Философские основания экономики и экономизм

В статье дан анализ философских оснований экономики, выявлен феномен экономизма, раскрыто его влияние на экономику, общество и его сферы. Дан сравнительный анализ экономизма и механицизма, их неадекватность бытию и его развитию, философской картине мира. Механицизм есть подмена философской онтологии естественно-научными представлениями (в духе позитивизма), экономизм подменяет социальную онтологию понятиями гуманитарных наук. Их преодоление обосновывается также раскрытием эволюции науки, изменением ее объективного содержания (наука классическая, неклассическая и постнеклассическая).

Ключевые слова: общество, экономизм, механицизм, философия, наука, сфера, часть, целое, развитие, эволюция.

Экономика – сфера общественной жизни, создающая условия функционирования и развития человека и общества, всех его сфер; она не может заменять другие сферы общества и человеческой деятельности, «проглатывая» или подминая их. Общество, по Т. Парсонсу, состоит из трех подсистем: культуры, ценностей, норм и образцов, регулирующих действия и поступки людей, экономики, основная функция которой есть адаптация к внешней среде, и социально-политической подсистемы с функцией интеграции общества; в их взаимодействии рождается консумматорное состояние удовлетворения. Достигается оно благодаря «кодам социальной информации и управлению, учитывающему обратное влияние результатов деятельности на целостное состояние социальной системы»[1]. Находясь в границах саморегулирующихся систем, такой подход предполагает переход к более сложным саморазвивающимся «человекоразмерным» системам. Для последних необходимо «дополнение» идеями: 1) изменения видов системной целостности по мере развития системы; 2) «перехода от одного типа саморегуляции к другому»; 3) «превращения возможности в действительность», «целевой причинности» и направленности развития в «эволюции основных сфер Универсума – неживой природы, живой природы и общества», охватывающей все уровни организации материи[2]. Эта более сложная «картина мира» выступает ядром «исследовательской программы по отношению к эмпирическим и теоретическим исследованиям конкретных наук»[3]. Она распространяется и на экономику. Поэтому утверждение, что «экономическая деятельность не просто отличается от всех других проявлений общественной жизни, но, сверх того, обусловливает общество в целом, а порой и господствует над ним»[4] лежит в русле не экономики, но экономизма, встроенного в механизмы, посредством которых мы производим и воспроизводим свою материальную жизнь.

Различие экономики и экономизма нам и предстоит показать. Важнейшей сущностной характеристикой человека выступают его потенциальная универсальность, бесконечность и всеобщность. Они реализуются в акте преобразования окружающей реальности, в «производстве», которое есть «полная разработка потенциальных возможностей человека», «развитие всех человеческих способностей как самоцель», развитие «без всякой установленной заранее мерки»[5]. Это предполагает «соразмерность» человека всему бытию, способом существования которого является развитие – единство прогресса и регресса, в котором доминирует тенденция поступательного восхождения. Именно этот способ существования мира приводит к появлению человека, в котором и через которого продолжается мировое изменение. Примечательно, что «в работах Маркса к понятию “производство” относится любая обеспечивающая самореализацию деятельность, будь то игра на флейте, угощение персиками, спор о Платоне, быстрый танец, произнесение речи или организация празднования дня рождения детей. <...> Когда Маркс говорит о сущности производства как сущности человечества, он не имеет в виду, что сущность человечества состоит в набивании колбасы. Труд, как мы знаем, есть отчужденная форма того, что он называл praxis – слово, означавшее у античных греков вид свободной, самоорганизуемой деятельности, посредством которой мы преобразуем мир»[6].

Экономика призвана создавать условия восходящего развития человека и человечества, выполняя в обществе и его развитии соответствующие функции. Однако в каждый период человек ограничен совокупностью конкретных, локальных и исторических условий – природных и общественных, включая экономические. Но место и роль человека задается его родовой сущностной универсальностью, всеобщностью и бесконечностью, благодаря чему бытие сохраняет и продолжает свое восхождение, имея в нем свое «продолжение». Развитие жизнедеятельности человека как общественного существа и прогресс культуры, наследующий природное восхождение к разуму и продолжающий его в направлении все большей «человечности», связан с разрешением указанного противоречия. В совокупность ограничений вносит вклад и экономика, в то же время ее существование и развитие связано и с позитивной диалектикой бытия, с преодолением всевозможных границ и ограниченностей. Иначе она стала бы принципиальным препятствием для развития бытия, общества, человека и человечества. Значит, критерий прогрессивного развития, его доминирования над проявлениями негативной диалектики задается дополнением бытийных характеристик характеристиками диалектики развития.

