Социоестественные основы восточнославянского единства (Средние века и Новое время)

Речные пути с глубокой древности связывали между собой Черноморский и Каспийский бассейны. В VI–VII вв. восточные славяне расселились от Карпат до Средней Волги. К концу X в. в результате княжеской и народной колонизации с юго-запада Киевской Руси на северо-восток и восток большая часть Древнерусского государства располагалась на территории современной России.

В период строительства Белгородской и других оборонительных линий XVII в., проходивших по территории России и Украины, в их возведении и защите участвовали русские и украинцы. Еще до присоединения Б. Хмельницким к России нескольких украинских воеводств Российское государство считало Днепро-Донскую лесостепь своей территорией. Во второй половине XVII в., помимо автономных «украинских полков» в составе России находилось более 20 уездов на территории современной Восточной Украины.

В XVIII–XIX вв. в состав ряда украинских губерний входили русские земли, в состав русских – украинские. С территории Украины на юг и в центр России в XVII – середине XIX в. пролегло несколько государственных почтовых трактов. В XVII–XVIII вв. постоянными торговыми партнерами южнорусских городов были десятки городов Украины. Отсутствие естественных границ на русско-украинском порубежье вело к контрабандной торговле. Это вынуждало Русское государство открывать таможни и выставлять заградительные отряды. С конца XVIII в. началось заселение Новороссии и украинцами, и русскими, преимущественно из ЦЧР. Такое переселение начиналось под видом отхода на более ранние в Новороссии сенокосные и жатвенные работы, а затем на постоянную работу на донецкие шахты и рудники. На рубеже XIX–XX вв. трудные социально-экономические проблемы рассматриваемых территорий стали толчком к единой российской аграрной революции.

Ключевые слова: социоестественная среда, русский и украинский народы, историко-генетические, административно-территориальные, служилые, торговые, трудовые связи.

From ancient times, the inland waterways tied together the Black Sea and the Caspian basins. Through the 6th and 7th centuries, the Eastern Slavs spread from the Carpathians to the Middle Volga. By the end of the tenth century, as a result of princely and people colonization from south west to north east and east, a large part of Kievan Rus turned located on the territory of contemporary Russia.
In the 17th century during the construction of the Belgorod and other fortification lines, the Russian and Ukrainians held together to build and to defend them. Well before the accession of several Ukrainian provinces to Russia under Bogdan Khmelnitsky’s leadership, the Russian state had considered the Dnieper-Don forest-steppe as its own land. In the second half of the 17th century, more than 20 districts (uezd) of modern East Ukraine were Russian territory, not to speak about the autonomous “Ukrainian regiments” at Russian service.
In the 18th and 19th centuries, some Ukrainian regions (gubernias) encompassed the Russian lands and vice versa. From the 17th century to the 1850s, the Ukrainian Regions of the Russian Empire were gradually bound together with its South and the Central Prov-inces by several State Postal Highways. Dozens of the Ukrainian cities and towns had permanent trade partnership with South Russian towns through the 17th and 18th centuries. The absence of natural borders at the Russian-Ukrainian frontier led to smuggling which made Russia to install customs and organize jamming arrays. From the late 18th century, both the Ukrainians and the Russians mostly from the Central Black-Earth region of Russia started to inhabit Novorossia (New Russia). Such migration began with an excuse to go to get money from the haymaking and harvest which turned to a full-time employment at Donetsk coal and ore mines. At the threshold of the 20th century, a number of complex social and economic issues of the regions acted as an impetus to the general agrarian revolution in Russia.

Keywords: socio-natural environment, the Russians, the Ukrainians, historical and genetic ties, administrative-territorial ties, military service, noblemen, trade, labor ties.

Общеизвестно единство природных условий Восточно-Евро-пейской равнины. Для историков важно показать, как эти условия формировали единство населения, проживавшего на данной территории. Учитывая обширность проблемы, географически мы решили сосредоточиться на лесостепной территории современного юга Центральной России и Востока Украины, где не было природных преград для общения населения.

Хронологически работа главным образом посвящена периоду Нового времени (XVII – начало XX в.). Однако понимая, что естественные основы взаимосвязей народов формировались веками, мы должны были обратиться либо к раннему Средневековью (по мировой периодизации), либо к древнему периоду (по российской традиции).

