Околосмертный опыт без паранаучных и эзотерических спекуляций

The article considers contemporary conceptions of near-death experience (NDE). Particular attention is paid to the psycho-neurological theory of NDE proposed by the Russian-Israeli physician Lev Litvak. He argues against the commonly held theory, which claims that NDE is a psychosis developing during terminal states of consciousness. Instead, he postulates about specific attributes characterizing NDE. The sources of NDE are proposed to be images created by spontaneous brain activity, the most vivid and persistent impressions obtained by the person before clinical death, and basic perinatal matrices.

Keywords: near-death experience (NDE), terminal state of consciousness, clinical death, subjective reality, psyche, image-spatial thinking, oneiric experience.

Понятия околосмертного опыта и клинической смерти

Понятие околосмертного опыта – Near Death Experience (NDE) – вошло в научный оборот после публикации в 1975 году книги Р. Муди «Жизнь после жизни» (Moody 1975), где автор изложил свидетельства около 50 пациентов, переживших клиническую смерть. Эта книга почти сразу стала бестселлером и уже через три года после ее первого выхода в свет, в 1978 году, была основана Международная ассоциация исследования околосмертных переживаний (IANDS), которая более тридцати лет издавала специальный журнал по проблеме околосмертных переживаний The Journal of Near-Death Studies. Еще через двадцать лет, в 1998 году, возник «Фонд исследований околосмертных переживаний» (NDERF), имеющий отделения во многих странах мира и сайты более чем на 23 языках, в том числе и на русском. Это, пожалуй, самые известные ассоциации исследователей околосмертного опыта. Наряду с другими национальными и международными объединениями они регулярно проводят симпозиумы и научные конференции, публикуют библиографические обзоры, статьи и монографии (Holden et al. 2009; Mays R., Mays S. 2011 и др.), число которых сейчас труднообозримо.

«Эзотерически» настроенная публика (в том числе и весьма образованная) с восторгом приняла рассказы переживших клиническую смерть, видя в них безусловное подтверждение бессмертия души и ее автономного существования после физической смерти тела. Благодаря лавинообразному нарастанию массы «свидетельств», отсутствию в начале исследований NDE научного объяснения субъективных переживаний людей, имеющих околосмертный опыт, и высокому авторитету трансперсональной психологии, вполне логично вписывающей NDE в контекст своей парадигмы, «эзотерический» мотив оказался очень устойчив. В настоящее время он пронизывает массовую культуру в широком диапазоне – от кинематографии до философских и научных публикаций.

Самого P. Муди трудно упрекнуть в склонности к паранауке. Он очень осторожно относился к полученным результатам, что хорошо видно из позднейших заявлений и интервью[1]. Например, в 1993 году в беседе с корреспондентами газеты «Московские новости» он подчеркнул, что на основании предсмертного опыта не следует делать заключений о существовании души после смерти тела, так как ни один из наблюдаемых пациентов, «строго говоря, не был мертв, а только находился в предсмертном состоянии». А «наука в ее теперешнем состоянии не сможет доказать существование жизни после смерти», и вообще такое доказательство вряд ли возможно научными способами. Переживания в NDE не уникальны, поскольку «мы научились искусственно вызывать некоторые аспекты ощущений, переживаемых в околосмертный момент… Люди, имевшие подобные ощущения… рассказывают, что они как бы “поднимались” из своего тела, наблюдали его со стороны и затем видели своих умерших родственников и даже разговаривали с ними. Я с самого начала хочу подчеркнуть, что все эти пациенты были совершенно психически нормальны. Их рассказам можно верить» (Рассказы… 1993).

Итак, люди, получившие околосмертный опыт, не были мертвы, они находились в предсмертном состоянии, в состоянии клинической смерти. Но что такое клиническая смерть? Чем она отличается от смерти биологической?

Исследования клинической смерти начались значительно раньше публикации книги Муди. В середине 1930-х годов их инициировал основатель современной реаниматологии академик В. А. Неговский (1943; 1991), предложивший термин «клиническая смерть» для обозначения такого состояния организма, когда, несмотря на остановку сердца и прекращение дыхания, реанимационными мероприятиями человека можно вернуть к жизни, поскольку основные функции головного мозга еще не угасли. С 1980-х годов основным признаком биологической смерти принято считать смерть мозга: «Жизнь можно считать оконченной, когда мозг как главный орган, определяющий существование человека, необратимо прекращает свою деятельность» (Уолкер 1988). Именно жизнь мозга после остановки сердца и прекращения дыхания является основным признаком клинической смерти, отличающим ее от смерти необратимой – биологической.