От этого критерия, которым следует поверять экономику и ее динамику, отказались «реформаторы» в постсоветской России, заявив знаменитое: «Мы не можем выбирать между плохим и хорошим, мы вынуждены выбирать между плохим и еще более плохим». Это предопределило курс «на выживание», а не на развитие страны, общества и каждого человека как важнейшего субъекта (цели в себе, по И. Канту) и ресурса развития страны и общества. Ими стали пренебрегать, поставив на первый план интересы олигархов, к которым добавились чиновники, особенно при выстраивании «вертикали власти». Не случайно в работе Е. Гайдара «Государство и эволюция» (М., 1994) субъектами истории признаются бизнесмены и чиновники, ведущие между собой борьбу по типу «господство и/или подчинение», тогда как прочие категории людей признаются скорее «средствами производства», орудиями труда, а не субъектом истории. Переход, условно говоря, «от Ельцина к Путину» не отменил этой идеологии, но явился существенным изменением: стала выстраиваться «вертикаль власти», начали укрепляться позиции чиновников государства, тогда как Е. Гайдар мечтал «освободить бизнес от власти» (как сказано в подзаголовке книги), превратить государство в «полугосударство», чтобы всеми процессами в обществе «заведовала» знаменитая рука Адама Смита, чтобы все было «погружено» в рынок, чтобы рыночной была не только экономика, но и общество, превращаемое в общество потребления. Это означало, что общество, частью которого является экономика, и таким образом понятая экономика меняются местами, общество и все его сферы «погружаются» в рынок как то целое, «логос» которого явно абсолютизируется в виде руки Адама Смита. Этот «экономизм» предполагает наличие социального неравенства между богатыми и бедными, «средствами производства».

При всех «революционных» изменениях перехода «от Ельцина к Путину» прочие слои населения так и остались «орудиями труда», «средствами производства», актуальными или потенциальными (= безработные). Выстраивание «вертикали власти» привело к возрождению государства[7], восстановившего ненавистное стремящимся быть субъектами людям крайнее социально-экономи-ческое неравенство, классовое общество, появившееся в годы гайдаровской «при(х)ватизации» и продолжающееся доныне – вследствие сохраняющего свои позиции и «при Путине» экономизма, где труд одних повышает чужую для них прибыль и могущество «имущих» и «властвующих». Экономизм вышел за рамки влияния на экономику, воздействуя на все общество в целом, а также на его части или сферы.

Противоречия, раздирающие современную Россию, подталкивают к тому, чтобы сформулировать следующий острый вопрос: нуждаются ли страна и ее жители в том, чтобы ученые «выдвигали и обосновывали варианты, сценарии, альтернативы, перспективы будущего прорывного, прогрессивного, социально справедливого развития российского общества, российской цивилизации, русского народа, человека», или достаточно, чтобы они «просто успокаивали их, призывали их быть терпимыми, примиряться с несправедливой, дикой реальностью, полагались на действия “свыше” – от власти, от политических и духовных правителей и пастырей»[8]? Таков вопрос о приоритетах.

Именно человек есть высшее существо для экономики, именно на эту высоту надлежит поднять общество и экономику, увидев в человеке цель, а не простое средство для эволюции всепоглощающей экономики. Люди только тогда по-настоящему производят, когда они делают это свободно и ради самих себя, реализуя способности «родового существа», а не в форме принуждения, хотя бы это принуждение состояло в нежелании голодать. Формы же, которые принял процесс «реформ» в России, как и состояние экономики, подорванное воздействием усилившего свои позиции экономизма, привели к разрушительным последствиям – по причине кризиса властных и духовных элит, «тупика»[9], «растления. Растления на всех уровнях и во всех сферах»[10]. России нужна сборка субъектов прогрессивного развития, в контекст которого должна быть «помещена» для своего развития и экономика. Экономизм является антиподом такому развитию страны, и он является тормозом для экономики, извращающим ее началом.

