Генезис государства как составная часть процесса перехода от перво-бытности к цивилизации (общий контекст социальной эволюции при образовании раннего государства)

Часть 3. Стейтогенез: раннее государство и другие политические формы

Раздел первый. Характеристики и признаки раннего государства

Подраздел 1. Анализ некоторых взглядов на специфику раннего государства

1. Раннее государство и его аналоги

В течение этой работы мы постоянно возвращались к идее, что раннее государство не являлось единственной формой политической организации усложнившихся постпервобытных обществ. Были и иные типы политий. Причем длительное время они составляли достаточную альтернативу раннему государству. Такие общества я называл аналогами раннего государства. В целом они выполняли те же функции, что и ранние государства, а именно:

- создание минимального политического и идеологического единства и сплоченности в разросшемся обществе (группе близких обществ) для решения общих задач;

- обеспечение внешней безопасности или условий для экспансии;

- обеспечение социального порядка и перераспределения прибавочного продукта в условиях социальной стратификации и усложнившихся задач;

- обеспечение минимального уровня управления обществом, включая законотворчество и суд, а также выполнение населением необходимых повинностей (военной, имущественной, трудовой);

- создание условий для воспроизводства хозяйства (особенно там, где требовалась координация общих усилий).

Таким образом, сходств между ранними государствами и их аналогами немало. Вот почему многие из аналогов оказались способными стать государством. «Химический состав» ранних государств и их аналогов во многом похож, но пропорции и комбинации составных частей различны. То, что есть в аналогах, не чуждо и раннему государству, только у него существенно больше новых моментов. Все это и давало мне основание считать ранние государства и их аналоги политиями, находящимися на одной стадии политогенеза – раннегосударственной – но отличающимися некоторыми особенностями устройства и «техникой» управления, что оказалось, в конце концов, эволюционно очень важным. Эти отличия далее подробно описаны мной.

2. Отличия раннего государства от обществ догосударственной стадии

Отличия политий раннегосударственной стадии (как ранних государств, так и их аналогов) от обществ догосударственной стадии были достаточно подробно рассмотрены мной во второй части[1]. Однако стоит их повторить, только несколько в иных формулировках.

1. Изменение производственной базы (сельское хозяйство становится интенсивным), увеличение размеров территории и численности населения.

2. Возрастание сложности общества, а также числа уровней сложности его организации и управления в нем.

3. Существенное изменение традиций и институтов, связанных с регулированием социально-политической жизни.

4. Деление общества на два или более слоя, различающихся по правам и обязанностям. Увеличение степени материальной независимости высшего слоя от низшего; изменение взаимоотношений элиты и населения (в плане роста неэквивалентности обмена «услугами»).

5. Появление идеологии, оправдывающей и легитимизирующей социально-политические изменения в обществе.

Все эти отличия достаточно очевидны, а такие, как в п. 1, 2 и даже 4, могут быть выражены и в цифрах.

Поскольку раннее государство является одной из форм политий раннегосударственной стадии, само собой, что указанные признаки отличают и его от догосударственных политий. Но только как одну из форм более высокой стадии политогенеза от форм более низкой стадии. Поэтому, вопреки тому, что нередко пишут исследователи, ни степень сложности, ни размеры и населенность, ни деление на два (или более) слоя, ни требование к населению выполнять повинности не будут эксклюзивным отличительным признаком раннего государства от догосударственных образований[2]. Эти признаки встречаются и в аналогах ранних государств.

Следовательно, если считать (что очень распространено) и простые примитивные, и сложные, во многом не уступающие раннему государству, политии одинаково догосударственными, если не разделить их на действительно догосударственные и аналоговые раннему государству, выявить специфику последнего оказывается невозможно. И в самом деле, как это сделать, если у «догосударственных» образований встречаются те же признаки, что и у государства?

Возьмем для примера критерии раннего государства, приводимые Классеном[3].

1. Достаточная численность населения, позволяющая создать в обществе стратификацию и специализацию.

2. Подданство (гражданство) в государствах определяется по месту жительства или рождению на этой территории.

3. Управление централизовано, и правительство имеет необходимую силу для поддержки законов и порядка путем использования как авторитета, так и силы.

4. Государство независимо, а правительство имеет достаточно силы, чтобы противодействовать сепаратизму или защитить страну от внешней угрозы.

5. Достаточная степень стратификации для возникновения зримо различаемых социальных классов (управляемых и управляющих).

6. Достаточная продуктивность хозяйства обеспечивает регулярный прибавочный продукт, который идет на содержание государственной организации.

7. Общественная идеология, которая обеспечивает легитимность правящего слоя.

Пункты 1, 5, 6, 7, как мы видели во второй части настоящей работы, без сомнения, присутствуют и во многих аналогах, а некоторые из них могут не иметь место и в ранних государствах. Например, п. 6 в грабительских государствах. Пункт 4 также вполне относится к аналогам, многие из которых достаточно долговечны и способны отстаивать свою суверенность и независимость. Возьмите тех же ирокезов.

Пункт 2, как увидим далее, не универсален для ранних государств (например африканских), где роль родовых связей была исключительно большой. В то же время место жительства могло играть важную роль в некоторых аналогах[4]. Наиболее характерен именно для ранних государств, чем аналогов, пункт 3. Но не все ранние государства были централизованы[5].

Таким образом, по вышеприведенным признакам затруднительно выявить, в чем, собственно, специфика ранней государственности по сравнению с негосударственными политиями с большим населением, прибавочным продуктом, стратификацией[6]. Поэтому я считаю, что для различения ранних государств и догосударственных и негосударственных политий; равно как и для выявления отличий раннего государства от сформировавшегося, нужны иные, чем имеются, подходы. Но прежде чем говорить о них, стоит более основательно рассмотреть, в чем недостаток существующих подходов.

3. Классическая триада и раннее государство

3. 1. Триада признаков

Прежде всего, посмотрим, почему нельзя использовать для характеристики раннего государства признаки государства сформировавшегося. Различных признаков государственности выдвигается немало[7]. Но наиболее общепринятыми являются: 1. Замена родового деления общества на территориальное (далее: территориальность). 2. Налоги. 3. Наличие отделенной от народа особой власти в виде административного и репрессивного аппарата (далее: госаппарат)[8]. Эти три признака я иногда буду называть триадой. Стоит заметить, что сами формулировки признаков могут существенно отличаться от работы к работе, но в целом общий смысл сохраняется: государство – это аппарат принуждения и управления, состоящий из профессиональных чиновников и воинов; принудительное изъятие благ у населения в виде налогов; особое территориально-администра- тивное деление.

Попытки применить триаду для раннего государства вызывают большие сложности. И это вполне объяснимо, ибо между ранним и зрелым государствами порой такая же разница, как между ранним государством и догосударственной политией. Недаром же ряд исследователей подчеркивает, что многие ранние государства так никогда и не становятся зрелыми[9].

То, что для анализа формирующихся государств триада плохо применима, было очевидно давно. Это и послужило одной из главных причин создания особой теории раннего государства. Но у ее создателей, на мой взгляд, прослеживается внутреннее противоречие. С одной стороны, они собственно и стремились выявить специфику не государства вообще, а именно раннего государства. Но с другой стороны, указанная триада все же влияет на их критерии раннего государства, которые характеризуются как имеющие аппарат управления, территориальный принцип построения и налоги (или дань). И это затрудняет различение ранних и зрелых государств. И, вероятно, не случайно, как подметил Бондаренко, Классен воспользовался своим со Скальником определением раннего государства для того, чтобы дать определение государства вообще[10].

Таким образом, надо более определенно отказаться от применения триады к ранним государствам, оставив ее для характеристики только сформировавшихся государств (и то с важными оговорками, о которых пойдет речь во втором разделе третьей части).

3. 2. Некоторые трудности приложения триады к раннему государству

Анализ раннего государства показывает, что, во-пер­вых, в них часто имеется только один или два из признаков триады, во-вторых, даже те признаки, которые удается обнаружить, обычно предстают в таком неразвитом виде, который совершенно не соответствует теоретической модели.

И поскольку, по крайней мере, два из трех признаков (территориальность и налоги) могут порой встречаться и у аналогов (а их продолжают считать догосударственными политиями), дело окончательно запутывается. Все это создает большие (даже неразрешимые) трудности при определении, является ли данная полития государством, ранним государством или вообще догосударственным образованием. Немало ученых считают государством только сформировавшиеся государства и поэтому отвергают или подвергают сомнению саму концепцию раннего государства. Но они оказываются непоследовательными в своей классификации, поскольку строгое применение триады приведет к тому, что из числа государств придется исключить и такие, которые правильнее считать все же государством[11].

Из трех признаков государства наличие аппарата не- редко признается важнейшим и особенно часто упоминается[12]. На этом основывается «характерное для представителей различных школ отождествление государства и государственного аппарата, администрации»[13].