Но как долго живет мозг (и, следовательно, человек) без поступления необходимого нервным клеткам кислорода? Ответ на этот вопрос неоднозначен. С одной стороны, возвратить больного к жизни удается (с последующим восстановлением функций головного мозга) в том случае, если реанимационные мероприятия начнутся не позднее трех-пяти минут после остановки кровообращения. С другой стороны, краткость сроков клинической смерти определяется не только изменениями, происходящими в ходе умирания, но и специфическими постреанимационными патологическими воздействиями, поскольку именно в ходе реанимационной рециркуляции и реоксигенации происходит гибель ряда образований мозга (Гурвич 1990: 174–175). Поэтому мозг живет дольше, чем длится клиническая смерть (Уолкер 1988). Он не погибает сразу, необратимые изменения начинаются с самых молодых в филогенетическом отношении структур и постепенно распространяются на все более древние образования. При полном отсутствии кислорода в коре и мозжечке за 2–2,5 минуты возникают фокусы омертвения, а в продолговатом мозге даже через 10–15 минут погибают лишь единичные клетки (Адо 2000). Можно предположить, что высокая жизнеустойчивость древних образований головного мозга объясняется их близостью к крупным сосудам, переносящим (и поэтому содержащим) молекулы кислорода, АТФ и глюкозы в значительно большем объеме, чем мелкие сосуды, питающие серое вещество коры больших полушарий. Этот фактор особенно важен при кислородном голодании мозга, когда синтез АТФ происходит анаэробным путем в результате расщепления глюкозы.

Кислородное голодание приводит в конечном счете к окончательной биологической смерти мозга, а вместе с ней – к смерти человека. Но жизнеустойчивость мозга так велика, что, по мнению главы отделения интенсивной терапии Медицинского центра университета Стоуни-Брук (Нью-Йорк) С. Парниа, высказанному весной прошлого года в интервью журналу “Wired”, скоро можно будет возвращать людей к жизни через 12 или даже через 24 часа после прекращения дыхания и остановки сердца. Парниа еще раз подтвердил, что на современном уровне развития медицины основной опасностью для реанимируемого являются сами реанимационные мероприятия (Consciousness… 2013).

Поскольку NDE возникает в состоянии клинической смерти, то оно закономерно привлекло к себе внимание реаниматологов. Систематические исследования начались в середине 1990-х годов, и в 2001 году голландские реаниматологи под руководством П. ван Ломмеля опубликовали статью (van Lommel et al. 2001), в которой подвели итог восьмилетнего исследования 344 пациентов после кардиопульмональной ресуситации (реанимации)[2]. Их основные выводы таковы:

1. NDE наблюдается в 18 % случаев, в 12 % из них пациент делает «важные» сообщения. NDE может выражаться в изменении ощущения собственного тела и в пребывании как бы вне его, движении через темное пространство, в восприятии яркого света и в общении с «образом света», во встречах с умершими. При этом изменяется цветоощущение, видятся пейзажи, панорамы, границы между «этим» и «тем» миром и т. п. Видения кратки, фрагментарны. В результате у пациентов изменяется взгляд на жизнь и смерть.

2. NDE не связан с длительностью нарушения сознания, гипоксией мозга, возникающей за счет использования медикаментов (за исключением карбондиоксида во время лечения нейропсихических нарушений, LSD, а также средств, влияющих на содержание серотонина, эндорсина, энкефалина, пилокарпина). NDE не зависит от страха перед операцией, но учащается при большом числе перенесенных реанимаций.

3. NDE у пожилых пациентов возникает чаще, чем у молодых; у женщин чаще, чем у мужчин.

4. NDE появляется с одинаковой частотой у людей различных культур.

5. NDE возникает также (кроме клинической смерти) при большой кровопотере в процессе родов, при хирургических осложнениях, в особенности после нейрохирургических операций по поводу височной эпилепсии, септическом, анафилактическом и электрошоке, коме, после мозговых травм с кровоизлиянием, при попытках самоубийства и утопления, асфиксии, а также серьезных, но без немедленной угрозы для жизни болезней, часто сопровождающихся депрессией; при тренировочных полетах с нарастающим ускорением, приводящих к локальной мозговой гипоксии; при агонии и в экстремальных ситуациях: кораблекрушениях, дорожных авариях, землетрясениях, происшествиях в горах и т. п. Пациенты, перенесшие NDE, здоровы психически, но у некоторых «отмечаются признаки непатологической диссоциации».

Эти результаты были развиты и дополнены ван Ломмелем и его коллегами в ряде последующих работ, в том числе и в обобщающей монографии (van Lommel 2010).