С глубокой древности помимо открытых степей речные пути сообщения связывали между собой Черноморский и Каспийский бассейны. Наиболее заметную роль играла водная система Донец – Оскол – Сосна – Дон, которая связывала Приднепровские земли с Доном, а далее – с Волгой. Речные пути этого направления еще в XIX в. изучил известный исследователь водных путей Н. П. Загоскин (1910).

К социоестественным основам восточнославянского единства можно отнести и данные о высокой степени сходства антропологических и генетических характеристик жителей современного юго-запада России и востока Украины. В частности, это наглядно демонстрируют карты, разработанные специалистами по геногеографии Е. В. и О. П. Балановскими. Хотя эти исследователи в работе о русском генофонде не ставили перед собой специальной задачи картографически отобразить генетические признаки жителей современной Украины, их карты постоянно «заползают» в восточно-украинские земли и показывают полное или большое сходство населения этих земель и соседних российских областей по таким показателям, как цвет волос и глаз, выпуклость лица, гены-маркеры и др. Интересно наблюдение, что среди распространенных фамилий самого юга России встречаются и украинские. Говоря о месте русского генофонда в генетических основах других народов, авторы подчеркивают, что он имел наибольшее сходство с европейским, особенно восточнославянским генофондом. Очень интересен вывод, что наибольшее приближение к среднерусским генетическим особенностям наблюдается на стыке расселения древних племенных союзов северян, вятичей и кривичей, то есть на современных территориях востока Белоруссии, Украины и юго-запада России (Балановская, Балановский 2007: 33 и др.).

В настоящее время большинство российских и украинских археологов считают, что зона расселения восточных славян в первом тысячелетии нашей эры простиралась от Карпат до Верхнего Дона (Обломский 2007; Приходнюк 1998; Славяне… 2012; Баран 1990; Щукин 1997).

Препятствием для движения на восток служили только естественные причины (в частности, крупное затопление в Окско-Донской низменности в VIII в.) (Ковалева, Ковалев 2012).

К концу X в. в результате княжеской и народной колонизации с юго-запада Киевской Руси на северо-восток и восток большая часть Древнерусского государства расположилась на территории современной России, хотя в то же время к Киеву была присоединена и Западная Русь.

Хотелось бы обратить внимание на один очень оригинальный факт, который привел в свое время М. Н. Тихомиров. Он писал о том, что в период Киевской Руси пряслица из розового шифера, производство которого было налажено только в городе Овруч Правобережной Украины, археологи находили от Припяти до Волги, от Днепра до Ладоги. По мнению М. Н. Тихомирова, это свидетельствовало о единстве вкусов всего древнерусского населения (Тихомиров 1975: 13).

Обстоятельства периода феодальной раздробленности не разрушили сложившегося древнерусского единства. Авторы известной коллективной монографии о древнерусском наследии писали о единстве природных условий славянских земель этого времени, системы сельского хозяйства восточнославянских народов, широких торговых связях между русскими княжествами и Великим Литовским княжеством, особенно отмечали, что «даже в мелких деталях быт населения отдельных районов бывшего Древнерусского государства почти не различался» (Пашуто и др. 1982: 89).

Особое внимание мы уделяем периоду Новой истории, времени с конца XVI в., когда началась русская колонизация Дикого Поля, территории, включавшей русскую и польскую Украину.

В самые последние годы по инициативе тамбовских историков началось изучение окраин Русского государства XVI–XVIII вв. в контексте проблемы развития южнорусского фронтира. Участники коллективных проектов были согласны в том, что наибольшие сложности в определении территории этого фронтира связаны с отсутствием четких естественных границ в русской и польской Украине.

Воронежский историк О. В. Скобелкин на основе комплекса источников рубежа 1560–1570-х гг. отнес к южнорусскому фронтиру 26 городов, из которых 4 находятся на территории современной Украины (Скобелкин 2013).