Разумеется, какой-то аппарат управления есть в любом раннем государстве. Но если ученый ожидает, что этот аппарат будет не только достаточно мощным, но и состоять из профессиональных управленцев-чиновников, получающих жалованье и являющихся «колесиком и винтиком» административной системы, его ждет разочарование.

На самом же деле аппарат в раннем государстве где-то слаб, где-то плохо отделен от самоуправления, где-то частичен (например, когда дружина является аппаратом и управления, и принуждения, и фискальным, и внешней политики). Но даже там, где такой аппарат достаточно заметен, на поверку обнаруживается масса архаики, в частности затрудненность его изменения и тем более «перетряхивания»; двойственность (а то и тройственность) социального положения многих администраторов, которые могли титул и ранг иметь по рождению, но на должность их ставил клан, а решения последнего утверждал правитель. Естественно, что такие управленцы не похожи на бюрократов, к тому же и жалованья в нашем понимании они не получали.

Таким образом, налицо давление теории на исследователей, которые имплицитно ожидают, что концепция, выведенная для сформировавшихся государств и достаточно ярких процессов, будет эффективной и для начальных, переходных моментов. Но для анализа последних нужен особый научный инструментарий. Поэтому следует сделать вывод, что наличие какого-то достаточно оформленного и специализированного аппарата управления, состоящего из профессиональных, полностью подчиненных высшему руководству чиновников, не является обязательным для раннего государства, даже в конечной его фазе, а более характерно для сформировавшегося государства.

Так же и развитой профессиональный аппарат насилия в раннем государстве был достаточно редким явлением. Конечно, во многих случаях можно обнаружить специальную царскую охрану, отряды стражи, наемные дружины, какую-то постоянную армию, примитивную полицию. Однако вся эта структура часто долго не имела полной системы, а опиралась на уже имеющиеся традиции и формы организации (типа ополчения и самовооружения народа, самостоятельного обеспечения безопасности за счет помощи родичей или вооружения слуг). В частности, редко какие военные акции ограничивались только постоянной армией[14]. В маленьких же государствах профессиональный аппарат принуждения был и вовсе слабым, поскольку там вполне хватало милиции или ополчения.

Идея о территориальном принципе построения общества и управления им как важнейшем для характеристики государства утверждается со времен Генри Мэна и Льюиса Г. Моргана[15]. Но, как справедливо указывает Коротаев, дело заключается не в самом наличии-отсутствии территориального деления в догосударственных образованиях и в государствах (оно, как правило, было и там и там), а в том, что переход к государству сопровождался переходом от «естественного» территориального деления к «искусственному». «Наследуя от догосударственной политической организации естественное территориальное деление, государственная организация в процессе своего становления начинает его искусственно менять, придавая ему все более и более регулярный характер»[16].

Но вот этой регулярности во многих случаях в ранних государствах мы не наблюдаем. Они нередко представляют собой пестрый конгломерат различных частей, имеющих где-то родовые и этнические, где-то территориальные или смешанные принципы организации. Территориальное деление на провинции на самом деле оказывается лишь объединением племенных и общинных территорий, имеющих разные по статусу отношения с центром и значительную (а то и полную) автономию внутреннего управления. Таковы были, например, Индия и государство Инков. И Римская республика не имела правильного территориального деления, а больше походила на федерацию полисов под гегемонией Рима[17]. Высказывается мнение, что большинство доиндустриальных империй при более внимательном анализе их реальной внутренней структуры оказываются мультиполитиями, то есть имеющими собственно государство в центре и разного рода политии на периферии[18].

Было немало государств, где, как в Индии, «связь человека с территориальными общинами была, вероятно, слабее, чем с родственно-кастовыми и профессиональными» и где «вся страна состояла из больших и малых общин разных типов и уровней организации, связанных между собой внутри иерархической структуры, сочленяющихся друг с другом и т. д., составляя сложную по своей структуре макрообщину»[19].

В одних ранних государствах территориальный принцип был более заметным, в других – менее, и поэтому длительное время они основывались в главном еще на прежних (родовых, кастовых) формах структурного деления. Но в то же время у них могли быть более выражены иные признаки триады, в частности роль налогообложения[20].

Сказанное об аппарате и территориальности касается и налогов. Во-первых, они часто трудно отличимы от дани, подарков, временных займов и т. п., не говоря уже о том, что кое-где они заменялись принудительными работами. Во-вторых, налоги налогам рознь. В ряде случаев собственно граждане или подданные не облагались налогами, а платили их либо иноземцы, либо торговцы, либо неграждане. Например, тиран Периандр в Коринфе (конец VII – начало VI вв. до н. э.) имел столь значительные доходы от портовых сборов, что мог отказаться от других налогов[21]. В-третьих, налоги часто были нерегулярными, например, собирались только во время войны. Наконец, в-четвертых, налоги могли и вовсе отсутствовать, поскольку у правительства имелись иные источники доходов, такие как монополии на определенный вид торговли (включая внешнюю) или на определенную деятельность (добыча соли, разработка полезных ископаемых); особые земли и территории, доходы с которых шли на содержание правителя; регулярная дань и контрибуции с покоренных; принудительные платежи союзников (как, например, в Афинском морском союзе) и т. п[22].

3. 3. Раннее и сформировавшееся государство

Таким образом, в одних ранних государствах какие-то из признаков триады имелись, а какие-то отсутствовали, в других – могло быть наоборот, а в – третьих присутствовали все признаки, но в неразвитом виде. Объясняется это вполне просто. Несмотря на то, что эпоха раннего государства обычно весьма длительна и занимает сотни, а то и тысячи лет, в определенном смысле раннее государство можно рассматривать как переходный тип политии от негосу­дарственных форм к сформировавшимся государственным, как переходное состояние от зрелых догосударственных форм к зрелым государственным. При этом в ранних государствах масса черт, с одной стороны, роднивших его с догосударственными, а с другой – с уже сформировавшимися государствами. Поэтому в раннем государстве новые явления могут не преобладать, а быть еще подчиненными (так же, как сельское хозяйство может еще не преобладать у охотников, переходящих к сельскому хозяйству), но важно, что они начинают расти и вытеснять старое[23].

Неудивительно, что в ранних государствах наблюдается как масса архаики, так и неожиданно развитые институты, причем в каждом случае это своеобразие совершенно исключительное. Ведь идет постоянный поиск новых механизмов, приемов, институтов, которые пробуются для решения разных задач. Естественно, что только немногие из них оказываются эволюционно универсальными (в числе которых как раз и признаки триады). Но хотя большинство из отношений и институтов и не стали универсальными, это не дает нам права считать общества, обладающие ими, негосударственными.

Те, кто пытаются использовать для анализа раннего государства признаки зрелого, недоучитывают, что в таких обществах заметная социальная стратификация, госаппарат и его карательные части, деление по территориальному признаку, налоговая система, частная собственность, письменное право и подобные отношения и институты не могут появиться ни одномоментно ни единовременно. Их одновременное обретение в каждом обществе просто невозможно. Такая «слепота» связана, говоря словами П. Уосона с непоколебимой приверженностью к однолинейной эволюции, с идеями о том, что типы схватывают сущность обществ, и с верой, что все сферы жизни общества эволюционизируют «в ногу»[24].

Фактически же в зависимости от типа и особенностей общества в первую очередь появляются только какие-то институты и отношения (в каждом случае разные), а остальные потом уже достраиваются, часто с большим опозданием. Неучет этого не позволяет понять, что отсутствие и неразвитость того или иного признака из триады в раннем государстве не только не означает какой-то его ущербности, но представляет собой совершенно нормальное и типичное явление. Напротив, наличие в нем всех признаков в достаточно развитом виде являлось бы отклонением от нормы.

Для понимания различий между ранним и сформировавшимся государством нужно учитывать, что значительное соответствие друг другу политических и социальных, а равно и иных отношений, даже своего рода гармония между ними, нередко наблюдаемые в зрелых государствах, не были изначальными. Процесс взаимной пригонки, притирки, перестройки разных сфер общества мог идти столетия и тысячелетия, занимая всю эпоху раннего и значительную часть сформировавшегося государств.

Но раз единства между сферами изначально не было, тогда важным становится различение двух аспектов понятия государства: как типа общества и как формы политической организации. «Несомненно, оба подхода к феномену государства – и как к типу общества, и как к форме политической организации – имеют право на существование и могут использоваться в зависимости от конкретных исследовательских задач, тем более что процесс становления государства как политической организации действительно обычно опережает трансформацию социально-экономической подсистемы общества». Далее автор цитаты предлагает подумать над возможным разведением терминов: соответственно просто «государство» и «государственное общество»[25].