Как и другие основательные работы по проблеме NDE, публикации ван Ломмеля заслуживают самого серьезного отношения, однако я хочу остановить внимание не на них, а на менее известной, но уникальной книге Л. М. Литвака (2007). Она уникальна, поскольку автор – врач, имеющий ученые степени по медицине и психологии, – описывает и объясняет собственный околосмертный опыт, приобретенный в результате операции на сердце в возрасте около 70 лет. Так как в современной мировой литературе книга Литвака, кажется, единственное профессиональное описание околосмертного опыта от «первого лица» (Дубровский 2006), а достоверность отраженных в ней фактов и корректность интерпретаций не вызывает сомнений, то при описании NDE я сосредоточусь именно на этом тексте, который часто говорит сам за себя и не нуждается в комментариях.

Личный опыт и психоневрологическая концепция профессора Л. М. Литвака

На пороге своего семидесятилетия, в 1997 году, Л. М. Литвак перенес тяжелейшее заболевание. Он 26 дней был без сознания, из которых 18 дней самостоятельно не дышал и временами его тело находилось в абсолютной неподвижности – в состоянии «застылости вплоть до окаменения» (Литвак 2007: 152). Именно в этот период Литвак приобрел околосмертный опыт, причину возникновения и существования которого видит в терминальном состоянии сознания (ТСС), отражающем состояние умирающего мозга – терминальную энцефалопатию (ТЭП).

В результате исследования собственных переживаний, богатого врачебного опыта, изучения специальной литературы и свидетельств людей, переживших клиническую смерть, автор пришел к выводу о том, что NDE – вовсе не посмертное, а предсмертное сновидное (онирическое) переживание, вызванное умиранием мозга (терминальной энцефалопатией). Его психоневрологическим выражением является терминальное состояние сознания, более объемное, чем NDE, поскольку включает не только то, что рассказывают больные после выхода из клинической смерти, но также связанный с этим субъективный и одновременно объективный психоневрологический комплекс.

Литвак (2007: 297, 350, 614) полагает, что ТСС условно можно разделить на четыре стадии: первую – бессознательную, вторую – депрессивную, с «эффектом массы», идущую в тесных темных помещениях вплоть до «пространства вытянутой руки», как при афазиях; затем пространство медленно расширяется, тело становится все более легким и подвижным. Третью – эйфорическую, когда пространство еще более расширяется, наполняется ярким солнечным светом, обретает яркие цвета, появляется свободное дыхание на свежем воздухе, легкость тела, все быстрее движущегося; и вот тело достигает взлета и парения над горами. Четвертую (при выходе из ТСС) – дисмнестическую, проходящую при прерывавшейся интерсомнии и быстро пропадающую после критического сна. В целом ТСС как процесс умирания содержит два компонента: «тьму» без всяких переживаний и онирические переживания – глубинно-протопатический сон.

Широко известные примеры NDE, по мнению Литвака (2007: 609), относятся преимущественно к третьей (эйфорической) стадии, и «этим в большой мере определяется их стереотипность, в 1-й и 2-й стадиях они почти не описывались, а в 4-й, т. е. по выходе из ТСС почти неизвестны». Детального описания соответствия стадий ТСС терминальным состояниям организма – преагонии, агонии и клинической смерти в книге Литвака нет, поэтому неясно, какая из стадий ближе всего к собственно биологической смерти.

Общее впечатление от нахождения в терминальном состоянии сознания автор описывает следующим образом: «Сегодня я могу сказать, что мир ТСС, несмотря на свою необычайность, все же однообразнее, беднее обычного. Это – серый сумрачный мир: даже если события в нем происходят днем, кажется, что за окном хмуро, идет дождь. Если время действия вечер, то окружающее кажется покрытым туманной пеленой, в нем часто суетятся странные люди-тени, но не слышно их голосов… Поначалу это трагический мир, весь пронизанный безнадежной витальной депрессией. И тем не менее он медленно меняется, и завершающие эпизоды его кажутся чем-то противоположным начальным, хотя и остаются странными» (Литвак 2007: 68). Мир ТСС развертывается как непрерывный поток переживаний, сначала без определенного фона, затем появляется «тьма», потом постепенно становится светлее – поток сереет и начинает бежать (Там же: 69).