Чтобы раскрыть сущность экономизма и последствия его влияния на экономику и общество, – ради его преодоления, – сопоставим его с давно обнаружившим свою несоразмерность бытием и его развитием механицизмом. Механицизм основан на представлении, будто механическая форма движения есть единственная и последняя объективная и наиболее фундаментальная реальность, в пределах (на основе) которой существует и может быть объяснено всякое существующее сущее. Он «переносит» в механические представления понятия физики, химии и биологии, лишая соответствующие явления их специфики, которая явно выходит за границы механики; так же механицизм обращается с философскими категориями (причинности, взаимосвязи и т. д.), будучи не в состоянии учесть реальной диалектической сложности движения и развития материального мира и его явлений. Механицизм абсолютизирует законы механики, в сферу действия которых погружает все виды материального движения. Выделяют «исторические формы механицизма»[11]: 1) рассмотрение движения как внешнего к неизменяющейся субстанции; 2) употребление понятия движения только в «зауженном» смысле пространственного перемещения тел (механическое движение), что лишает бытие неисчерпаемости, универсальности, бесконечности; 3) применение метода редукции более сложных форм движения к более простым; 4) путаница философии и конкретной науки; в духе позитивизма; знание «надмеханического содержания» представляется ненаучным: «антропо-социальная философия», примыкавшая к материалистической «философии природы», не воспринимается «ее логически необходимым следствием»[12].

Сегодня механицизм сменяется экономизмом, что соответствует переходу «от позитивизма к постмодернизму», гипостазирующему понятия гуманитарных, а не естественных наук. Экономизм все многообразие явлений, связанных с человеком и его существованием, «погружает» внутрь экономики, как если бы экономика была не стороной, частью общества, но самим этим «универсумом», подменяемым и подминаемым под это урезанное, «зауженное» содержание. Сегодня в России в экономику погружены, грубо «втиснуты» сферы образования, науки, искусства, медицины, управления, физической культуры и другие. Все они поражены экономизмом.

На явление экономизма обратил внимание уже К. Маркс, который выдвинул проект его преодоления[13], аналогичный преодолению механицизма, но уже в сфере «философии истории» («Экономическо-философские рукописи 1844 г.», «Тезисы о Фейербахе», 1845 г.). «Общество экономики» уже было тогда описано классиками «политической экономии». Они показали «пещерное бытие» человека в мире экономики, которая, будучи частью общества, подчинила своей власти его как целое. Против этого состояния и было направлено материалистическое понимание истории К. Маркса. Он был уверен, что экономика есть необходимое условие жизни, ибо без экономического базиса невозможна жизнь человека, как уверен он был и в том, что цель и смысл человеческой жизни лежит совсем не в этом необходимом базисе жизни, что можно и нужно поставить его на место части общества, чтобы она не подчиняла себе жизнь общества в целом. В этом пункте он расходился с «политико-экономами», позитивно относившимися к господству части над целым[14].

Н. А. Бердяев также указывал: человечество все еще живет в «экономическом веке»[15]. В экономике люди видят не столько сферу средств, сколько идентифицируют ее с целью, смыслом человеческой жизни, погружая все в экономику (в духе экономизма). И возражает, что экономика (как и техника) «всегда есть средство, а не цель», что не может быть технической или экономической цели жизни, что «цели жизни всегда лежат в другой области», хотя часто средства жизни подменяют цели жизни; в нашу эпоху в особенно крупных масштабах. Н. А. Бердяев поясняет на примере техники, что она для ученого или изобретателя, непосредственно занятого именно в этой сфере, конечно, может стать главным содержанием жизни, но не больше. Но и в этом случае нужно помнить, что человек есть существо универсальное, соразмерное бытию и его развитию, появившееся на уровне социума.

Возникший на рубеже ХIХ–ХХ вв. экономизм в социал-демократии критиковал В. И. Ленин. Он видел его сущность в том, что она редуцировала действия трудящегося до стихийного процесса, поглощенного экономизмом, так что его программа сводилась к плану действий, согласно которому «рабочим – экономическая, либералам – политическая борьба»[16] (звучит вполне современно. – М. П.). Речь шла о борьбе против зауженных в духе экономизма «экономических задач борьбы», хотя классы не есть чисто экономическое явление.