Такое разделение будет продуктивным и вполне правомерным, но с важной оговоркой, что оно годится в основном для зрелых государств, только в отношении которых (и то не всегда) можно говорить и о государстве, и о государственном обществе. Раннее же государство обычно не создает еще государственного общества, поэтому рассматривать его через призму этого понятия будет неудобно (за каким-то исключениями, связанными с исследовательскими задачами). Ведь принципиальное отличие сформировавшегося государства от раннего как раз и заключается в том, что последнее – уже государство, поскольку в нем заметны новые политические институты, но это обычно еще не государственное общество[26]. Новые или трансформировавшиеся институты еще:

а) не проникают по-настоящему в толщу жизни;

б) не переделывают все общество под себя или не формируют неразрывный симбиоз социальных, экономических и политических форм;

в) эти институты еще неполны, малы, часто не покрывают все общество, фрагментарны.

Исходя из сказанного, правомерен вывод, что для понимания феномена раннего государства самым главным является аспект политической формы (институтов, «техники» управления). В этом аспекте раннее государство можно определить как особую политическую и административную форму управления обществом с помощью определенным образом организованной системы власти и принуждения[27].

Таким образом, для характеристики раннего государства нужны иные признаки и характеристики, чем для сформировавшегося, иначе истинная специфика первого ускользает от исследователей[28]. Попытки же навязать триаду раннему государству существенно затрудняют поиск отличий между ним и сформировавшимся государством.

4. «Государственники» и «альтернативники»

Если рассматривать взгляды исследователей, считающих саму идею раннего государства теоретически необходимой, то в аспекте данной работы – то есть с позиции признания или непризнания наличия аналогов раннего государства – можно сказать, что имеется два главных подхода для определения специфики раннего государства.

4. 1. Государственники

Представители первого подхода не признают наличия аналогов (альтернатив) раннего государства (либо обходят этот вопрос молчанием), а все негосударственные формы считают догосударственными. Условно этих исследователей можно назвать государственниками. Они имплицитно полагают, что можно найти такой признак или группу признаков, которые отличают раннее государство сразу и безоговорочно от всех негосударственных форм (как от стадиально догосударственных, так и от стадиально равных раннему государству аналогов) [29].

Иными словами, идет поиск как бы абсолютного критерия раннего государства. Однако это серьезная ошибка. Применение только одного критерия ко всем случаям практически невозможно. Это все равно, как мы бы пытались отличить белые квадраты сразу и от черных квадратов и от белых прямоугольников либо только по цвету, либо только по форме.

Таких критериев несколько. По меньшей мере, их должно быть три, отличающих раннее государство:

а) от догосударственных форм;

б) аналогов;

в) сформировавшегося государства.

Значит, совершенно необходимо признать наличие аналогов раннего государства. Ведь они по размерам территории, численности населения, сложности организации, а иногда по степени социальной стратификации, развитости судебной и законодательной системы и другим показателям мало уступают или не уступают вовсе ранним государствам, а то и превосходят их. Поэтому гораздо легче сначала разделить догосударственные и раннегосударственные политии по очевидным критериям: размерам, численности населения, сложности. А уже затем внутри обществ раннегосударственной стадии выделить по ряду признаков, связанных с особенностями управления, собственно раннее государство и его аналоги. Если же считать аналоги догосударственными политиями, теряется действительная грань между догосударственными и раннегосударственными образованиями. А это, в свою очередь, затрудняет поиск специфических различий между ранним и сформировавшимся государствами.

4. 2. Альтернативники

Другой, более предпочтительный и более мне близкий, но, к сожалению, гораздо менее распространенный подход, основывается на признании наличия аналогов (или альтернатив) раннего государства[30]. Этих ученых можно было бы условно назвать альтернативниками. Но его сторонники, справедливо указывая на многолинейность и альтернативность социальной эволюции, в то же время не делают вывода о том, что эволюционно перспективными среди этих линий и альтернатив являются только некоторые. Применительно же к политогенезу они отрицают тот бесспорный (на мой взгляд) факт, что государственная линия эволюции, в конечном счете, оказывается ведущей, а негосударственные – тупиковыми. В конечном счете, в моем понимании, означает, что государственные и аналоговые им формы длительное время соперничают, и нередко в тех или иных отношениях и ситуациях последние превосходят первые. Однако все же постепенно именно государственные общества оказываются наиболее распространенными, а аналоговые исчезают или оттесняются в эволюционный тупик.

Наиболее показательным является точка зрения на природу и эволюционную оценку демократических полисов (греческих, прежде всего)[31]. Считая их безгосударственной альтернативой социальной эволюции, они подчеркивают, что такая альтернатива была в культурном отношении выше государственной альтернативы. И делают из этого вывод, что альтернативные государственности пути эволюции могут быть принципиально (а не временно) выше государственных[32]. Поэтому не согласны считать, как предлагаю я, аналоги «боковыми» линиями политической эволюции.

Но уровень культуры и уровень политической организации – это разные вещи, которые нельзя прямо сравнивать (тем более что общество может быть выше в одном и ниже в другом). Поэтому огромная роль культурного наследия греков не может служить аргументом для того, чтобы считать их тип управления эволюционно более удачным, чем классическое государство (кстати, вполне способное, как показывает история эллинизма, императорского Рима, Китая и других стран, обеспечивать высокий уровень культурного развития).

Следовательно, даже если считать Афины и другие полисы, а также доимперский Рим безгосударственными обществами (что, на мой взгляд, неверно), тем не менее очевидно, что они оказались (для своей эпохи) менее жизнеспособными, чем государственный тип политий. В результате чего и в Греции, и в Риме полисная организация изживает себя и сменяется иными политическими режимами. Более же правильная оценка, мне думается, заключается в выводе, что демократический тип государства, особенно при политическом преобладании демоса (как в Афинах), в древности и в средние века подходил, прежде всего, для территориально небольших обществ и в целом был менее устойчивым, а потому эволюционно менее удачным, чем монархический тип государства. Во всяком случае, из всех республиканских государств древности и средневековья до настоящего времени просуществовали лишь единицы (вроде Швейцарского союза), в то время как бывших монархических государств – десятки.

Отказ считать государство эволюционно более пер- спективным, чем аналоги, возможно, является одной из причин, почему сторонники этого подхода (насколько мне известно) фактически не предложили более или менее развернутых методик ни отличения раннего государства и его альтернатив от догосударственных форм; ни отличения раннего государства от его альтернатив; ни отличения раннего государства от зрелого.

Таким образом – несмотря на огромную проделанную множеством ученых работу – проблема выяснения специфики раннего государства все еще не решена. А это свидетельствует, что для ее решения нужны иная методика и другие подходы. Далее я пытаюсь показать, каким образом возможно решение этой задачи.

Подраздел 2. Анализ признаков раннего государства

1. Объяснение методики сравнения раннего государства и его аналогов

Исходя из вышеизложенного, я пришел к выводу, что для успешного решения задачи выявления специфики раннего государства, ее надо разделить на следующие этапы:

- Сначала показать отличия обществ раннегосударст-венной стадии от догосударственной. Это задача была выполнена во второй части настоящей работы;

- Затем поискать специфику раннего государства от стадиально ему равных аналогов. Это и будет основной задачей данного раздела.

- Затем показать отличие раннего государства от сформировавшегося. К этой задаче мы обратимся во втором разделе третьей части.

Избранная мной методика представляется существенно более продуктивной, чем попытки отличать раннее государство одновременно от догосударственных и негосударственных форм.

При поисках отличий раннего государства от аналогов надо исходить из того, что и те и другие принадлежат к одной стадии. И раз различия между ними не стадиальные, а внутристадиальные, они не столь сильные и очевидные, как между обществами догосударственной и раннегосударственной стадий. Ведь если разницу в размерах и населенности политий можно выразить количественно, то важность различий между ранними государствами и аналогами оценивается, прежде всего, с учетом эволюционной перспективы. Поэтому в последнем случае нужны более тонкие подходы и средства, более детальный анализ.

2. Общая характеристика специфических признаков раннего государства

Для различения раннего государства от его аналогов я вывел четыре признака, подробному анализу которых, собственно, и посвящен данный подраздел. Эти признаки я назвал так:

1. Особые свойства верховной власти.

2. Новые принципы управления.

3. Нетрадиционные и новые формы регулирования жизни общества.

4. Редистрибуция власти.

Прежде чем они будут раскрыты и охарактеризованы, следует сделать несколько пояснений.

I. Эти признаки представляют систему. Каждый из них во многом дополняет и объясняет другие. Поэтому они в известной мере перекрывают друг друга. Но, конечно, в каждом раннем государстве эти признаки развиваются не равномерно, и одни оказываются развитее других.