В период строительства Белгородской и других оборонительных линий XVII в., которые в силу естественных причин проходили по территории России и Украины, в их возведении и защите участвовали русские и украинцы («служилые черкасы»). Весьма подробно вопрос о взаимодействии русского и украинского населения в зоне оборонительных линий в XVI – первой половине XVII в. рассмотрели белгородские историки А. И. Папков и В. В. Савина. В первую очередь они отметили, что с конца XVI в. Русское государство считало Днепро-Донскую лесостепь своей территорией и организовывало здесь сторожевую службу. Польское государство не препятствовало продвижению украинцев в этот регион: русские и украинцы вели совместную оборону южных границ обоих государств от татарских набегов. В заключении статьи авторы отметили: «Выделяясь среди русских служилых людей и крестьян, служилые черкасы благодаря этнокультурному родству и общему православному вероисповеданию быстро адаптировались к существованию в России. Вместе с тем в первой половине XVII в. эта адаптация еще не была полной» (Папков, Савина 2013).

В некоторых русских городах воеводы заботились о браках черкас и русских девушек. Ю. А. Мизис приводит факт, что Р. Ф. Боборыкин, будучи в 1640-е гг. воеводой в Козлове, помимо прочего заботился о женитьбе украинцев на местных «девках», чтобы удержать служилых людей в Центральной России (Мизис 2012: 204). Учитывая то, что Боборыкин служил воеводой в целом ряде городов юга России, в том числе очень близких к Украине, вполне можно предположить, что подобную практику он мог применять и там.

В материалах различных переписей категория «служилые черкасы» отдельно учитывалась до конца XVIII в.

В «Генеральной, учиненной ис переписных книг, о числе мужеска полу душ табели» 1-й ревизии 1720 г. черкасы как особая категория населения упомянуты в Севском, Путивльском, Трубчевском уездах Севской провинции Белгородской губернии, в Орловском уезде Орловской провинции той же губернии (Табель… 1959). Черкасы Воронежской губернии в этих материалах по каким-то причинам не указаны «отдельной строкой». Но они упоминаются в ревизиях конца XVIII в. по большинству уездов Воронежской губернии и таким крупным городам Тамбовской губернии, как Тамбов и Козлов (Болховитинов 1992; И пыль… 1993).

К середине XIX в. категория служилых черкас «растворилась» среди русских государственных крестьян. Но фамилии Черкасов, Черкашин и т. п. до сих пор широко распространены в южной части России.

Во второй половине XVII в. помимо автономных «украинских полков» непосредственно в составе России находилось около 30 уездов на территории современной Восточной Украины: Ахтырский, Богодуховский, Боровленский, Валковский, Волчанский, Вольный, Городной, Змиевский, Золочевский, Изюмский, Каменный, Краснокутский, Краснопольский, Лебединский, Межиричский, Мерефский, Мурафинский, Рублевский, Недрыгайловский, Олешненский, Путивльский, Салтовский, Сенный, Сумский, Топольский, Харьков, Царев-Борисовский, Чугуевский (Водарский 1977).

Составитель карты административно-территориального деления Российского государства в конце XVII в. известный специалист по исторической географии Я. Е. Водарский процитировал ходатайство Разрядного приказа 1687 г. об оставлении в его ведении Слободской Украины: «И всегда тех городов казаки бережены были в Розряде, а служили в Белогороцком полку. И ныне пристойно их взять по прежнему в Розряд для того, чтобы черкасы тех городов Белогороцкого полку с служили и жилецкими людьми соединялись и в любовь, и в совет, и братство входили в неразорванное» (Водарский 1977: 179).

В XVII–XVIII вв. в составе Российского государства сложилась историческая область под названием Слободская Украина, в которую входили территории современной Харьковской и частей Сумской, Донецкой, Луганской областей Украины, Белгородской, Курской и Воронежской областей Российской Федерации (Слюсарський 1954).

Государственный крестьянин Тамбовской губернии Е. А. Ков-ригин, участвовавший в народном ополчении времен Крымской войны, фиксируя пункты прохождения ополчения через территорию Слободской Украины, постоянно отмечал соседство русского и украинского населения: «…пришли в село Осиновку. Встречали с образами и колокольным звоном. Жители – малороссияне… Ночевать пришли в 4 часа вечера в село Зайцевку. Встречали с образами… Живут малороссияне. А 25 числа утром прошли границу Харьковской губернии Старобельского уезда… село Зарёвка. Хутор Николаев… Жители – хохлы. И пришли ночевать в село Стрельцовку. Встречали с образами… Жители и здесь малороссияне {хохлы}.

