DOI: https://doi.org/10.30884/vglob/2020.01.02
Красиков Владимир Иванович, д. ф. н., профессор, главный научный сотрудник центра научных исследований Всероссийского государственного университета юстиции Министерства юстиции РФ (РПА Минюста России) more
Автор статьи обсуждает новые серьезные глобальные изменения, оказывающие определяющее воздействие на динамику современного миропорядка и приводящие к его радикальному разбалансированию. Он систематизирует подобные изменения и выявляет две группы таковых, а именно новые объективные обстоятельства и новые субъекты нестабильности. Они приводят к появлению новых тенденций в развитии современных глобальных конфликтов: расширению сфер противоборств, их анонимизации и хаотизации.
Ключевые слова: новые объективные обстоятельства и субъекты нестабильности, радикальное разбалансирование мирового порядка, особенности развития современных конфликтов.
The harbinger of the global chaos? Factors and actors of the global instability
Vladimir I. Krasikov.
The author of the article discusses new profound global changes that have a decisive effect on the dynamics of the modern world order, leading to its radical imbalance. He systematizes and distinguishes two groups of such changes, namely: new objective circumstances and new actors of instability. They lead to the emergence of new trends in the development of contemporary global conflicts: the expanding spheres of confrontation, their anonymization and randomization.
Keywords: new objective circumstances, actors of instability, radical imbalance of the world order, trends in the development of contemporary conflicts.
В последние два года все более явственно чувствуются некие апокалиптические веяния – и в умонастроениях широкой публики, и в мировых экспертных сообществах. И действительно, недавно произошли новые серьезные глобальные изменения, наложившиеся на ранее появившиеся неприятные тенденции, вкупе создающие непредвиденные, чреватые мировыми потрясениями обстоятельства. Попытаемся же сгруппировать и систематизировать вновь возникшие и уже имеющиеся факторы глобального развития, оказывающие деструктивное воздействие на динамику современного миропорядка.
Подобным образом определенные задачи исследования позволяют очертить предмет и объект наших изысканий. Предметом исследования в этой статье является современное состояние международного порядка в контексте глобальных тенденций мирового развития. Объектом же выступает комплекс факторов и акторов, определяющий новые формы манифестаций нестабильности и насилия.
К методологическим средствам, задействованным здесь, можно отнести классификацию, типизацию и сравнение, анализ и конструирование, элементы философской рефлексии.
Поговорим вначале о недавно появившихся факторах, сразу ставших главными дестабилизирующими трендами современности.
1. После краха СССР в 1991 г. и серьезной дискредитации коммунистической идеи, казалось бы, безоговорочно восторжествовала идея либеральная, что и было задекларировано в знаменитой статье Ф. Фукуямы [1990]. Прошло лишь десятилетие, и рухнули башни-близнецы, возвестив начало нового глобального противостояния, а спустя еще пятнадцать лет возник явный кризис либеральных целей и демократических идеалов, толерантности и мультикультурализма. Развитые страны Запада переживают сейчас кризис демократии и радикализацию общественного дискурса.
Обвал, похоже, начался три года назад, в июне 2016 г., когда одержали победу сторонники Брексита в Великобритании. Через три месяца произошли «восстание избирателей» и внутриэлитный путч Д. Трампа, выборы во Франции привели к власти малоизвестного тогда Э. Макрона. И во всех случаях (не говоря уже о более мелких сюрпризах выборов – в небольших европейских странах) налицо резкая поляризация политических сил, чуть ли не 50 на 50 (с вариациями) и ожесточенная «грызня» между элитами.