Вообще трудно представить себе нечто, что было бы чисто экономическим. «Даже монеты», ибо их «можно собирать и выставлять как экспонаты в витринах, восхищаясь их эстетическими качествами», хотя они позволяют «понять, почему все человеческое бытие так легко свести к экономике»: «наиболее чудесным и загадочным в деньгах является то, что они, как мощнейший аккумулятор, сосредотачивают» «почти безграничное богатство человеческих возможностей», «обеспечивают нам доступ к большинству из них», «позволяют нам налаживать полноценные отношения с другими людьми без опасения сконфузить окружающих, в самый неподходящий момент, упав и скончавшись от голода у них на глазах», «вызывать поразительные перевоплощения товаров из их исходной, ничем не примечательной формы. Деньги сами по себе есть форма редукционизма. В пригоршне медяков заключены целые вселенные» (выделено мною. – М. П.)[17].

Экономизм преодолевается в пользу социальности человека как универсального существа, порожденного развитием бытия, приведшего к выделению социума, общества из природы и продолжающего в этой новой форме бытия материи ее развитие, в котором восхождение побеждает нисхождение, деградацию, вырождение. Сфера экономики призвана создавать для этого необходимые условия, обеспечивая человеческие потребности. Но ее следует освободить от экономизма, тех же «политико-экономов», которые, подобно энтомологам, изучающим каких-либо букашек, позитивно относятся к обществу, в котором господствует «частный интерес», это «несчастье общества», феномен экономизма. Их можно сравнить с историками, изучающими далекое прошлое, когда существовали рабы; мы же не можем, скажут они, «бывшее сделать небывшим», мы просто изучаем «то, что было» и научным способом его воспроизводим, описываем. Такой позитивизм и есть презумпция идеологов «экономизма».

Им возражает К. Маркс, давая философское обоснование экономической науке. Для него философия есть прежде всего своего рода «зеркало» диалектики процесса развития, некоторый способ самосознания «восходящего класса». Философ приводит все познания в единство, руководствуясь определенными направляющими схемами анализа и обобщения, которые выносят на суд эпохи и мира образ действий и методы, применяемые восходящим классом. Философия, пребывающая в полной силе, никогда не выступает как нечто инертное, как пассивное и уже завершенное единство знания. порождаемая общественным движением, она представляет собой это движение бытия и простирает свое влияние на будущее. Ее конкретное обобщение перерастает в проект будущего развития, проект изменения мира. В этом плане философия характеризуется как метод исследования и объяснения; ее вера в себя и в свое будущее развитие лишь воспроизводит убеждение класса, который служит ее носителем. Следовательно, любая философия является практической, даже та, что поначалу кажется сугубо «созерцательной», ибо ее метод есть «социальное и политическое оружие». Она указывает и на другой полюс, мышление представителей которого определяется попытками найти прибежище от объективности в утонченной субъективности, чтобы не видеть своего будущего, которое определяется вырождением, уходит в небытие.

Она исследует историческую преходящность пещерных условий экономизма, возможность перехода в «царство свободы», которое «начинается там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства»[18], хотя и не по ту сторону процесса развития бытия, мира в целом (как учит «верить» религия). Первое относительно, преходяще, второе абсолютно, непреходяще. Когда же преходящность мира гнета и нужды, господство экономики (и техники) реализуют себя, только тогда марксизм исторически и логически изживет себя, станет историей. К. Маркс ищет пути восстановления социальности, поставив развитие экономики под контроль людей, общества, чтобы не жить в «пещере» экономизма как в тюремном заключении и не глядеть на все через денежные знаки (сегодня – рубля, доллара или евро), но ценить все сущее по его собственным характеристикам и критериям.

Следовательно, марксизм не утверждает материальность как вечное господство экономики, пораженной и сраженной экономизмом, как нередко считают. Напротив, он открывает преходящность сражаемой экономизмом экономики. Марксизм есть не утверждение экономизма, но поиск, изобретение путей его преодоления. Для этого и потребовалось постижение сущности экономики, открытие законов ее развития. А потому называть такие «экономические» интересы материальными, чтобы увековечить их, равносильно тому, чтобы отождествлять механицизм с материализмом. Экономизм заслоняет бытие и развитие, как это делает и механицизм. Нужно различать и противопоставлять экономику как часть общества, сторону общественной жизни, и экономизм как часть, стремящуюся поглотить все общество, поглотить, подмять под себя все общественные явления.

