракитаев в отношении этих кочевников заставляет их либо мигрировать под защиту набирающих силы правителей Хорезма, либо уходить в пределы Хорасана, где власть султана Санджара оставалась по-прежнему слабой. В дальнейшем недальновидные действия этого сельджукского правителя привели к тому, что остатки его могущества были растоптаны гуззами, которые после разгрома его войска в 1153 г. почти два десятка лет присутствовали в землях Хорасана. Именно это кочевое племя сумело посеять хаос и сумятицу в масштабах всего региона, подвергнуть настоящему разгрому крупные и богатейшие города Хорасана. Однако подобные действия сделали гуззов врагами и для хорезмийцев, и для правителей области Гур, поскольку мешали им самим овладеть Хорасаном в рамках борьбы за «сельджукское наследство», которая начнется после смерти султана Санджара в 1157 г. Противостоять одновременно двум могущественным региональным лидерам, каковыми являлись, без сомнения, хорезмшахи и гуридские султаны, гуззы не смогли, и их присутствию в Хорасане пришел конец: по крайней мере, они перестают играть значимую военную и политическую роль в этом регионе после 1172/1173 г.
Безусловно, нельзя обойти вниманием влияние Хорезма и его правителей в XII в. на динамику и масштабы миграции кочевых тюркских племен в земли Хорасана и Мавераннахра. Начиная с правления хорезмшаха ‘Ала’ ад-Дина Атсыза, хорезмийское влияние в пограничных с Дешт-и-Кыпчаком землях только усиливается, и главным форпостом здесь будет город Дженд – именно в этот город правители Хорезма будут отправлять своих старших сыновей в качестве правителей, что говорит о его значимости, равно как и о стремлении усиливать военное и политическое влияние на кочевые тюркские племена. В результате представители кочевой знати инкорпорируются в состав военной и административной элиты Хорезма, а рядовые кочевники составляют ядро армии хорезмшаха, что особенно заметно в период правления ‘Ала’ ад-Дина Текиша. Несмотря на то, что подобный союз в итоге столкнул Хорезм и державу каракитаев, его все же следует считать максимально выгодным для хорезмийцев, поскольку во многом благодаря ему ими были одержаны значительные победы в конце XI – начале XIII в., расширены пределы государства, которое при хорезмшахе ‘Ала’ ад-Дина Мухаммаде (1200–1220 гг.) станет крупнейшей империей мусульманского Востока. В этой статье нами были отмечены основные факторы, усилившие миграцию кочевых тюркских племен восточного Дешт-и-Кыпчака в пределы Мавераннахра и Хорасана – надеемся, что в последующих работах нам удастся рассмотреть их еще более детально и выделить те, о которых нами не было сказано в этой статье. Также хотелось бы надеяться, что поднятая нами научная проблематика окажется интересной специалистам по домонгольской истории восточного Дешт-и-Кыпчака, что способствует появлению новых специальных исследований в этом направлении.
Литература
Агаджанов, С. Г. 1969. Очерки истории огузов и туркмен. Ашхабад: Ылым.
Ибн ал-Асир. 2006. Ал-Камил фи-т-тарих (Полный свод по истории). Избранные отрывки / пер. П. Г. Булгакова, Ш. С. Камолиддина. Ташкент: Узбекистан.
Ахинжанов, С. М. 1995. Кипчаки в истории средневекового Казахстана. Алматы: Гылым.
Бакран, Мухаммад ибн Наджиб. 1960. Джахан-наме (Книга о мире) / издание текста, введение и указатели Ю. Е. Борщевского. М.: ГРВЛ.
Бартольд, В. В.
1900. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Ч. 2. Исследование. СПб.: Тип. В. Киршбаума.
1943. Очерк истории Семиречья. Фрунзе: Киргизгосиздат.
1963. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. В: Бартольд, В. В., Соч.: в 9 т. Т. I. М.: Наука.
1964. Султан Синджар и гузы. (По поводу статьи К. А. Иностранцева). В: Бартольд, В. В., Соч.: в 9 т. Т. II. Ч. 2. М.: Наука.
Буниятов, З. М. 1986. Государство хорезмшахов-Ануштегинидов 1097–1231 г. М.: Гл. ред. вост. лит-ры изд-ва «Наука».
Джувейни. 2004. Чингиз-хан. История завоевателя мира. М.: Магистер-Пресс.
Материалы по истории туркмен и Туркмении. 1939. Т. I. VII–XV вв. В: Волин, С. Л., Ромаскевич, А. А., Якубовский, А. Ю. (ред.), Арабские и персидские источники. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
Мишин, Д. Е. 2009. Джайхани и его «Книга путей и государств». Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность 1: 33–45.