Коренными причинами этих событий, которые стали полной неожиданностью для большинства представителей мирового экспертного сообщества, оказались не только экономический кризис и наплыв мигрантов: это, похоже, было лишь спусковым механизмом. Оказалось (как ранее подобное же произошло с коммунистической системой), плод основательно подгнил изнутри, несмотря на внешне привлекательный вид. Реалии разошлись с идеалами, что привело, по сути, к разрыву социального контракта в развитых странах: к снижению доходов среднего класса и возвышению сверхбогатых, усилению тем самым общественного недоверия и недовольства. В итоге – недоверие к традиционным институтам, общественная фрагментация, усиление внутренних противоречий, делегитимизация элит, развал системы сдержек и противовесов, а все это вкупе порождает рост нетерпимости и популизм. К тому же «практически все глобальные проекты последнего времени, среди которых наибольшую известность получили… “концепция устойчивого развития”, … “политика мультикультурализма” и т. п., не приводят к желаемым результатам и чаще всего оказываются несостоятельными <…> отсюда можно заключить, что конфликт интересов в глобальном мире и далее будет усиливаться» [Чумаков 2018: 7].
2. Кризис демократии распространяется и на основанное на ней западное государство. Снижение темпов экономического роста, возрастание долговой нагрузки и старение населения являются объективной подоплекой кризиса политических систем национальных государств. Государству уже просто не верят, тем более в условиях хронических коррупционных скандалов и двойных стандартов в отношении правоприменения – к представителям элит и к остальному населению. Сюда следует присовокупить и существенное отставание возможностей государств, агентств и международных организаций по установлению и применению новых юридических норм, технических стандартов, управленческой политики – в условиях значительного ускорения темпов технологических изменений. Это благоприятствует наращиванию потенциала махинаторов и террористов, особенно в Интернете, где частные коммерческие структуры и преступные структуры реально играют бóльшую роль в формировании тенденций развития, чем государство. И при всем этом государства еще только приступают к разработке программ опережающего распознавания и отражения угроз со стороны новых опасных групп [Пржиленский 2016].
3. Существенным фактором, спровоцировавшим начало кризиса демократии и западного государства, стало новое «великое переселение народов», живо напоминающее соответствующее явление кануна падения Римской империи. Число мигрантов достигло в 2017 г. 258 млн человек [Чжа Фен 2018], причем большинство из них – мужчины в расцвете сил. Последнее обстоятельство, равно как и их массово-организационный бросок в строго назначенное время «Ч» (в особо памятном 2015 г.), свидетельствуют об инспирированности этого процесса. Понятно, что за мужчинами позже последовали и их многочисленная родня, и соседи. Соответствующий образовательно-культурный уровень вкупе с высокими запросами вряд ли сделает их образцовыми гражданами своих новых щедрых отечеств, но определенно увеличит ряды террористов и преступников [Терроризм… 2011].
4. Наконец, еще один важнейший фактор: новый виток бесконтрольного развития технологий, которые приобретают все более неспециализированный, многофункциональный характер. «Имеются все признаки того, что заработала движущая сила подъема шестого большого цикла Кондратьева – инновационные технологии шестого технологического уклада, включая магистральные инфраструктурные технологии – цифровые технологии и платформы» [Акаев, Коротаев 2019]. Появились фундаментальные инновации, способные в ближайшей перспективе разрушить рынки труда и изменить тип экономического поведения, то есть расшатать основы прежнего порядка. Это робототехника и автоматизация, искусственный интеллект и новые материалы, нетрадиционные источники энергии и информационные технологии. Причем они становятся дешевле, компактнее и доступнее – для отдельных лиц и небольших групп. Одни и те же механические узлы, компьютерные программы и технологические решения могут быть использованы как в военной и гражданской, так и в преступной и террористической деятельности. Причем на широком рынке многие новые высокие технологии появляются даже быстрее, чем у государства, что резко повышает могущество негосударственных деструктивных сил, включая повстанцев, террористов и криминалитет.
Сюда добавляется поток новых финансовых изобретений: блокчейн-технологии, нерегулируемые платежные сервисы, краудинвестинг и краудлендинг, применение искусственного интеллекта для обработки больших объемов данных и пр. В противостоянии им начинает распадаться традиционная банковская система, базирующаяся на господстве центральных банков, национальной юрисдикции и хранимых транзакциях. Это открывает широкие возможности для самых разных сил бесконтрольно отмывать, накапливать и перемещать значительные средства. Причем специфика новой складывающейся финансовой экономики такова, что уже невозможно определить источники, локализацию и локацию финансовых средств или иных активов [Паненков 2012].