27-го августа наша дружина пошла в поход утром очень рано. Но я был послан по открытому листу от дружинного начальника на паре лошадей с двумя больными ратниками в заштатный городок Беловодск… Квартира мне была отведена у купца Евстигнея Михайловича Сидорова… Хозяин русский человек – ходит по-рус-ски… Жена его тоже красивая женщина. Волосы черные, разго-вор – малороссийский. И мы все пили чай за одним столом.

…я приехал в село Боранниковку, где наша дружина дневала… Жители – малороссияне.

29-го августа рано утром вышли в поход и прошли село Даниловку… Жители – русские и малороссияне. На входе в село встречали с образами. Священник после молебна сказывал проповедь… прошли село Сосновку Средней Сотни и село Святодмитриевское. Встречали с образами. Живут русские. И пришли в село Бохмутовку. Жители – русские. Встречали с образами.

… пришли в с[ело] Белое… Хаты построены из белого камня. Жители – малороссияне… пришли в с[ело] Успенское… Жители – малороссияне.

На другой день пришли в село Арехово. Живут русские. И при-шли в село Голодаевку… Жители – малороссияне… И 12-го числа пришли в с[ело] Покровское… Жители – малороссияне Екатеринославской губернии, Таганрогского уезда» (Дневник… 2009: 38–42).

Обратим внимание и на единообразие названий русских и украинских населенных пунктов, а также на характер церемонии приема ополченцев с понятными и местным жителям, и дружинникам из Центральной России образами и проповедями.

Тот же Е. А. Ковригин в своих дневниковых записях о паломничестве в Киев и Левобережную Украину воспринимал их как привычную для русского человека среду, а о лесистом Заднепровье писал как о другом мире (Там же: 78).

С территории Украины на юг и в центр России в XVII – середине XIX в. было проложено несколько государственных почтовых трактов: Бахмутский, Мариупольский, Киев – Орел, Харьков – Воронеж, Московско-Харьковское шоссе, Чернигов – Курск и др. Позже здесь пролегли железные дороги Киев – Воронеж, Курско-Харьковско-Севастопольская и др.

В XVII–XVIII вв. постоянными торговыми партнерами южнорусских городов (Белгорода, Болхова, Воронежа, Ельца, Коротояка, Корочи, Курска, Обояни, Оскола и многих других) были десятки городов Украины. Среди них в таможенных книгах часто упоминаются Ахтырка, Батурин, Гадяч, Глухов, Нежин, Переяславль, Сумы, Харьков (Мизис 2006).

Отсутствие естественных границ на русско-украинском порубежье вело к появлению контрабандной торговли в ту и другую стороны. Это вынуждало Русское государство открывать все новые таможни и выставлять заградительные отряды – сначала была открыта Курская таможня, затем жизнь заставила основать еще Воронежскую и Белгородскую (Там же).

Среди лиц, торговавших в городах южной России в середине XVII–XVIII вв., постоянно упоминались черкасы или черкешены, а в отдельных случаях и днепровские казаки. В частности, такие жители украинских земель упоминались в числе торговцев рыбой в Козлове и Тамбове, лошадьми в Белгороде и Воронеже (Мизис 2006).

Интересные данные о влиянии естественных природно-геогра-фических факторов на русско-украинские связи вплоть до середины XIX в. содержатся в известном справочнике «Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861– 62 гг.». Наиболее интересные факты приведены в материалах о городах Курской и Орловской губерний.

В частности, особо отмечено положение города Грайворона Курской губернии, который оказался на перекрестке торговых путей между Харьковской, Черниговской, Полтавской губерниями (современная Украина) и Курской и Воронежской губерниями (современная России) (Экономическое… 1863, ч. 1: 11).

Отмечено и особое положение города Старого Оскола, служившего местом ссыпки хлеба из Воронежской и Курской губерний, который часто востребовался при неурожае на Украине (Там же: 29–30).

Важную роль в естественной связи российских и украинских губерний играла брянская пристань на р. Десне, куда подвозились товары из губерний центра России, которые далее отправлялись в «низовые города»: Киев, Кременчуг, Екатеринослав, Херсон (Там же, ч. 2: 13).

В разделе о Курской губернии приведено несколько выразительных фактов относительно промыслового отхода горожан: жители города Дмитриева отлучались преимущественно в губернии Киевскую и Таврическую, Обояни – в малороссийские губернии вообще, в Хотмыжске большая часть мещан в летнее время отправлялась на заработки в южные губернии (Там же, ч. 1: 13, 22, 45). В городе Малоархангельске Орловской губернии многие жители уезжали летом в Малороссию для торговли скотом (Там же, ч. 2: 35).