В этом мире сначала «нет ничего», затем появляется «черная тьма», в которой прорисовывается пустое поле зрения. В фазе, следующей за полной и неосознаваемой слепотой, все мелькает в тумане. Между внешним событием и переживанием нет границ, нет их и между Я и не-Я. Кажется, что Я слито с не-Я, все ушло в то, что непосредственно видится, и ты сам пропал в нем. Фон исчез. Со временем хаос начинает проясняться, из него всплывают образы, и лишь спустя долгое время они начинают выстраиваться, сначала в смутную последовательность. Но и она сомнительна, ее звенья остаются несвязанными, исчезают, снова появляются, и, наконец, все же картины связываются в цепи (Там же: 71).

В этой последовательности и выстраивается образный мир ТСС, весьма детально описанный Литваком и соотнесенный с примерами NDE у Муди. В конце ТСС «пространство становится безграничным, полным солнца, свежего ветра и тело переходит в полет и парение, дыхание свободно» (Там же: 213). Во всей череде событий человек почти всегда оказывается не активным участником, а заинтересованным наблюдателем.

На протяжении нескольких лет после ТСС Литвак скрупулезно воссоздавал и описывал свои переживания, преодолевая не только физическое недомогание и провалы в памяти, но также неэквивалентность своих состояний и впечатлений в ТСС вербально-логической форме научного текста. Он писал, что рассказ передает только впечатление о ТСС, «придавая ему форму повествования о событиях. Сюжет – вынужденная языковая форма описания переживаний, которые сугубо чувственны, лишены мысли» (Литвак 2007: 181). Наш язык изначально не приспособлен для описания терминальных состояний сознания, нерефлексивных по самой своей сути, поэтому почти невозможно адекватно выразить в слове суть онирических переживаний. Существенно усложняют вербализацию и осмысление NDE также парадоксальные принципы организации образов и состояний, такие как тождество Я и не-Я, обратимость времени и нелинейность пространства и т. п.

Невыразимость околосмертного опыта аналогична невыразимости мистических переживаний, утверждает Литвак, подкрепляя свой тезис соответствующими идеями У. Джемса и П. Д. Успенского. Мистические и околосмертные переживания «как по своему характеру, так и по границам, часто совпадают и поэтому могут исследоваться и обсуждаться на общей основе» (Там же: 511). Но их природу следует искать «не в рамках чудес или психологии, а в соматической и мозговой патологии» (Там же: 31). Подтверждением идеи о психофизиологической природе NDE служит сходство ощущений при замерзании, отравлениях мескалином и беленой с картинами, возникающими в ТСС. С этих позиций Литвак интерпретирует собственный околосмертный опыт и получает результаты, существенно проясняющие природу NDE и его основные свойства.

На первый важнейший вопрос: наступает ли NDE перед смертью, т. е. в процессе умирания или после нее, Литвак (Там же: 600) отвечает: «Каким бы странным и несовместимым с жизнью ни казался нам NDE, – он в этом, а не в том мире!» Это околосмертный, а не послесмертный опыт, переживаемый при клинической смер- ти – терминальном состоянии, при котором отсутствуют видимые признаки жизни (сердечная деятельность, дыхание), угасают функции центральной нервной системы, но продолжаются обменные процессы в тканях и которое длится несколько минут.

По мнению Литвака, основным признаком психики в околосмертном опыте является ее дезинтеграция. Поскольку интеграция более простых психических функций является стойкой, а интеграция высших – подвижной, изменчивой, нестойкой, то филогенетически более ранняя протопатическая система, обслуживающая аффекты, чувства удовольствия/неудовольствия (в первую очередь боль), вытесняет эпикритическую и гностическую системы, обслуживающие познавательные процессы, почти полностью лишенные аффективной окраски. В ТСС «психика несет в себе досоциальные, доличностные, т. е. биологические источники, почти неосознаваемые, проявляющиеся в виде “минимального сознания”, опережающего переживания самой простой социальной ситуации» (Литвак 2007: 298).

Именно поэтому почти на всем протяжении ТСС преобладают два наиболее древних состояния психики – страх и тревога, которые следуют сразу за полной бессознательностью и проявляются в витальной депрессии, сопровождающей большую часть ТСС и выражающейся в патологических ощущениях сжимания, стеснения, тоски, тревоги, страха, боли и т. п. Однако негативный эмоциональный фон хоть и доминирует в ТСС, не является единственным. Завершается череда образов столь же филогенетически древним состоянием радости, сопровождающим полет над горной альпийской долиной в потоке солнечного света под величественную музыку симфонического оркестра.

Наряду с ощущениями бессознательности, витальной депрессии и радости филогенетически предшествуют рассудочному вербальному мышлению визуальные образы ТСС. К ним относятся: 1) пустое черное поле зрения, следующее за состоянием полной бессознательности; 2) быстро бегущий серый поток неопределенных впечатлений; и 3) образы, которые впоследствии могут быть связаны в сюжеты.