II. Каждый из этих признаков в той или иной мере должен присутствовать в каждом раннем государстве. А их совокупность дает достаточную возможность, чтобы определить, раннее государство перед нами или его аналог. Каждый признак обязательно показывает отличия раннего государства от каких-то аналогов, в которых его нет. Но наличие только отдельных признаков не является стопроцентным критерием раннего государства, так как эти признаки могут встречаться и в некоторых аналогах, однако не в системе. Таким образом, признаки раннего государства, отличающие его от аналогов, должны рассматриваться в совокупности, поскольку нет аналогов, которые бы обладали всеми перечисленными признаками.

III. Признаки эти достаточно абстрактны, что видно из самих названий (новые принципы, особые свойства, новые формы). Я считаю, что для решения поставленной задачи – найти отличия раннего государства от аналогов – такие широкие обобщения наиболее продуктивны по следующим причинам.

- Они отражают факт, что в каждом раннем государстве в рамках этих признаков преобладали те или иные более узкие направления. Ведь понятно, что ни в одном раннем государстве не могли сразу появиться все новые принципы и формы, а только некоторые из них.

- Выделенные мной признаки позволяют объединить в них многие из тех моментов, на которые указывали различные исследователи как на критерии раннего государства. Например, дифференциация и специализация власти и способность к ее делегированию, а также появление аппарата управления включены в признак новые принципы управления.

- Признаки, отличающие раннее государство от аналогов, соотносятся с процессами, которые совершаются в последних, как соответственно менее общие (видовые) и более общие (родовые) характеристики.

3. Особые свойства верховной власти

3. 1. О некоторых важных терминах

Для исследования процесса формирования государства анализ его верховной (центральной) власти представляется исключительно важным. На единый центр как на важнейший признак государства указывают и различные исследователи[33]. Но понятно, что «“центром” централизованного общества не всегда будет определенная персона – лидер или правитель, обладающий высшей властью» [34]. Поэтому необходимо сделать несколько пояснений, касающихся употребления этого и связанных с ним понятий.

Верховную власть можно трактовать более или менее широко. В узком плане – это монарх, президент, народное собрание и т. п. В широком – это совокупность органов и людей, осуществляющих высшую власть из постоянного или временного центра. Ведь ни монарх, ни народное собрание без определенного числа помощников и исполнителей, естественно, управлять не в состоянии. В настоящей работе я буду употреблять этот термин в широком смысле.

Такая верховная власть опирается на источник власти или формируется им. Это делает ее легитимной. Источником власти может быть монарх или его род, народ или его определенная часть, особая привилегированная группа. Сам источник власти в своих претензиях опирается на определенное право (давности, традиционности, особого статуса рода правителя, права победителя или более сильного) и особую идеологию.

В государстве может быть как совпадение в одной фигуре источника власти и верховной власти (например, у монарха, особенно в теократии), так и их несовпадение при демократии или аристократических республиках. В последнем случае возникает определенная процедура делегирования власти от источника к верховной власти. Например, при демократии, когда избирается правительство; при неабсолютной монархии, когда основной источник власти у народа или знати, а монарх как бы исполняет их волю.

Коллизии между источником власти и верховной властью могут стать важной движущей силой развития государства, как это было, например, в борьбе аристократии и демократии в греческих полисах, в свержении монархии в Риме и Карфагене, в борьбе царей и аристократии во многих случаях. Смена источника власти означает крупные перемены в государственном устройстве (например, когда демократия сменяется монархией или наоборот; при смене династий и т. п.). То же касается и конфликтов внутри верховной власти или случаев, когда реальная верховная власть свергает номинальную, как это, скажем, произошло с Меровингами при Карле Мартелле в королевстве франков. Но в данном исследовании я не останавливаюсь на этих моментах.

3. 2. Достаточная сила верховной власти

В раннем государстве верховная власть приобретает некоторые черты, не свойственные не только догосударственным, но и негосударственным образованиям, даже тем, где реальная власть вождя и его окружения весьма велика.

В раннем государстве верховная власть чаще более сильная и более централизованная, чем в аналогах[35]. «Главная характеристика, которая отличает государство от других форм социальной организации, – это политическое господство, легитимная сила навязывать решения»[36].

Достаточная сила верховной власти отличает ранние государства от тех аналогов, в которых она формальна, слаба или отсутствует. А также от тех, где главная задача верховной власти – сохранить единство и консенсус, типа конфедераций[37] и более сложных обществ, например, галльских вождеств и городов[38], а также т. н. гетерархий (heterarchical polities)[39].

От аналогов с более сильной верховной властью раннее государство отличается, прежде всего, большей систематичностью и активностью центра в отношении подвластной ему территории. Разумеется, многие области жизни почти не затрагиваются ранним государством. Но в отличие от аналогов его влияние на подвластные ему территорию и население, хотя бы в отдельных важных направлениях, становится систематическим, а не эпизодическим.

Здесь к месту можно упомянуть теорию сегментарного государства Э. Саутхола, которую он разрабатывает уже более полувека. «Сегментарное государство, – как он его определяет, – это такая полития, в которой сферы ритуального сюзеренитета и политического суверенитета не совпадают. Первый широко охватывает текучую, изменяющуюся периферию. Последний ограничивается нуклеарной областью. Могут различаться несколько уровней пирамидально организованного соподчинения политических центров»[40].
Иными словами, это государство, где есть лишь номинальное, «ритуальное» подчинение периферийных политий центру. Саутхол считает, что его концепция применительна только к зарождающемуся государству.

Действительно, в самом начале процесса становления государства и даже много позже такая ситуация не редкость, в какой-то мере даже типична. И все же я согласен с Классеном, что в том качестве, как определил Саутхол, такая полития «вовсе не является государством»[41]. На мой взгляд, вопрос в том, стремится ли верховная власть к усилению своего влияния, виден ли процесс такого усиления или нет. Если верховная власть длительное время удовлетворяется таким номинальным подчинением, то эту политию считать государством нельзя. А если налицо стремление превратить номинальную власть в более или менее реальную – можно.

Достаточная сила верховной власти в принципе должна обеспечивать территориальную целостность государства. И, действительно, многие правители овладевали искусством «покорять «союзника» с помощью «врага», а «врага» с помощью «союзника»[42], активно искали методы контроля над правителями областей, средства против усилившихся областных лидеров или знати. Способность противостоять распадным процессам и тенденциям Р. Коэн особо подчеркивал как критерий государства[43]. Однако распад нередко случался и в ранних государствах, но эту проблему мы затронем несколько дальше.

3. 3. Способность к переменам

Еще один показатель силы верховной власти заключается в том, что она должна быть способна производить существенные изменения в данном обществе и расширять сферу властного регулирования. Конечно, была масса сдерживающих факторов для перемен, но тем не менее способность к ним по сравнению с аналогами увеличилась.

Такая способность объясняется уже тем, что раннее государство как бы генетически носит на себе отпечаток крупных (иногда и крутых) перемен. Ведь государства создаются – об этом мы уже говорили и еще будем говорить дальше – в особых условиях: каких-то кризисов, решительного несоответствия старых способов управления важным задачам, которые нельзя игнорировать; гражданского противостояния; искусственной концентрации населения или его резкого роста; ослабления или дискредитации власти в условиях сложных задач; завоевания или военного объединения и т. п.).

При этом иногда открывается большой простор для изменений. Например, правители ранних тираний в Греции порой довольно круто ограничивали не только влияние, но и частную жизнь знати и проводили важные реформы. И поэтому некоторые из них, «несмотря на весь свой тиранический эгоизм, а в некотором смысле и благодаря ему, заложили основы будущего полиса»[44]. В монархиях правители, почувствовавшие себя всевластными, переставали считаться с различными советами, собраниями и традициями и за десяток-другой лет проводили больше реформ, чем их было за предыдущие сто-двести лет. Ликвидация власти вождя или царя, а затем и ограничение влияния аристократии в демократических полисах давало почти неограниченную власть демократическим органам, которые могли иногда принимать исключительно интересные решения.

3. 4. Полнота функций верховной власти

Чем больше функций выполняет государство, тем больше это в принципе говорит о росте государственности [45].
Но поскольку объем функций в каждом государстве во многом зависит от конкретных условий (в частности от того, организует ли государство производство или нет), то нужно установить хотя бы факт достаточной полноты функций верховной власти. При этом государство должно выполнять как функции внутреннего регулирования (объединительную и карательную, высшего арбитра, судебную и посредническую, фискальную, организационную, контрольную, сакральную), так и внешние (обороны или военного грабежа, поддержания суверенитета и удержания в орбите своего влияния союзников, внешней торговли и внешних сношений). Это отличает ранние государства от аналогов, где внутреннее управление слабо (держится на традициях), а внешнеполитическая функция довольно развита, вроде крупных политических объединений кочевников («кочевых империй», как их называет Н. Н. Крадин), в которых верховная власть, не вмешиваясь во внутреннее управление, могла контролировать внешнюю торговлю и военные акции. Ибо если внутри общества можно пытаться решать проблемы старыми методами, то вне его очень часто это невозможно.