Для развенчания и преодоления экономизма его, как и механицизм, нужно противопоставлять не только философской картине мира, но и научной, репрезентирующей конкретную онтологию познаваемого объекта или сущего. Предметом философии, взятой в форме общетеоретического мировоззрения, является чистое всеобщее или всеобщее как таковое, которое есть цель и душа философии. Предметом любой науки является частное, единичное, конкретный «кусок» мироздания. Действительность есть единство всеобщего, особенного и единичного, где всеобщее существует не иначе как через особенное и единичное, а единичное и особенное существует не иначе как единичное и особенное проявление всеобщего. Это обнаруживают философия, утверждая диалектический взгляд на это соотношение (например, Гегель), и наука, демонстрируя динамику восхождения от классической науки к науке неклассической и, далее, к постнеклассической.

Механическая картина мира, взятая вне этой динамики, предполагала, что фундаментом мироздания являются атомы, неделимые корпускулы, из которых построены все тела – жидкие, твердые и газообразные, которые взаимодействуют между собой на основе принципа дальнодействия, путем мгновенной передачи сил, подчиняясь жесткой лапласовской детерминации; взаимодействуют в абсолютном пространстве с течением абсолютного времени. Такие системы называют простыми или малыми. Их свойства однозначно определяются элементами (атомами и т. п.), которые вне системы обладают теми же свойствами, что и в системе; значит, система не порождает системного качества, свидетельствующего о несводимости целого к сумме частей. Вещь, тело, корпускула суть нечто первичное к процессу как их силовому взаимодействию; пространство и время рассматриваются как внешние к системе, движение и взаимодействие не сказываются на характеристиках пространства и времени. На основе такой онтологической схемы рассматривали электродинамическую картину, хотя уже обнаруживалась неадекватность ее более сложным типам системной организации объектов. При их объяснении возникали парадоксы, демонстрирующие потребность в ее пересмотре.

Пересмотр в физике совпал с разработкой квантово-реляти-вистской физики, обнаружившей двойственность микрообъектов, открывшей кооперативный эффект: совместное действие частиц демонстрировало свойства, не присущие отдельно взятым частицам (сверхпроводимость, сверхтекучесть, когерентное электромагнитное излучение). Прежнее представление о причинности потребовало дополнения вероятностной причинностью, в СТО Эйнштейна элиминированы представления об абсолютности пространства и времени, появилась идея различения внутреннего и внешнего пространства физических систем. Еще бóльшие изменения были связаны с биологией, обнаружились системные качества целого, нередуцируемые к свойствам образующих его элементов, утвердилась идея несводимости целого к простой, аддитивной сумме частей, возникли представления о циклической причинности. Вещь стали понимать как процессуальную систему, которая самовоспроизводится в результате взаимодействия со средой на основе саморегуляции. Переосмыслены категории части и целого, их соотношение, вхождение частей в систему: свойства определяются характером ее целостности. В рамках механистической картины мир уподобляли часам, механическому устройству, в неклассической науке при освоении сложных систем мир стали уподоблять организму, рассматривали его как процесс, исключающий «мертвое равновесие» и «предопределенность вперед установленной гармонией» в духе Г. Лейбница[19]. Мир объектов предстал как мир сложных саморегулирующихся систем[20]. Этот пересмотр продолжила постнеклассическая наука, обратившись к системам еще более сложным, не только саморегулирующимся, но саморазвивающимся «человекоразмерным» системам, включающим людей как субъектов, преследующих свои собственные цели, для реализации которых они подбирают те или иные средства их достижения. Науки классические и неклассические не выводили в область человеческой деятельности, которая имеет специальной целью переделку действительности. Это отличает их от постнеклассической науки, в которой можно вести речь о предумышленном изменении онтологии объекта человеком взамен «созерцающего сознания», ибо «само человеческое действие не является чем-то внешним», а «включается в систему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний»[21].