Другие факторы субъектны, это скорее акторы нестабильности. Они появились не вчера, став уже хроническими причинами обновляющейся актуализации международной нестабильности [Разведка…].
1. Увеличивается число гибридных государств, в которых элементы демократии перемешаны с чертами авторитарного правления. Внутренняя жизнь здесь подвергается консервации во всех ее проявлениях. Сочетание кланового капитализма с нарастающими внешнеполитическими, экономическими и коррупционными трудностями вкупе с террористическими угрозами приводит к падению уровня жизни подавляющей части населения – параллельно с ужесточением авторитаризма правящих элит [Иноземцев 2019]. Подобная ситуация чревата социальными волнениями, напряженностью и элитным расколом.
2. Непременный актор мировой нестабильности – экономически слабейшие государства (в Африке и Азии), в которых из-за хронических внутренних неурядиц, высокого уровня гражданского насилия, авторитаризма правления, большой смертности среди всех демографических групп и низкой продолжительности жизни средний возраст населения будет 25 лет или меньше [Седых 2013]. Это приведет к тому, что именно данные регионы в опережающем темпе будут пополнять ресурсы террористов, наркомафии и других преступных образований.
3. Итоги игр сверхдержав – разрушающиеся общества (Ирак, Сомали, Ливия и некоторые другие) и несостоявшиеся государства (квазигосударства в бывшем СССР) умножаются от десятилетия к десятилетию. «Вклад» подобных образований в формирующийся «мировой беспорядок» очевиден и беспрецедентен – их территории становятся «материнскими платами» возникновения террористических государств, базой размещения преступных группировок. И лишь только непримиримые противоречия между сверхдержавами и их сателлитами позволяют существовать и процветать этим внеправовым пространствам – стоит устранить их (карантин и пр.), и существенно снизится мировая напряженность.
4. Самый видный актор мирового беспорядка – глобальные религиозно-политические движения. Они появились в 1990-х гг. прошлого века как важнейшее следствие начала глобального религиозного возрождения, причем не только исламского, и претерпели определенную эволюцию. На смену локальному антисоветскому джихаду в Афганистане пришли новые, уже международные организации типа «Аль-Каиды»**. Но вот спустя десятилетие, не без помощи США (разгром хуссейновского Ирака), возникло новое явление в мировом терроризме, ИГИЛ** – первая локализованная форма всемирного халифата [Соснин 2013]. Если «Аль-Каида» была своего рода мировым подпольем, организованным исламскими радикалами-интеллектуалами из зажиточных семей, то ИГИЛ – это в определенной степени военно-религиозный орден, имеющий «кровь и почву»: семейно-феодальную территориальную основу. После истощения ресурсных площадок суннитских районов Ирака и Сирии он, похоже, перемещается в Ливию и Пакистан, а также в «спящие» ячейки по всему миру. Не исключено появление подобных «орденов» в Центральной и Тропической Африке – на базе совмещения ислама с местными культами, в Индии – на базе индуизма, особенно шиваистского направления, и т. п. [Тарасевич, Зенковский 2015].
5. Наименее заметный актор складывающегося «мирового беспорядка», но оттого и наиболее нежданный, – деструктивные группы. Как уже было сказано ранее, динамика технологий ведет к расширению возможностей локальных небольших групп оказывать существенное влияние на национальные государства и даже на геополитику. Их особенность в том, что они состоят из интеллектуалов-радикалов: высокообразованных, технически компетентных и профессионально продвинутых людей с экстремистскими убеждениями. Ранее это были анархисты, левые бунтари, правые радикалы, сегодня к ним добавляются хакерские группировки и прочие нонконформисты.
В условиях неконтролируемой диффузии вооружений все они получают широкий доступ ко все более разнообразному спектру летальных и нелетальных средств огневого, инфраструктурного и поведенческого поражения. В итоге вполне может продублироваться средневековая ситуация борьбы государства с бандформированиями того времени – и теперь для того, чтобы обуздать притязания радикальных групп, вооруженных технологиями массового поражения, может потребоваться армия.