Именно мысли-образы, визуальное мышление, филогенетически предшествующее вербальному мышлению, мыслям-словам, составляет каркас мыслительных операций в ТСС. Литвак пишет: «На всем протяжении ТСС, до короткого момента перед его концом, исчезает речь, но с середины ТСС и до внутреннего диалога… нечто подобное мышлению сохраняется на “интуитивном” уровне, оно справлялось только с простыми ситуациями, находящимися в поле зрения. Затем – переход на уровень внутренней речи, идущий сначала в виде “танца”» (Там же: 298–299).

Содержание мыслительных операций подчинено аффективным потребностям, мышление ограничивается интуициями отношений, становится из познавательного практическим, но в нем часто сохраняется прошлый, в основном аффективный, опыт, прежде всего чувства связи с близкими и т. д.

Сохранение в ТСС части жизненного опыта (именно части, поскольку, как пишет автор, «я потерял прошлое, исключая самые глубокие привязанности [курсив мой. – Ю. С.])» (Литвак 2007: 217), во-первых, делает каждый случай NDE индивидуальным; во-вторых, определяет содержательно-смысловую часть околосмертных переживаний, поскольку они протекают в состоянии строгой сенсорной депривации, при почти полном прекращении экстероцепции и полном обездвижении: субъективная реальность отключается от внешних источников информации и замыкается на себя. Поэтому в NDE «речь идет… уже не столько о различных формах “отражения внешнего мира”, не о памяти, внимании, восприятии, мышлении и т. д., сколько о своеобразной переработке субъективно воспринятого и запечатленного» (Там же: 197). В ТСС мозг еще способен создавать смутные образы и переживания, отчасти запоминать их, но не понимать.

В результате такого самоограничения изменяются не только характер и содержание мыслительных операций, но также системообразующие принципы восприятия – пространство и время. Опыт закрытых от внешнего мира терминальных состояний сознания характеризуется недифференцированностью пространства, вплоть до отсутствия противопоставленности Я объекту, и обратимостью времени. В онирических переживаниях пространство и время распадаются подобно дезинтеграции высших психических функций. Это значит, что они «не априорны, а апостериорны, складываются в младенчестве и дезинтегрируются в психозе, болезни и танатогенезе» (Там же: 628), что в полной мере соответствует идеям операциональной теории интеллекта Ж. Пиаже о формировании в онтогенезе представлений о пространстве и времени.

Возможно, что в рамках идеи дезинтеграции пространства и времени существует объяснение и «феномена двойника», состоящего в том, что в ТСС люди часто видят самих себя с высоты, «как бы возносясь над своим телом или сбоку – когда их тело лежало на соседней кровати» (Там же: 255). Литвак полагает, что в результате прогрессирующей в околосмертном состоянии дезинтеграции личности происходит распад связей между полушариями головного мозга, приводящий к возникновению двух сознаний в одной голове. «Расщепление мозга» влечет за собой автономию двух частей тела (левой и правой) и настолько нарушает перцепцию, «что на раздражители одной модальности (например, звуковые) появляются образы, совершенно не адекватные раздражителю (зрительные)» (Там же: 269).

Происходящая в ТСС дезинтеграция и деградация психики имеет и онто-, и филогенетический аспекты. В онтогенетическом аспекте она структурно уподобляется психике младенца, в чем Литвака убеждает близость его собственных переживаний восприятию ребенка, которое с замечательной художественной выразительностью и документальной точностью запечатлел Андрей Белый в одном из своих произведений. Такое соответствие возможно потому, что перцепция собственного тела начинается в период внутриутробного развития: «не успеет еще плод пройти трети внутриутробной жизни, как он уже обладает нервной системой», а «развитие психики лежит между оплодотворением и рождением» (Литвак 2007: 295, 395). Дезинтеграция и деградация психики в ТСС в филогенетическом аспекте означает приобретение ею признаков первобытного мышления и перцептивного мышления животных. Все это, по мнению автора, свидетельствует о доминировании в ТСС пространственно-образного мышления, которое возникает при почти полном прекращении экстероцепции и при полной обездвиженности.

* * *

Длительное пребывание в ТСС, богатая врачебная практика (в том числе – лечения алкоголизма в его наиболее тяжелых хронических формах) и собственный опыт психоза, который Литвак пережил после принятия в экспериментальных целях медицинского препарата (метамизил) почти за сорок лет до описываемых событий, приводят его к мысли о том, что терминальное состояние со-знания – это психоз, вызванный тяжелой мозговой патологией, а NDE – онирические переживания в состоянии психоза.