Переход науки на ступень постнеклассики предполагает представления об эволюции основных сфер Универсума – неживой природы, живой природы и общества, идею «универсального эволюционизма», которая «составляет концептуальное ядро современной научной картины мира», начинающей функционировать «в качестве исследовательской программы», получая свою конкретизацию, например, в синергетике[22]. Новые идеи далеко выходят за пределы и механицизма, и экономизма. При изучении «человекоразмерных» объектов поиск истины оказывается связанным с определением стратегии преобразования объекта, непосредственно затрагивая гуманистические ценности, а объективно истинное объяснение и описание «человекоразмерных» объектов не только допускает, но и предполагает включение аксиологических и этических факторов в состав объясняющих положений, определяя границы возможного и необходимого вмешательства человека. В результате нормы и идеалы постнеклассической науки позволяют преодолеть изображение частного, экономического процесса, ставшего универсальным в духе экономизма, открыть возможность представления экономики как частного проявления всеобщего развития бытия и общества.

Уж если материя, еще лишенная разума, не обретшая его, все же сумела обеспечить приоритет восхождения над нисхождением, преодолев механицизм, на который ее обрекали люди – сторонники механицизма, то для разумной материи, представленной противниками экономизма, обеспечение такого приоритета следует признать идеалом и нормой. «Тюремное заключение» человечества не может продолжаться вечно: неправомерно отождествлять экономизм (как и механицизм) с материализмом. Преодолевая это «пещерное бытие», с одной стороны, предстоит освободиться от чрезмерной «подручности», «средственности» человека (М. Хайдеггер), с другой стороны, нужно утверждать «субъектность личности, чтобы сам индивидуально-ответствен-ный способ существования в мире возвысить до исторически значимой величины»[23].

Данная проблема сегодня превратилась в острую и актуальную проблему отчуждения от социальности, в результате которого не только постсоветская Россия, но и все человечество, вся земная цивилизация явно вступила на гибельный путь самоуничтожения[24]. Экономизм является основанием отчуждения от социальности. Его преодоление будет способствовать преодолению отчуждения от социальной реальности как преодоление механицизма способствовало преодолению отчуждения от реальности материальной.

[1] Степин B. C. Цивилизация и культура. – СПб., 2011. – С. 175.

[2] Степин B. C. Указ. соч. – С. 179–181.

[3] Там же. – С. 182.

[4] Иглтон Т. Почему Маркс был прав. – М., 2013. – C. 147.

[5] Там же. – С. 67.

[6] Иглтон Т. Указ. соч. – C. 167–168.

[7] Алексеев П. В., Панин А. В. Философия. – М., 2014. – С. 384.

[8] Семенов B. C. Судьбы философии в современной России. – М., 2011. – С. 17.

[9] См., например: Козин Н. Г. Есть ли будущее у России? Критика исторического опыта современности. – М., 2008.

[10] Максимов В. Е. Самоистребление. – М., 1995. – С. 3.

[11] Петушкова Е. В. Механицизм // Новейший философский словарь. – Минск, 1998. – С. 421.

[12] Кузнецов В. Н. Проблема значения понятий «материалисты» и «материализм» в новоевропейской философии XVII–XVIII веков // Историко-философский альманах. – вып. 2. – М., 2007. – С. 76.

[13] Прохоров М. М. Несколько соображений о марксистской философии и современности // Вестник Российского философского общества. – 2010. – № 4(56). – с. 87–91.

[14] Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 г. / К. Маркс, Ф. Энгельс // Из ранних работ. – М., 1956. – с. 528–529, 538.

[15] Бердяев Н. А. Человек и машина. Проблема социологии и метафизики техники // Вопросы философии. – 1989. – № 2. – С. 148.

[16] Ленин В. И. Полн. собр. соч. – 5-е изд. – т. 26. – С. 343–344.

[17] Иглтон Т. Указ. соч. – С. 163–164.

[18] Маркс К. Капитал / К. Маркс, Ф. Энгельс // Соч. – 2-е изд. – Т. 25. – Ч. II. – М., 1978. – С. 386–387.

[19] Винер Н. Я – математик. – М., 1964. – С. 314.

[20] Степин B. C. Цивилизация и культура. – СПб., 2011. – С. 172.

[21] Он же. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: коллективная монография / отв. ред. Л. П. Киященко, B. C. Сте-пин. – СПб., 2009. – С. 273.

[22] Степин B. C. Цивилизация и культура. – СПб., 2011. – с. 181, 166, 183.

[23] Гусейнов А. А. Что говорил Кант, или Почему невозможна ложь во благо? // Логос. – 2008. – № 5. – С. 120.

[24] Дубровский Д. И. Проблема добродетельного обмана. Кант и современность // Вопросы философии. – 2010. – № 1. – С. 31.