3. 5. Независимость источников дохода верховной власти

Как уже сказано, доходы раннего государства, не всегда связаны с налогами на подданных или принудительными работами (хотя и то и другое, конечно, больше характеризует государство как институт). Однако центральное правительство стремится иметь независимые источники дохода. Для реализации этой задачи оно должно либо обладать возможностью принудить население к повинностям, либо ввести (создать) монополии на какие-то важные источники богатства, либо установить контроль за какими-то важными производственными или торговыми участками. Ибо и для раннего государства еще так же, как и для сложного вождества, контроль необязательно должен быть полным, нередко он охватывает только какую-то важную часть экономики[46].

С учетом же того, что потребности государства растут, оно стремится к тому, чтобы как можно меньше зависеть в экономическом плане от доброй воли населения. Даже в демократических государствах неизбежно создается во многом автономная перераспределительная система, обслуживающая государственные нужды, поскольку народ привыкает к тому, что власть должна получать определенные средства.

Разумеется, степень свободы верховной власти от населения в доходах сильно колеблется и от общества к обществу, и от периода к периоду. Ведь в сложных ситуациях правительству приходилось прибегать к выяснению мнения населения и опираться на какие-то советы, соборы, генеральные штаты и т. п. И все же раннее государство в целом постепенно становилось потенциально независимым от воли населения и нижестоящей власти, которая начинала выступать как агент центра по сбору средств. Те государства, которые не могли обеспечить свой материальный базис, были обречены.

Момент независимости в доходах существенно отличает раннее государство от тех аналогов, в которых система перераспределения слаба и статична, слишком зависима от волеизъявления народа. Однако было немало аналогов, в которых высшая власть (в частности, в лице верховного вождя) также имела независимые от населения источники доходов[47]. Но можно высказать предположение о том, что в раннем государстве по сравнению с такими аналогами намечается важное различие в структуре расходов. Хотя роль престижного потребления остается еще очень большой, в общей структуре потребления государства она должна уменьшаться, уступая место военным и иным государственным затратам. И сама престижность меняет свой характер, становится более «государственной», чем персо- нальной.

3. 6. Идеология «государственности» и «централизации»

Во второй части мы анализировали роль идеологии в стейтогенезе, соглашаясь с рядом исследователей, которые придают ей очень большое значение. Важнейшая роль идеологии для укрепления раннего государства, для придания верховной власти достаточной легитимности не подлежит сомнению, как и то, что идеология частично компенсирует недостаток силы у верховной власти.

Поэтому я хотел бы только подчеркнуть некоторые особенности в развитии идеологии раннего государства. Во-первых, в ней намечаются «государственные» идеи (конечно, еще очень сырые и примитивные). Иногда, как в Древнем Китае, начинается постепенное разделение собственно религии и идеологии (в последней главный постулат – подчинение власти). Для монархических государств, правда, это не очень характерно, но зато отчетливо прослеживается в демократических и гражданских государствах, таких как Спарта, Афины, Рим и другие. В других случаях, идеология усиливает позиции царя и его рода. При этом возникают идеи как бы неразрывности данного общества, народа, земли, с одной стороны, и правителя с его особым родом – с другой[48].

Во-вторых, по мере укрепления центральной власти в некоторых обществах идеология также приобретает своего рода центростремительное движение. Например, вместе с борьбой городов за первенство идет и «борьба» за то, какой бог будет верховным. Возникает и новая структура мифологии, в которой выгодные для верховной власти мифы занимают центральное место. В гражданских и демократических обществах на первое место выдвигается народ, государство, родной город. В Спарте, Афинах, Риме и в других обществах мы легко найдем примеры этому, а также факты идеологической обработки молодежи и армии[49].

4. Новые принципы управления

С усложнением общества и наращиванием в нем новых этажей власти неизбежно возникает какое-то движение в сторону разделения труда в управлении обществом[50]. Однако в аналогах раннего государства такое разделение базируется на старых (родовых, сакральных, самоуправления и других) принципах, отчего не превращается в саморазвивающуюся систему, ведущую к постоянной дифференциации функций.

В раннем государстве появляются новые принципы разделения труда по управлению обществом. Наиболее важными из них являются: делегирование власти; новое разделение функций (отделение исполнения от решений); изменения в комплектовании кадров управления; рост значения новых типов управленцев; появление властных вертикалей и некоторые менее универсальные, то есть встречающиеся только в отдельных ранних государствах (связанные с дифференциацией функций, отраслевым характером управления, разделением властей и другим). Постепенно принципы разделения управленческого труда стали и новыми принципами управления обществом. Но каждый из них в конкретных государствах реализовывался не полностью, а фрагментарно, сочетаясь с традиционными и догосударственными отношениями.

Литература

Берве Г. Тираны Греции / Пер. с нем. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

Бокщанин А. А. Зарождение административно-управ­ленческого аппарата в Древнем Китае // Государство в истории общества (С. 204–224).

Бокщанин А. А. Сложение государственно-админи­стративных институтов в Китае (эпоха Шан-Инь, XVI – середина XI в. до н. э.) // Государство в истории общества (С. 225–249).

Бонгард-Левин Г. М. Индия эпохи Маурьев. – М.: Наука, 1973.

Бондаренко Д. М. Бенин накануне первых контактов с европейцами. Человек. Общество. Власть. – М: Институт Африки РАН, 1995.

Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин: формирование и эволюция социально-политических институтов. – М.: Институт Африки РАН и др., 2001.

Бондаренко Д. М. «Гомологические ряды» социальной эволюции и альтернативы государству в мировой истории // Крадин Н. Н., Коротаев А. В., Бондаренко Д. М., Лынша В. А. (ред.). Альтернативные пути к цивилизации. – М.: Логос, 2000 (С. 198–206).

Бочаров К. И. Очерки истории военного искусства. Т. 1. Древний мир. – М.: Госвоениздат, 1936.

Вебер М. Город / Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем.– М., 1994 (С. 309–446).

Годинер Э. С. Политическая антропология о происхождении государства // Этнологическая наука за рубежом: проблемы, поиски, решения. – М.: Наука, 1991 (С. 51–78).

Государство в истории общества (к проблеме критериев государственности). – М.: Биоинформсервис, 1998.

Гринин Л. Е. Генезис государства как составная часть процесса перехода от первобытности к цивилизации (общий контекст социальной эволюции при образовании раннего государства). Часть 1 // Философия и общество. – № 4. – 2001 (С. 5–60).

Гринин Л. Е. Генезис государства как составная часть процесса перехода от первобытности к цивилизации (общий контекст социальной эволюции при образовании раннего государства). Часть 2 // Философия и общество. – № 2. – 2002 (С. 5–74).

Дьяконова Е. М. Древняя Япония // История древнего мира / Под ред. И. Н. Дьяконова и др.: В 3 кн. – Кн. 3. Упадок древних обществ. Изд. 3-е.

Ковалев С. И. История античного общества. Эллинизм. Рим. – Л.: Соцэгиз, 1936.

Коротаев А. В. От государства к вождеству? От вождества к племени? (некоторые общие тенденции эволюции южноаравийских социально-политических систем за последние три тысячи лет) // Попов В. А. (сост. и отв. ред.). Ранние формы социальной организации. Генезис, функционирование, историческая динамика. – СПб.: МАЭ РАН, 2000 (С. 224–302).

Кочакова Н. Б. Ранее государство и Африка (аналитический обзор публикаций Международного исследовательского проекта «Раннее государство»). – М.: Институт Африки РАН, 1999.

Кочакова Н. Б. Рождение африканской цивилизации (Ифе, Ойо, Бенин, Дагомея).– М.: Наука, 1986.

Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии.– М.: Наука, 1988.

Кучма В. В. Государство и право древнего мира. Курс лекций по истории государства и права зарубежных стран. – Волгоград, 1998.

История Востока: В 6 т. Т. 1: Восток в древности. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000.

Леру Ф. Друиды / Пер. с фр. – СПб.: Евразия, 2000.

Лелюхин Д. Н. Концепция идеального царства в «Артхашастре» Каутильи и проблема структуры древнеиндийского государства // Государство в истории общества (С. 8–143).

Лозный Л. Переход к государственности в Центральной Европе / Пер. с англ. // Крадин Н. Н., Лынша В. А. (ред.). Альтернативные пути к ранней государственности.– Владивосток: Дальнаука, 1995 (С. 105–116).

Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации / Пер. с англ. – Л.: Изд-во института народов Севера, 1934.

Налоги // Под ред. Д. Г. Черника. – М.: Финансы и статистика, 1995.

Ольгейрссон Э. Из прошлого исландского народа. Родовой строй и государство в Исландии / Пер. с исландского.– М.: ИЛ, 1957.