С конца XVIII в. началось заселение Новороссии. По данным украинского историка Я. В. Бойко, к концу XIX в. 43 % местного населения составляли украинцы и 30 % – русские. Наибольшее число переселенцев было из ЦЧР.

Я. В. Бойко особенно отмечает, что на рубеже XIX–XX вв. славяне составляли 70 % населения Таврической губернии. При этом в северной части региона 2/3 составляли украинцы, 1/4 – русские, а в Крыму доля русских равнялась 33 %, украинцев – 12 %. Процесс заселения Тавриды продолжался до 1917 г. Всероссийская сельскохозяйственная перепись (осень 1917 г.) зафиксировала проживание в Таврической губернии 210 тыс. «посторонних» жителей. Основная масса этих людей жила и работала в средних и частных хозяйствах в качестве наемных сельскохозяйственных работников.

Такое переселение шло под видом отхода, во многом вызванного естественными факторами: сенокосные и жатвенные работы в Новороссии начинались на несколько недель раньше, чем в Центральной России, и требовали дополнительных работников. Для перегона многочисленных степных стад скота в центр страны были необходимы тысячи гуртовщиков, среди которых были и русские, и украинцы. С середины XIX в. начинается и заметный отход жителей великорусских губерний на шахты Донбасса, который географически расположен и в Украине, и в России.

Известный земский статистик И. И. Молессон, в частности, работавший в Тамбовской губернии, провел специальное исследование крестьянского отходничества вплоть до уровня отдельных волостей и сел. Такая постановка вопроса позволила совершенно конкретно определить масштабы движения отходников, в том числе на Украину. Количественно он определил 20 фактов отхода в Екатеринославскую губернию, 15 – в Таврическую, 5 – в Одессу.

Десятки жителей Поляковско-Майдановской волости Елатомского уезда, Бедишевской, Криушинской, Стадровской, Теньгушевской, Широмасовской волостей Темниковского уезда, Ольховской волости Моршанского уезда, Соколовской волости Кирсановского уезда, Пахатно-Угловской, Пичерской, Татарщинской волос-тей Тамбовского уезда, Трубечинской волости Лебедянского уезда, Романовской волости Липецкого уезда уходили в Екатеринославскую, Таврическую, Херсонскую губернии на работы в сельскохозяйственные экономии (Молессон 1901: 37–38, 40–41, 44–51, 94–95, 104–105, 126–127, 130–131). При этом в некоторых случаях речь шла о чернорабочих на сельскохозяйственных работах. Другими словами, крестьяне многих волостей и сел далекой от юга Украины Тамбовской губернии готовы были наниматься на любую работу в украинских землях, а владельцы украинских экономий готовы были принимать на работу великорусских крестьян.

Распространенным отхожим промыслом тамбовских крестьян являлся отход «на каменно-угольные копи» в Славянский и Луганский уезды Екатеринославской губернии (Голицинская волость Козловского уезда, Кулеватовская и Питерская волости Моршанского уезда, Пичерская волость Тамбовского уезда, Бреславская волость Усманского уезда) (Молессон 1901: 74–75, 78–79, 110–11, 132–133).

Особенно отметим сообщение из Подворной волости Усманского уезда, в котором отмечалось, что местные крестьяне уходили на временные сельскохозяйственные работы в Славяносербск и другие станицы области Войска Донского. Иначе говоря, они не видели принципиальных различий между современными российскими ростовскими землями и украинскими луганскими землями (Там же: 138–139).

Конечно, можно привести еще немалое количество фактов, свидетельствующих о широких социоестественных исторических связях по меньшей мере населения юга России и востока Украины в Новый период российской истории. Полагаем, что приведенного материала достаточно для обоснования существенности такого вопроса.

Обратимся только к еще одному обстоятельству. На рубеже XIX–XX вв. труднопреодолимые социально-экономические проблемы рассматриваемых территорий стали толчком к началу единой российской аграрной революции, которая в 1902 г. вспыхнула на территории от Полтавской и Харьковской губерний до Среднего Поволжья (Анфимов 1998).

Литература

Анфимов, А. М. (ред.). 1998. Крестьянское движение в России 1901–1904 гг.: сб. документов. М.: Наука.