Тимохин, Д. М.
2019а. Значение г. Дженд для экономических и политических отношений между Хорезмом и кочевыми племенами Дешт-и Кыпчака в конце XI–ХII вв. В: Базаров, Б. В., Крадин, Н. Н. (отв. ред.), Кочевые империи Евразии в свете археологических и междисциплинарных исследований: сб. науч. ст. IV международного конгресса средневековой археологии евразийских степей, посвященного 100-летию российской академической археологии (Улан-Удэ, 16–21 сентября 2019 г.): в 2 кн. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН. Кн. 2, с. 81–82.
2019б. О роли городов во взаимодействии Хорезма и кочевых племен Дешт-и Кыпчака в конце XI–XII веков на примере Дженда. Вестник Института востоковедения РАН 3(9): 134–142.
2019в. Тюрки в военном и административном аппарате Хорезма в XII – начале XIII вв. По данным арабо-персидских источников. В: Телицин, Н. Н. (ред.), Актуальные вопросы тюркологических исследований: Международная научная конференция XX Ивановские чтения, 18 мая 2018 г.: материалы конференции. СПб.: Центр содействия образованию, c. 179–183.
2021. Обзор арабо-персидских источников XII века по истории Хорезма: особенности структуры и содержания. Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность 2: 45–56.
ал-Хусайни, Садр ад-Дин ‘Али. 1980. Ахбар ад-Даулат ас-Селджукиййа (Зубдат ат-таварих фи ахбар ал-умара ва-л-мулук ас-селджукиййа) («Сообщения о Сельджукском государстве». «Сливки летописей, сообщающих о сельджукских эмирах и государях») / пер. З. М. Буниятова. М.: Наука.
al-Bagdadi, Baha ad-Din Mohammad. 1937. At-Tavassul ila at-Tarassul. Тehran: Ketabhaneyye Ahmad Bahmanyar.
Biran, M. 2005. The Empire of the Qara Khitai in Eurasian History: Between China and the Islamic World (Cambridge Studies in Islamic Civilization). Cambridge: Cambridge University Press.
Bosworth, C. E. 2000. GARDĪZĪ, ABŪ SAʿĪD ʿABD-al-ḤAYY. URL: http://www.iranicaonline.org/articles/gardizi (дата обращения: 30.12.2012).
Histoire des seldjoucides de l'Iraq par al-Bondari d'apres Imad ad-din al-Katib al-Isfahani. 1889. In Houtsma, M. Th. (ed.), Recueil de textes relatifs
a l'histoire des seldjoucides. Leiden: E. J. Brill. Vol. II.
Ibn-el-Athiri Chronicon quod perfectissimum inscribitur. 1876. Vol. 11. Annos H. 527–583 / ed. by С. J. Tornberg. Leiden; Uppsala: E. J. Brill.
Martinez, A. R. 1983. Gardizi’s two chapter on the Turks. Archivum Eurasiae Medii Aevi. T. II. Wiesbaden, pp. 120–121.
Marvazi Sharaf al-Zaman Tahir. 1942. On China, the Turcs and India. London: The Royal Asiatic Society.
Qazvini Hamdallah. 1903. Târikhè gozîdè: les dynasties persanes pendant la période musulmane depuis des Saffârîdes jusques et y compris les Mogols de la Perse en 1330 de notre ère. Paris: Maisonneuve et Guilmoto. Vol. 1.
al-Qummi, Najm al-Din Abu l-Riza’. 1985. Tarih al-Wuzara. Tehran: Muassase-i Mutalaat va Tahkikat-ı Farhangi.
Ravandi, M. 1921. Rahat as-sudur va ayat as-sorur. Leiden; London: E. J. Brill.
Tabakat-i-Nasiri: A General History of the Muhammadan Dynasties of Asia. 1881. Including Hindustan; from A. H. 194 (810 A. D.) to A. H. 658 (1260 A. D.) and the Irruption of the Infidel Mughals into Islam. London: Gilbert & Rivington. Vol. I–2.
The Cambridge History of Iran / ed. by J. A. Boyle. 1968. Vol. 5. The Saljuq and Mongol Periods. Cambridge: Cambridge University Press.
[1] По мнению В. В. Бартольда, речь идет о сочинении «Машариб ат-таджариб ва гавариб ал-гара’иб» Абу-л-Хасана Бейхаки (Ибн Фундук) (Бартольд 1900: 32–33; 1964: 414–416).
[2] 548 г. х. – 1153/1154 г.
[3] 559 г. х. – 1163/1164 г.
[4] 567 г. х. – 1171/1172 г.
[5] 548 г. х. – 1153/1154 г.
[6] То есть Хорасаном.