Перепелкин Ю. Я. История Древнего Египта. – СПб.: Журнал «Нева», Летний сад, 2001.

Разин Е. А. История военного искусства: В 3 т. Т.1. – М.: Полигон, 1994.

Риттер Э. А. Чака Зулу. Возвышение зулусской империи / Пер. с англ. – М.: Наука, 1968.

Самозванцев А. М. Социально-правовая организация индийского общества в конце I тыс. до н. э. – первой половине I тыс. н. э. // Государство в истории общества (С. 250–281).

Смелзер Н. Социология / Пер. с англ. – М.: Феникс, 1994.

Токарев С. А., Кобищанов Ю. М. (ред.). Община в Африке: проблемы типологии. – М.: Наука. 1978.

Фентон У. Н. Ирокезы в истории // Североамериканские индейцы / Сокр. пер. с англ.– М.: Прогресс, 1978 (C.109–156).

Штаерман Е. М. К проблеме возникновения государства в Риме // Вестник древней истории. – № 2. – 1989 (С. 76–94).

Якобсон В. А. Государство как социальная организация (теоретические проблемы) // Восток. – № 1. – 1997 (С. 5–15).

Adams R. The Evolution of Urban Society: Early Mesopotamia and Prehistoric Mexico. – Chicago: Aldine, 1978.

Beliaev D. D. Classic Lowland Maya (AD 250–900) // Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. Civilizational Models of Politogenesis (P. 128–154).

Berent M. The Stateless Polis: the Early State and the Ancient Greek Community // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 225–241).

Berent M. Greece (11^th- 4^th centuries BC) // Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. Civilizational Models of Politogenesis (P. 228–251).

Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. (eds.). Civilizational Models of Politogenesis. – Moscow: IAf RAN, 2000.

Chase-Dunn C. and Hall T. D. Rise and Demise: Comparing World-Systems. – Boulder, CO: Westview Press, 1997.

Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural Approach // Claessen H. J. M. and Skalník P. The Early State (P. 533–596).

Claessen H. J. M. and Skalník P. (eds.). The Early State. – The Hague: Mouton, 1978.

Claessen H. J. M. and Skalník P. Limits: Beginning and End of the Early State // Claessen H. J. M. and Skalník P. The Early State (P. 619–636).

Claessen H. J. M. and Skalník P. (eds.). The Study of the State. – The Hague: Mouton, 1981.

Claessen H. J. M. and van de Velde P. (eds.). Early state economics. – New Brunswick, N. J.: Transaction, 1991.

Claessen H. J. M. and Oosten J. G. (eds.). Ideology and the Formation of Early States. – Leiden: Brill, 1996.

Cohen R. Introduction // Cohen R. and Service E. R. (eds.). Origins of the state. – Philadelphia: Institute for the Study of Human Issues, 1978 (P. 1–20).

Cohen R. Evolution, fission and earle state // Claessen H. J. M. and Skalník P. The Study of the State (Р. 96–112).

Crone P. Pre-Industrial Societies. – Oxford UK – Cambridge MA USA, 1989.

Crumley C. L. Communication, Holism, and the Evolution of Sociopolitical Complexity// Haas J. From Leaders to Rulers (P. 19–33).

Diamond J. Guns, Germs, and Steel. The Fates of Human Societies. – New York, London: W. W. Norton & Company, 1999.

Dozdev D. V. Rome (8^th - 2^th centuries BC) // Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. Civilizational Models of Politogenesis (P. 157–174).

Earle T. K. How Chiefs Come to Power: The Political Economy in Prehistory. – Stanford, Cal.: Stanford University Press, 1997.

Earle T. K. Hawaiian Islands (AD 800–1824) // Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. Civilizational Models of Politogenesis (P. 73–86).

Ember C. R. and Ember M. Anthropology. 9^th ed. – Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall, Inc.,1999.

Frantsuzov S. A. the Society of Raybūn // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 258–265).

Haas J. Nonlinear Paths of Political Centralization // Haas J. From Leaders to Rulers (P. 235–243).

Haas J. (ed.) From Leaders to Rulers. – New York etc: Kluwer Academic / Plenum Publishers, 2001.

Haviland W. A. Anthropology. 6th ed. – Fort Worth, Chicago and other: Holt, Rinehart and Winston, Inc., 1991.

Janssen J. J. The Earle State in Ancient Egypt // Claessen H. J. M. and Skalník P. The Early State (Р. 213–234).

Kradin N. N., Korotayev A. V., Bondarenko D. M., de Munck V., and Wason P. K. (eds.). Alternatives of Social Evolution. – Vladivostok: FEB RAS, 2000.

Kradin N. N. and Lynsha V. A. (eds.). Alternative Pathways to Early State. – Vladivostok: Dal'nauka, 1995.

Korotayev A. V., Kradin N. N., de Munck V., Lynsha V. A. Alternatives of Social Evolution: introductory notes // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 12–51).

Lelioukhine D. N. State and Administration in Kautilya’s “Arthashastra” // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 266–272).

Lozny L. The Transition to statehood in Central Europe // Kradin N. N. and Lynsha V. A. Alternative Pathways… (P. 84–92).

Mair L. Primitive Government. – Middlesex, Eng. – Baltimore USA – Ringwood Aust.: Penguin Books, 1966.

Patterson T. C. Gender, class and state formation in ancient Japan// Kradin N. N. and Lynsha V. A. Alternative Pathways… (P. 128–135)

Schaedel R. The temporal variants of proto-state societies // Kradin N. N. and Lynsha V. A. Alternative Pathways… (P. 47–53).

Skalník Р. Ideological and Symbolic Authority: Political Culture in Nanun, Northern Ghana // Claessen H. J. M. and Oosten J. G. Ideology… (P. 84–98).

Service E. R. Origins of the State and Civilization. The Process of Cultural Evolution. – New York: Norton, 1975.

Southall A. On the Emergence of States // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 150–153).

Spenser C. S. The Political Economy of Pristine State Formation // Kradin N. N. et al. Alternatives of Social Evolution (P. 154–165).

Wason P. K. Social Types and the Limits of Typological Thinking in Social Archaeology // Kradin N. N. and Lynsha V. A. Alternative Pathways… (P. 19–27).

Wittfogel K. A. Oriental Despotism. – New Haven: Yale University Press, 1957.

Wright H. T. Recent research on the Origin of the State // Annual Review of Anthropology, Vol. 6 – 1977 (P. 379–397).

[1] См.: Гринин Л. Е. Генезис государства ... Часть 2. С. 28–30.

[2] Как, впрочем, и некоторые более специальные характеристики, например наличие городов (Adams R. The Evolution of Urban Society…См. критику этого: Service E. R. Origins of the State…; Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural…); пространственная интеграция поселений (см.: Lozny L. The Transition to statehood…Р. 90); наличие ритуальных центров с густой концентрацией сооружений (см. критику этого Schaedel R. The temporal variants of proto-state societies. Р. 51) и т. п.

[3] Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural Approach. Р. 586–588.

[4] В том числе и типа донских и запорожских казаков, которых некоторые исследователи считают альтернативами государству (см.: Korotayev A. V. and others. Alternatives of Social Evolution: introductory notes. P. 19).

[5] «Возможно, что сравнительно мало государств было действительно централизовано, хотя это громогласно провозглашалось их идеологами в центре», – замечает по этому поводу Э. Саутхол (Southall A. On the Emergence of State. Р. 151).

[6] В том числе «трудно различать вождество и раннее государство» (Кочакова Н. Б. Раннее государство и Африка. С 10).

[7] Некоторые исследователи, вслед за М. Вебером, говорят о том, что главный признак государства – это монополия государства на легитимное применение насилия. Иные считают, что хотя эта формулировка и не совсем корректна, поскольку во многих случаях, в частности в феодальных государствах, такой монополии не было, но все же весьма полезна (см., например: Crone P. Pre-Industrial Societies. P. 7).

[8] Эти признаки были сформулированы еще в XIX веке и используются как марксистами, так и неоэволюционистами.

[9] Skalník Р. Ideological and Symbolic Authority: Political Culture in Nanun, Northern Ghana; Claessen H. J. M. and van de Velde P. Early state dynamics.

[10] Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин. C. 244–245.

[11] В этом плане показательной является очень интересная статья Штаерман (Штаерман Е. М. К проблеме возникновения государства в Риме), которая убедительно аргументирует, что применение триады особенно в марксистском варианте с классовым уклоном не дает возможности назвать Римскую республику государством, а только особого рода гражданской общиной.

[12] См.: Годинер Э. С. Политическая антропология о происхождении государства. С. 68.

[13] Лелюхин Д. Н. Концепция идеального царства… С. 4.