Балановская, Е. В., Балановский, О. П. 2007. Русский генофонд на Русской равнине. М.: Луч.

Баран В. Д. (отв. ред.) 1990. Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. Киев: Наукова думка.

Бойко, Я. В.

1993. Заселение Южной Украины, 1860–1890 гг. (историко-экономи-ческое исследование). Черкассы: Сіяч.

2009. Расселение и удельный вес переселенцев в Новороссии на переломе XIX–XX вв. Материалы ХХХI сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: историография, методы исследования и методология. Опыт и перспективы. Кн. 1 (с. 253–265). М.: Вологда.

2011. Заселение Тавриды восточными славянами (конец XVIII – начало XX в.). Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Вторые чтения памяти академика РАН Л. В. Милова. 17–19 ноября 2011 г. (с. 315–319). М.: МГУ.

Болховитинов, Е. 1992. Историческое, географическое и экономическое описание Воронежской губернии: Собр. из историй, архивных записей и сказаний Е. Болховитиновым. Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во.

Водарский, Я. Е. 1977. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М.: Наука.

Дневник тамбовского обывателя Е. А. Ковригина: Научное издание / сост. В. В. Канищев, С. К. Лямин. Тамбов: Центр-Пресс, 2009.

Загоскин, Н. П. 1910. Русские водные пути и судовое дело в допетровской России. Казань: Лито-типография И. Н. Харитонова.

И пыль веков от хартии отряхнув... Хрестоматия по истории Тамбовского края. Тамбов: Изд. центр ТГПИ, 1993.

Ковалева, Н. О., Ковалев, И. В. 2012. Роль климатических ритмов в динамике археологических культур в ландшафтах Поценья. В: Кульпин-Губайдуллин, Э. С. (ред.) (соредактор Борисова, Е. А.), Человек и природа в пространстве и времени. Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Вып. XXXVI (с. 97–109). М.: ИАЦ-Энергия.

Мизис, Ю. А.

2006. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине ХVII – первой половине XVIII в.: монография. Тамбов: Юлис.

2012. Воевода Московского царства (Р. Ф. Боборыкин на государевой службе). Тамбов: Изд. дом «Мичуринск».

Молессон, И. И. 1901. Краткий очерк некоторых данных об отхожих промыслах Тамбовской губернии в 1899 году. Тамбов: Губернская земская типография.

Обломский, А. М. (отв. ред.). 2007. Памятники киевской культуры в лесостепной зоне России (III – начало V в. н. э.). М.: ИА РАН.

Папков, А. И., Савина, В. В. 2013. Расселение черкас на южной окраине России в конце XVI – начале XVII в. Вестник Тамбовского университета. Серия «Гуманитарные науки» 10: 49–60.

Пашуто, В. Т., Флоря, Б. Н., Хорошкевич, А. Л. 1982. Древнерусское наследие и судьбы восточного славянства. М.: Наука.

Приходнюк, О. М. 1998. Пеньковская культура (Культурно-археоло-гический аспект исследования). Воронеж: Воронежский ун-т.

Скобелкин, О. В. 2013. Южный фронтир России на рубеже 60– 70-х гг. XVI в. Вестник Тамбовского университета. Серия «Гуманитарные науки» 10: 43–48.

Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Материалы международной конференции, посвященной 110-летию со дня рождения Ивана Ивановича Ляпушкина (1902–1968), 3–5 декабря 2012 г. Санкт-Петербург / сост., ред. О. А. Щеглова, науч. ред. к. и. н. В. М. Горюнова. СПб.: СОЛО, 2012.

Слюсарський, А. Г. 1954. Слобiдська Украiна. Icторичний нарис. XVII–XVIII ст. Xapкiв.

Табель первой ревизии народонаселения России (1718–1727 гг.) / сост. В. М. Кабузан, Н. М. Шепукова. 1959. Исторический архив 13: 126–165.

Тихомиров, М. Н. 1975. Древняя Русь. М.: Наука.

Щукин, М. Б. 1997. Рождение славян. Stratum: Структуры и катастрофы: сб. символической индоевропейской истории: археология, источниковедение, лингвистика, философия истории (с. 110–147). СПб.

Экономическое состояние городских поселений Европейской России 1861–62 гг.: в 2 ч. СПб.: Тип. К. Вульфа, 1863.