В результате весьма подробного описания различных психозов Литвак приходит к выводу, что у них существуют общие признаки, тождественные признакам ТСС. Эти признаки выражают суть концепции, поэтому я привожу их почти дословно.

1) Недифференцированный непрерывный поток онирических переживаний, выделяющийся из тьмы бессознательности и без расчленения во времени – простая длительность. Я слито здесь с не-Я, субъект не выделен из объективной действительности. Затем Я отделяется от не-Я, сновидность оказывается тесно связанной с нарушениями и извращениями антигравитационных установок и вестибулярными нарушениями. Они, убывая и нарастая, преодолевая оглушенность, смешиваются со все более «реалистическими» гностическими впечатлениями. В конце же на фоне ясного сознания остаются лишь краткие эпизодические сновидные состояния (“гипермнезии”), дезориентировка, нарушения памяти и т. п.

2) Аффективно-протопатический сдвиг с витальной поначалу депрессией и яркой деперсонализацией в темном, закрытом, тесном и душном пространстве, которое, постепенно расширяясь, наполняясь свежим воздухом, светом, богатством красок, завершается легкой эйфорией, а ей сопутствуют нарастающее быстрое движение, взлет и парение в воздухе.

3) Блокада речи со сдвигом когнитивных процессов от понятийно-логических к образным с нарушением образования представлений и, вероятно, понятий, к отщеплению и расщеплению (Литвак 2007: 590).

В целом, по мнению Л. М. Литвака, переживания в ТСС (NDE) близки мистическим переживаниям, которые люди с неустойчивой психикой испытывали значительно чаще людей со стабильным психическим состоянием.

Основные признаки NDE

Итак, широкий диапазон исследований NDE – от культурологии до клинической медицины – позволяет утверждать, что околосмертный опыт, без всякого сомнения, существует. Он возникает при наступившем в результате остановки сердца и прекращения дыхания кислородном голодании головного мозга, когда изменяются функции различных отделов коры больших полушарий и более древних образований, а необратимые некротические изменения либо отсутствуют, либо имеют локальный характер. Во время клинической смерти дыхание, кровообращение и рефлексы отсутствуют, однако клеточный обмен веществ продолжается анаэробным путем. Постепенно запасы энергетиков в мозге истощаются, анаэробный гликолиз, в несколько раз менее продуктивный гликолиза аэробного, прекращается, и нервная ткань умирает (Губин 2000). Еще одним фактором возникновения NDE, по-видимому, является повышение в крови концентрации растворенного углекислого газа. Сравнительно недавно эта идея была выдвинута и обоснована З. Клеменц-Кетич и ее коллегами из университета Марибора в Словении (Klemenc-Ketis et al. 2010). Она объясняет, почему помимо клинической смерти околосмертный опыт возникает в ряде других обстоятельств.

То, что NDE проявляется у людей различного возраста, различных этносов и различных культур, свидетельствует о его родовой принадлежности человеку. Чаще всего околосмертные переживания испытывают женщины, пожилые люди и больные, неоднократно перенесшие реанимацию. Женщины испытывают NDE чаще мужчин, а пожилые люди – чаще молодых и лиц среднего возраста, поскольку и у женщин, и у пожилых пространственно-образное мышление играет более существенную роль в формировании субъективной реальности, чем мышление логико-вербальное (Брагина, Доброхотова 1988). А субъективная реальность в околосмертном опыте строится именно по законам пространственно-образного мышления. Нарастающий в процессе старения сдвиг в сторону пространственно-образного мышления идет параллельно с угасанием соматических функций, постепенной деградацией и дезинтеграцией психики. Это и есть естественный процесс умирания, в котором обездвижение, полное отсутствие рефлексов, прекращение дыхания и остановка кровообращения при продолжающейся деятельности мозга, то есть клиническая смерть, – конечный этап ухода из жизни, но еще не сама смерть.

Клиническая смерть в собственном смысле слова смертью не является не только при естественном умирании, но и при прекращении жизни насильственным путем или в результате несчастно- го случая. Это форма жизни – терминальное состояние человеческого организма и сознания, в котором субъективная реальность существует в виде околосмертного опыта – NDE. В момент наступления клинической смерти человек отключается от природных и социокультурных регуляторов времени. Он не воспринимает ни солнечный свет, ни ритмическую организацию социума и остается в ситуации абсолютной сенсорной и социальной депривации. Единственной реальностью оказывается замкнутая на себя субъективная реальность, полностью утратившая контакт с «внешней» последовательностью событий.