[14] Даже в таких мощных государствах, как Старовавилонское при Хаммурапи, где имелась большая постоянная армия, а воины за службу получали землю, дом и скот, крупные походы требовали ополчения (см.: Разин Е. А. История военного искусства. С. 58).

[15] См.: Морган Л. Г. Древнее общество. С. 7 и другие. О взглядах Г. Мэна на этот вопрос см.: Mair L. Primitive Government. P. 12–13.

[16] Коротаев А. В. От государства к вождеству? С. 245–246 (выделено мной. – Л. Г.).

[17] Ковалев С. И. История античного общества. С. 104.

[18] Korotayev A. V. and others. Alternatives of Social Evolution: introductory notes. P. 23–24.

[19] Самозванцев А. М. Социально-правовая организация индийского общества…С 265.

[20] На подобные особенности африканских политий обращал внимание, например, Куббель (Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. С. 132 и др.).

[21] Берве Г. Тираны Греции. С. 34.

[22] В Римской республике в ранний период очень важным источником доходов была плата за сдачу в аренду общественных земель (см.: Налоги. С. 5). На необязательность налогов в ранних государствах указывают различные исследователи (см., например, Chase-Dunn C. and Hall T. D. Rise and Demise. Р. 236).

[23] Это показывает, что «нам не следует мыслить в категориях «чистых» типов. Государство отличается даже в том случае, когда имеет много общих признаков с вождествами» (Wason P. K. Social Types and the Limits...Р. 23).

[24] Wason P. K. Social Types and the Limits... Р. 24.

[25] Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин. С. 250. Впрочем, уже довольно давно была высказана мысль, что все определения государства можно в общем плане разделить на две группы. Первая связана с социальной стратификацией общества, вторая – со структурой управления и власти (Cohen R. Introduction. Р. 2–3). Коэн, правда, еще упоминает об информационном подходе Райта, Джонсона и других. Аналогичные идеи о двух группах определений государства высказывает и Берент (Berent M. The Stateless Polis…P. 226).

[26] Мне кажется, что автор вышеприведенной цитаты Д. М. Бондаренко фактически исходит из той же логики, что и я, когда считает: с точки зрения политической формы Бенин эпохи Второй династии при желании можно рассматривать как раннее государство, но государством (или «зрелым государством» в категориях Классена) из-за отсутствия развитой бюрократии, а также исходя из неразвитости признаков триады – нельзя (см.: Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин. С. 249–250).

[27] Но это не дефиниция раннего государства, а только формулировка одного его аспекта. Обстоятельные определения раннего и сформировавшегося государств будут даны мной в следующем разделе.

[28] Хотя теоретики раннего государства много сделали для того, чтобы найти критерии отличия раннего государства от зрелого (см., например, Сlaessen H. J. M. and Skalník P. Limits: Beginning and End of the Early State), но полностью проблемы не решили.

[29] Правда, по поводу того, какие это признаки, существуют очень большие разногласия.

[30] Некоторая литература уже указывалась (см.: Гринин Л. Е. Генезис государства…Часть 1. С. 12). Стоило бы особо выделить: Bondarenko D. M. and Korotayev A. V. Civilizational Models of Politogenesis, где структура книги подчинена общим идеям авторов: показать не просто альтернативы государству, но выделить две главные теоретических линии развития эволюции (в виде иерархических и неиерархических обществ). Правда, отдельные авторы сборника говорят относительно своих обществ не как об альтернативах, а именно как о ранних государствах (Beliaev D. D. Classic Lowland Maya) либо их позиция на этот счет остается неясной (Dozdev D.V. Rome).

[31] Здесь они особенно опираются на работы Берента (Berent). Cм. литературу в конце.

[32] Бондаренко говорит о необходимости недвусмысленно отказаться от постулата о государстве не только как о единственной, но и высшей постпервобытной форме социально-политической организации (Бондаренко Д. М. «Гомологические ряды» социальной эволюции …С. 205). Но если государство не высшая форма, то какая же высшая? А если таковой нет, то куда ведут негосударственные линии эволюции?

[33] См., например, Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural… Р. 586–588; Ember C. R. and Ember M. Anthropology. Р. 158, 380.

Иногда я буду использовать понятия «верховная власть» и «центр» как синонимы, но следует помнить, что верховная и центральная власть в раннем государстве – это не всегда совпадающие понятия. Дело в том, что центральная власть может не быть верховной в плане фактического верховенства, а верховная власть может не быть центральной в географическом смысле (например, Карл Великий и многие государи Востока переезжали с правительством и двором с места на место). Не очень подходит понятие «центральная власть» и для полисных государств из-за малых размеров.

[34] Haas J. Nonlinear Paths of Political Centralization. P. 235.

[35] Спенсер считает, что «в любой эволюционной последовательности принимающая решения власть должна быть централизована, прежде чем внутренняя административная специализация и сопутствующее частичное делегирование власти могут осуществляться» (Spenser C. S. The Political Economy of Pristine... Р. 157).

[36] Claessen H. J. M. & Skalník P. The Study of the State. Р. 487.

[37] Это не только ирокезы, но и целый ряд других конфедераций, распространенных как в Северной Америке, так и в иных частях света. Потребность в консенсусе в них «вызывает отсутствие стабильности в центре конфедерации и ведет к потере связи с «окраинами» (Фентон У. Н. Ирокезы в истории. С. 114).

[38] См.: Леру Ф. Друиды. С. 123–127.

[39]Crumley C. L. Communication, Holism, and the Evolution of Sociopolitical Complexity.

[40] Southall A. On the Emergence of States. P. 150.

[41] Southall A. On the Emergence of States. P. 150.

[42] Такие советы давались в знаменитом древнеиндийском трактате о политике «Артхашастра», написанном, как предполагают, Каутильей, министром царя Чандрагупты в конце IV века до н. э. (см.: Лелюхин Д. Н. Концепция идеального царства… С. 37).

[43] Cohen R. Evolution, fission and earle state.

[44] Берве Г. Тираны Греции. С. 37.

[45] Об основных функциях формирующегося государства см.: Service E. R. Origins of the State... Р. XIII. Относительно того, какие проблемы почти всегда стоят перед ранним государством см.: Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural Approach. P. 576. Стоит отметить, что верховная власть все заметнее приобретает и статус верховного арбитра. Некоторые исследователи указывают на это как на важную характеристику государства (см., например, Crone P. Pre-Industrial Societies. P. 7).

[46] См.: Earle T. K. How Chiefs Come to Power. Р. 70.

[47] Ёрл дает достаточно подобных примеров в своих работах. См., например: Earle T. K. How Chiefs Come to Power; Earle T. K. Hawaiian Islands.

[48] «Культы, связанные с верховным правителем и его предками, были одним из важнейших, если не самым важным, каналом проникновения в сознание бенинцев идеи об их единстве на уровне всей страны» (Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин. С. 199).

[49] См., например: Бочаров К. И. Очерки истории военного искусства. С. 87, 117, 120, 201.

[50] В частности, возникает специализация в ролях лидерства, что некоторые исследователи считают признаком сложного вождества (см., например: Лозный Л. Переход к государственности в Центральной Европе. С. 107. Лозный ссылается на Ёрла).

[51] Исключения составляли демократические аналоги раннего государства, в которых источник власти (народ или его часть) делегировали власть выборным лицам. Но зато в связи с ограничением полномочий должностных лиц и часто коротким сроком их деятельности степень концентрации власти в этих обществах была слабая, что могло стать серьезной помехой для образования ранних государств.

[52] См.: Spenser C. S. The Political Economy of Pristine State Formation; Wright H. T. Recent Research on the Origin of the State.

[53] О важности в раннем государстве делегирования власти см.: Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural... Р. 576; Spenser C. S. Op. cit.; Wright H.T. Op. cit.

[54] Смелзер Н. Социология. С. 545.

[55] Там же.

[56] Иногда говорят о делегировании задач (Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural...Р. 576), но это только часть указанного мной принципа. Также и понятие, которое использует Спенсер, «делегированное принятие решений» для обозначения стратегии назначения из столицы на места управленцев низшего уровня с ограниченными полномочиями (Spenser C. S. Op. cit. Р. 157), составляет только часть указанного мной принципа.

[57] В Китае еще на самой заре формирования государства появляется «сентенция, уподобляющая государственное устройство строению человеческого тела, а именно – государь это голова, а сановники или же чиновники это его руки и ноги, глаза и уши» (Бокщанин А. А. Зарождение административно-управленческого аппарата в Древнем Китае. С. 213).

[58] Wright H. T. Recent Research on the Origin of the State. Р. 381.