Итак, складывается довольно безрадостная ситуация. Кризис демократии и политических систем национальных государств, радикализация общественного дискурса, «великое переселение народов» и новый виток бесконтрольного развития технологий существенно подрывают основы оплота мировой стабильности (данного миропорядка), сложившегося четверть столетия назад, – так называемых «западных демократий». Однако давно известно: если где-то убудет, то в другом месте обязательно прибудет. В этих условиях ранее прозябавшие акторы нестабильности (таковыми они были по своему естественному оппозиционному месту в прежнем миропорядке) обретают новые силы и значимость. Понятно, что «глобальный беспорядок» выступает таковым лишь по отношению к прежнему господствующему миропорядку с его системой глобальных либеральных ценностей, являясь скорее его мировоззренческой и экзистенциальной антитезой.
Тем не менее подобная переходная ситуация приводит к параличу существующей международной системы безопасности, сложившейся более полувека назад. У всех перед глазами бессилие ООН и кризис его международных институтов, ожесточенная борьба за реформу Совета Безопасности и изменение порядка применения права вето. Если удается в подковерной борьбе провести свое решение, то они как бы легитимны – для эпизодических победителей. Если же возникает клинч, то каждая из стран, участвующих в том или ином конфликте, будет стараться предложить новые собственные площадки для разрешения споров. Сторон конфликта много, соответственно, будет много и предложений относительно альтернативных ООН площадок, между которыми неизбежно возникнут конкуренция и споры о легитимности. Логично предположить, что ныне имеющиеся конфликты будут длиться десятилетиями – вплоть до полного исчерпания их ресурсной базы или же неожиданной победы одной из сторон. Ну а вновь возникающие конфликты будут заведомо хроническими, станут со все возрастающей интенсивностью и ожесточенностью втягивать в военные действия все новых и новых участников. Таким образом, «глобальный беспорядок» или переходный период между новым предстоящим консенсусом основных центров силы – это настоящая «эпоха ренессанса» для развития международного терроризма и преступности.
Описанная ситуация паралича и кризиса в мировой системе безопасности приводит к появлению новых тенденций в развитии международных конфликтов.
Во-первых, это расширение сферы противоборств. Столкновения идут уже не столько в дипломатической и военной областях, сколько в ценностно-мировоззренческой, психологической, экономической, информационной и технологической сферах. Слабого противника сегодня не так-то просто уничтожить чисто физически – не позволят мировое общественное мнение (или то, что сегодня под этим подразумевается) и прямые телетрансляции. Тем более что слабая сторона может оказать серьезное сопротивление скорее с помощью мер, асимметричных традиционным военным действиям, – террористических атак и разрушения критической инфраструктуры противника. Война и мир перемешиваются, нет противопоставления линии фронта с противоборствующими солдатами и тыла с его мирной жизнью: взрывы могут прогреметь где угодно и когда угодно, ненависть льется с экранов мониторов каждую минуту – в перерыве между горячими новостями [Мохаддам 2011].
Во-вторых, возрастающая непрозрачность в международных отношениях делает крайне эффективным новое применение старинного имперского принципа разделяй и властвуй. Максимально возможное раздробление и сознательное стравливание между собой сколько-нибудь самостоятельных этнических, религиозных, культурных, экономических и политических групп – основа технологии современных конфликтов. Ее главная задача – разрушить инфраструктуру общественного доверия и сотрудничества, которая лежит в основе функционирования каждого общественного организма и не менее важна, чем государственная власть. Удобство подобной технологии и в том, что кукловоды невидимы, затраты их невелики, а распутывать все приходится населению несчастной страны.