NDE – это субъективная реальность в терминальном состоянии сознания. Она существует в условиях постепенной деградации функций головного мозга по направлению от самых молодых (кора больших полушарий) к филогенетически более древним образованиям (мозговой ствол, мозжечок), а также деградации и дезинтеграции психики, которая характеризуется аффективно-протопати-ческим сдвигом. Аффективно-протопатический сдвиг психофизиологически объясним тем, что эпикритические когнитивные процессы являются функцией коры больших полушарий головного мозга, а протопатические, аффективные – функцией таламуса. Таламус –более древнее образование головного мозга, чем кора, и умирает он позднее, позже угасают и функции таламуса, одной из которых является возникновение субъективных онирических переживаний, в том числе негативных психических явлений и тревожных фантастических галлюцинаций, бреда.

Эти обстоятельства приводят к тому, что сознание в ТСС со-знанием в собственном смысле слова не является. Здесь больше подходит термин поток переживаний, составляющих околосмертный опыт и не выразимых средствами естественного языка, изначально неприспособленного для описания «потусторонней» реальности.

Субъективная реальность в NDE формируется следующими факторами.

Первое: спонтанной активностью мозга, способного создавать смутные образы и переживания, отчасти запоминать, но не понимать их.

Второе: наиболее глубокими и устойчивыми привычками, привязанностями и впечатлениями в широком диапазоне – от возникновения в перинатальном периоде (на 27-й неделе жизни зародыша человека) способности воспринимать звуковую информацию (Partanen et al. 2013) до ощущения себя в момент клинической смерти. Это подтверждается и переживаниями Литвака, в которых часто фигурирует семья – объект его глубокой привязанности, – и стереотипными описаниями встреч в NDE с образами близких людей. встречи с близкими людьми и их типичное поведение в ситуациях, которых не было при жизни, объясняются продуктивной активностью сознания, создающей вокруг устойчивого образа персонажа онирических переживаний характерную для него атмосферу. Для визионеров на «тот свет» встречи с родственниками и близкими людьми – неожиданное и яркое впечатление. Но принципиального отличия между ним и ежедневным воссозданием в памяти прошедших событий не существует, поскольку память человека радикально отличается от памяти компьютерного чипа и воспоминание о событии – это не полная автоматическая копия, а сотворение события заново, его интерпретация и преобразование на основе сохранившихся чувственных образов и настроений.

Третье: врожденными психическими структурами, которые сфор- мировались в перинатальный период и были названы К. Г. Юнгом «архетипами коллективного бессознательного», а С. Грофом – «базовыми перинатальными матрицами». В нашем случае второй термин более уместен, поскольку точнее отражает сущность и происхождение врожденных психических структур, прямо указывая на их формирование во внутриутробный период и исключая сомнительные гипотезы в духе психофизического дуализма. Активация в ТСС перинатальных переживаний, хранящихся значительно глубже, чем информация, полученная после физического рождения человека, была установлена Грофом и его коллегами (Гроф, Галифакс 1995) и сейчас в дополнительном подтверждении не нуж-дается[3].

Четвертое: можно предположить, что на формирование субъективной реальности в NDE влияет активизация определенных генетических структур, неизбежная в ситуации сильнейшего стресса. Сопровождающий умирание аффект – самый мощный в личной истории человека, поэтому он заставляет работать гены, «молчавшие» всю жизнь. Какую информацию содержат эти гены и как они влияют на субъективную реальность NDE, пока неизвестно.

Продолжительность субъективного бытия в состоянии клинической смерти невозможно вычислить в единицах астрономического времени по двум причинам. Во-первых, нельзя точно сказать, как долго живет мозг после остановки сердца и прекращения дыхания. Во-вторых, длительность субъективного времени в околосмертном опыте иная, нежели в опыте повседневном. Обездвижение, потеря ощущения собственного тела, аффект и строгая сенсорная депривация замыкают сознание на себя, замедляют течение времени до бесконечности, и субъективная реальность покидает привычные пределы темпорального ряда «прошлое – настоящее – будущее». Жизнь субъекта в околосмертном опыте – то, что есть только «здесь и сейчас»: неконтролируемый поток образов и переживаний, состоящий из наиболее сильных и устойчивых впечатлений прошлого, фантастических образований, символов коллективного бессознательного и других феноменов, не поддающихся вербальному и графическому описанию или акустическому воспроизведению.