[59] В частности, специализация деятельности по кланам могла являться одним из источников формирования госаппарата и аппарата принуждения. Например, в Древней Японии VI века н. э. император Кэйтай «делил власть с кланами Мононобэ и Опотомо, которые поставляли воинов для карательных походов, и с кланами Накатоми и Сога, поставлявшими специалистов культа». Однако постепенно под воздействием централизации государственной власти «различия, восходившие к специализации родов на особых видах деятельности», сглаживались, и эти виды деятельности «заново распределялись внутри высшего класса» (Patterson T. C. Gender, class and state formation in ancient Japan. P. 131–132).См. также: Дьяконова Е. М. Древняя Япония. С. 214.

[60] Wittfogel K. A. Oriental Despotism. P. 239.

[61] Так можно назвать членов родственной группы, только из числа которой выделялись управленцы и функционеры на определенные должности.

[62] Их классификацию см.: Claessen H. J. M. The Earle State: A Structural…Р. 576.

[63] См. об этом, например: Diamond J. Guns, Germs, and Steel. P. 274.

[64] См., например, о роли царских слуг в управлении в Египте в Древнем царстве: Janssen J. J. The Earle State in Ancient Egypt. Р. 223. Роль слуг была заметной повсеместно.

[65] Как отмечал Вебер, «важным следствием полной или частичной победы незнатных слоев общества для структуры политического союза и его управления в античности… [было установление] административного характера политического союза» (Вебер М. Город. С. 392). (Выделено мной. – Л. Г.)

[66] Нетрадиционные методы применялись в догосударственных и негосударственных образованиях, но не как основные. В ранних государствах существенно повышается и их значимость, и отношение к ним со стороны верховной власти, которая все чаще начинает использовать их как важнейшее орудие своей политики. Совсем новых методов могло быть и не так много.

[67] В уже упоминавшемся древнеиндийском трактате о политике «Артхашастра» (во второй его книге) очень много места уделено сведениям о контроле над теми, кто выполнял роль «надзирателей» за подданными и «элементами царства» и «проверке исполнения ими традиционных или специально оговоренных норм, договоров, обязательств, проверке честности при передаче в казну должной части дохода, а также осуществлении наказаний, штрафовании и устранении нарушителей…тех, кто присваивал царское имущество, царскую долю доходов и т. д.» (Лелюхин Д. Н. Концепция идеального царства. С. 42). Такие проблемы типичны для ранних государств.

[68] Например, у зулусов юноши должны были проходить своего рода военное обучение в военных краалях в течение достаточно длительного времени, и только после этого они получали право жениться. «Король» зулусов Чака, который вел бесконечные войны и был заинтересован в возможно большей армии, чрезмерно усилил указанную традицию. Он запрещал воинам жениться в течение многих лет, поскольку они непрерывно находились на военной службе. Такое право он давал только за особые заслуги отдельным воинам или целым частям. (См.: Риттер Э. А. Чака Зулу. Возвышение зулусской империи).

[69] Нечто подобное было и в ряде ранних государств, в том числе в Китае, где в шанском обществе система родства не имела еще четких критериев, в частности, основные и побочные ветви еще не сильно различались. Зато в последующие периоды такая формализация усилилась (см.: Бокщанин А. А. Сложение государствен­но-административных институтов в Китае. С. 230).

[70] Вот прямое подтверждение этой мысли историком: «При отсутствии органов государственной власти отношения между людьми в райбунском обществе полностью регулировались традициями, главным хранителем которых являлось жречество» ( Frantsuzov S. A. the Society of Raybūn. P. 263).

[71] «Можно даже сказать, что наличие государства следует констатировать лишь в том случае, если в данном обществе совершился переход от обычая к закону», – считает Якобсон (Якобсон В. А. Государство как социальная организация. С. 7). Бесспорно, это чрезмерно категоричное заявление, тем более для раннего государства, но все же важность отхода от традиций подмечена верно.

[72] Ярким примером является Исландия, где альтингом (народным собранием) в 1000 году н. э. был принят закон о христианстве. Таким образом, исландцы не только добровольно изменили религию, но и оформили этот шаг законодательно. При этом были учтены интересы населения и проявлена веротерпимость, в частности, было разрешено употреблять конину (основную мясную пищу) и приносить тайно жертвы языческим богам. В Исландии также было принято решение о разделе крупных земельных хозяйств знати (хавдингов) между фермерами (бондами). Этот раздел завершился в основном в середине XI в. (См.: Ольгейрссон Э. Из прошлого исландского народа. С. 179 –186, 189–191.)

[73] Я уже не говорю про завоевания, а ведь завоевание – это в чистом виде разрыв с традицией.

[74] См.: Бонгард-Левин Г. М. Индия эпохи Маурьев. С. 71–74.

[75] История Востока. Т. 1. С. 59.

[76] Кучма В. В. Государство и право древнего мира. С. 113.

[77] Здесь происходит противоположное движение. В период коренных изменений в Исландии (конец X – первая треть XI веков) политическая жизнь была наполнена борьбой и противостоянием сторонников и противников Норвегии, приверженцев старой и новой религии, что и получило отражение в сагах. Казалось бы, после победы народовластия политическая жизнь должна стать более регулярной, систематической, охватывающей все новые области жизни. Однако напротив, в следующем столетии, с 1030 по 1130 год, она замирает, и об этом периоде мало рассказывается в сагах. «Общество, состоящее из зажиточных бондов-«середняков», было миролюбивым и единообразным, в нем происходило мало крупных событий» (Ольгейрссон Э. Ук. соч. С. 191). Напротив, жизнь народовластных Афин все более политизировалась, а органы управления и суда становились разветвленнее.

[78] Годинер Э. С. Ук. соч. С. 68.

[79] Например, согласно уже упоминавшейся «Артхашастре» в Индии в IV в. до н. э. в числе основных проводников политики царя были многочисленные «тайные люди» и соглядатаи (см.: Lelioukhine D. N. State and Administration ... P. 272).

[80] См.: Фентон У. Н. Ирокезы в истории. С. 127.

[81] Например, царь Аккада Саргон Древний «окончательно отбросил все старые традиционные титулы и стал называть себя «царем четырех стран света» ( История Востока. Т. 1. С. 61).

[82] Например, во многих африканских государствах царь мог изменить социальное положение человека (Токарев С. А., Кобищанов Ю. М. Община в Африке. С. 257).

[83] В том числе ограничение права населения на применение насилия, особенно запрет кровной мести и подобных обычаев.

[84] Например, в Бенине правитель мог создавать новые вождества – «чифдомы насажденные»– помимо тех, что образовались самостоятельно – «чифдомы выросшие» (см.: Бондаренко Д. М. Бенин. С. 183–189).

[85] Пространственная интеграция (то есть такое расположение важных населенных пунктов и городов, которое показывает определенную иерархию как общества, так местностей в структуре общества. – Л. Г.) считается признаком начального процесса образования государства (См.: Lozny L. The Transition to statehood in Central Europe. Р. 90).

[86] Так, комментируя положение власти у эдуев, наиболее могущественного народа у галлов времен Цезаря, Франсуаза Леру пишет: «Ясно виден процесс деградации. Сперва была максимально сокращена компетенция царской власти, затем, из опасения, что она останется все еще слишком широкой, статус царя был попросту и окончательно упразднен и заменен двумя магистратами, назначаемыми ежегодно, как римские консулы, с той только разницей, что они не обладали никакой реальной властью» (Леру Ф. Друиды. С. 124).

[87] Зримо это может выражаться, например, в росте размеров и значения столицы, а также в особом положении столичных знати и чиновников. «…Достаточно сравнить гробницы верхнеегипетских областеначальников (времен Старого царства. – Л. Г.), высеченные в скалах, небольшие и нередко скудно отделанные, с громадными, сложенными из тесаных камней и испещренными резьбою, гробницами столичных вельмож, чтобы убедиться в различии общественного положения» (Перепелкин Ю. Я. История Древнего Египта. C. 191–192).

[88] Например, всего за 30 лет во второй половине XV в. площадь государства Инков увеличилась в тысячу раз (см.: Haviland W. A. Anthropology. Р. 245).

[89] Берве Г. Тираны Греции. С. 19.

[90] Под редистрибуцией теоретики раннего государства понимают такое явление, когда значительная часть распределяемых благ и трудовых услуг поступает в центр управления раннего государства для материального обеспечения правителя и распределяется затем центром для различных нужд (обороны, строительства, в пользу храмов, для поддержания дорог и т. п.). (См.:Claessen H. J. M. and van de Velde P. Early state economics. P. 9.)

[91] «Распад и смена одних «имперских» образований другими в XIX в., перемещение «имперских» политических центров были проявлением поступательного развития ранней африканской государственности…» (Кочакова Н. Б. Рождение африканской цивилизации. С. 270).

<

[92] Cohen R. Evolution, fission and earle state. Р. 87–88.

[93] История Востока. С. 51.

[94] Так Кочакова характеризует влияние некоторых африканских империй на всю территорию Бенинского залива (Кочакова Н. Б. Рождение африканской цивилизации. С. 270).