И, наконец, в-третьих, это анонимизация конфликтов. Доминирующей чертой становится стремление участников конфликта вести так называемые неопознанные войны, предполагающие акцент на дистанционных действиях. Они представляют собой комбинации кибератак, использования высокоточного оружия, роботизированных систем и беспилотного оружия вкупе с применением средств идеологического и психологического воздействия. Состав участников нового типа конфликтов крайне разношерстный: и регулярные воинские подразделения, и террористические сети, и никому не подконтрольные повстанческие отряды, и преступные группы. Как показывает динамика гражданских конфликтов в Ливии, Ираке, Сирии и Донбассе, для них характерно стремительное нарастание числа независимых друг от друга участников, вплоть до полной неразличимости повстанцев, террористов и криминальных группировок [Лебедева 2016]. Здесь невозможно разобрать, кто, зачем и против кого воюет – и это идеал для организаторов подобных конфликтов, в число которых волей-неволей включены и крупные державы. Главная опасность в том, что подобные неуправляемые локальные конфликты вписаны в глобальный геополитический контекст, что резко повышает риски возникновения осложнений уже в мировом масштабе.
Итак, подытожим. Мы ставили своей целью сгруппировать и систематизировать вновь возникшие и уже имеющиеся факторы глобального развития, определяющие дестабилизирующие тенденции современного состояния миропорядка. Таковых мы получили четыре: это кризис демократии и политических систем национальных государств, радикализация общественного дискурса, «великое переселение народов» и новый виток бесконтрольного развития технологий. Они существенно ослабляют западные страны и усиливают основных акторов мировой нестабильности: гибридные государства, экономически слабейшие государства, разрушающиеся общества и несостоявшиеся государства, глобальные религиозно-политические движения и новые деструктивные группы. Это ведет к появлению новых тенденций в развитии современных конфликтов: расширению сфер противоборств, их анонимизации и хаотизации.
Литература
Акаев А. А., Коротаев А. В. О начале фазы подъема шестой кондратьевской волны и проблемах глобального устойчивого роста // Век глобализации. 2019. № 1. С. 3–18.
Иноземцев В. Л. Экономика и политика глобализации: уроки прошлого для настоящего и будущего // Век глобализации. 2019. № 2. С. 3–16.
Лебедева Е. В. Проблема развития религиозного экстремизма в государствах СНГ в условиях глобализации // Вопросы безопасности. 2016. № 1. С. 9–14.
Мохаддам Ф. Терроризм с точки зрения террористов: что они переживают и думают, и почему обращаются к насилию. М., 2011.
Паненков А. А. Проблемы борьбы с терроризмом и новыми формами его финансирования в мире и России. Рекомендации экспертов ООН, промежуточные результаты научных исследований по борьбе с терроризмом и его финансированием. Практика борьбы с терроризмом в Интернете // Национальная безопасность / Nota bene. 2012. № 1. C. 106–119.
Пржиленский В. И. Логика экстремизма: объяснение versus понимание // Национальная безопасность / Nota bene. 2016. № 3. C. 408–416.
Разведка США: преступность, терроризм и новые технологии ближайшего будущего. Доклад Национального разведывательного Совета США «Глобальные тренды: парадоксы прогресса» // Завтра.ru [Электронный ресурс]. URL: http://zavtra.ru/blogs/razvedka_ssha_prestupnost_terrorizm_i_novie_tehnologii_blizhajshego_budushego (дата обращения: 26.08.2019).
Седых Н. С. Терроризм и глобальные риски современности: психолого-политический анализ // Международные отношения. 2013. № 1. C. 96–102.
Соснин В. А. Духовно-религиозные основы суицидального терроризма: идеология Глобального Джихада как психологическая мотивация оправдания суицидального терроризма исламскими радикалами // NB: Национальная безопасность. 2013. № 2. С. 112–159.
Тарасевич И. А., Зенковский А. В. Правовые проблемы противодействия религиозному экстремизму в контексте обеспечения религиозной безопасности на пространстве ЕАЭС // Право и политика. 2015. № 2. C. 189–197.
Терроризм в современном мире / под ред. В. Л. Шульца. 2-е изд. М. : Наука, 2011.
Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134–148.
Чжа Фен. В движении [Электронный ресурс] : Финансы и развитие. 2018. № 12. С. 52–53. URL: https://www.imf.org/external/russian/pubs/ft/fandd/2018/12/pdf/picture.pdf (дата обращения: 26.08.2019).
Чумаков А. Н. Основные тренды мирового развития: реалии и перспективы // Век глобализации. 2018. № 4. С. 3–16.