Какое же состояние субъективной реальности в ТСС ближе всего к смерти в собственном смысле этого слова? Прямого ответа на этот вопрос нет. Если мы будем его рассматривать в контексте личного опыта Л. М. Литвака, то дальше всего от жизни беспросветный мрак, когда физическому состоянию полной неподвижности, отсутствию естественного дыхания и кровообращения соответствует самая тяжелая и мрачная часть NDE. Литвак (2007: 152) пишет: «В начале ТСС я пережил тяжелейшую депрессию, пассивность и застылость тела вплоть до окаменения». Далее, по мере того как состояние больного улучшается, эмоциональный фон субъективной реальности становится лучше. Позитивные впечатления возникают в конце ТСС, когда человек возвращается к жизни и «свет в конце тоннеля» на самом деле означает не исход из жизни, а возвращение к ней. Субъективное нежелание переживших NDE возвращаться к жизни, а остаться на «том свете» объясняется инстинктивным стремлением продлить эйфорическое состояние и избежать боли, неизбежной в процессе реанимации и в постреанимационный период.

Вместе с тем «свет в конце тоннеля» объясняется физиологией постепенной деградации зрительных функций головного мозга: «Полюс обеих затылочных долей получает кровоснабжение из системы средней и задней мозговых артерий. Этим объясняется то, что в то время как вся кора затылочных долей уже пострадала от гипоксии в процессе умирания, полюс затылочных долей (где имелась зона перекрытия) еще живет, но поле зрения резко сужается. Остается узкая полоса, обеспечивающая лишь центральное или, как его называют, “трубчатое” зрение. Отсюда и создается впечатление тоннеля» (Неговский 1991). Из этого следует, что состояние беспросветного мрака больше соответствует началу клинической смерти, когда для умирающего объективная реальность перестает существовать ввиду отключения органов чувств. Он погружается в абсолютный мрак небытия, из которого постепенно прорисовываются смутные образы, описанные Литваком как содержание второй части ТСС.

Почему же эйфорический полет через тоннель оказывается в субъективных переживаниях ближе всего к жизни, хотя, по-видимому, объективно он дальше всего от нее? Ответ на этот вопрос содержится в природе околосмертных онирических переживаний, которые подобны сну. Как известно, сон – неоднородное явление, состоящее из медленной и быстрой стадий. Две последние фазы медленного сна – третья и четвертая – сопровождаются преобладанием дельта-ритма в электрической активности головного мозга и характеризуются (особенно четвертая фаза) наиболее полным отключением человека от окружающего мира. Сновидений в этих фазах медленного сна почти нет. Они преобладают в стадии быстрого сна, которая считается физиологической основой сновидений (Вейн, Корабельникова 2003). И именно стадии быстрого сна (REM-сна[4]) уподобляет поток онирических переживаний в NDE К. Нельсон, ссылаясь на результаты своих многолетних экспериментов и наблюдений (Nelson et al. 2006; Long, Holden 2007). После сна вспоминаются именно сновидения, особенно если человек во время сновидений пробудился. Так и реанимируемые помнят онирические переживания, из которых их вырвало возвращение к жизни, а не отсутствие переживаний, характерное для первой стадии ТСС. Почему же Литвак сохранил в памяти ощущение почти полной потери Я и глубокую витальную депрессию на фоне слабо выраженных мрачных онирических переживаний? Вероятно, потому, что длительное пребывание в бессознательном состоянии и в коме вызвало устойчивую фиксацию этих эпизодов NDE – ощущений, слабо проявленных в воспоминаниях других людей или не содержащихся в них вовсе.

Так что же представляет собой околосмертный опыт: состояние, подобное сну, или форму психоза? Однозначного ответа на этот вопрос сейчас нет, как нет уверенности в том, что существуют лишь названные варианты. Из них предпочтительным представляется первый. Околосмертный опыт ближе к онирическим (сновидным) переживаниям, чем к психозу, потому что, во-первых, привлекаемые Литваком для обоснования психоневрологической теории NDE феномены существуют и за пределами теории психоза. Например, «отделение души от тела» и «феномен двойника» объясняются рассогласованием тактильной и визуальной информации, что было установлено группой швейцарских и немецких исследователей под руководством О. Бланке (Blanke, Castillo 2007). Во-вторых, галлюцинации свойственны онирическим переживаниям вообще, а не только психозу. В-третьих, психоз, как правило, диагностируется на основании клинических признаков неадекватного поведения больного. У человека, находящегося в состоянии клинической смерти, неадекватного поведения нет: он лишен рефлексов, обездвижен и в принципе не может вести себя иначе. В-четвертых, на страницах своей книги Литвак неоднократно сетует на отсутствие общей теории психоза, позволяющей подвести под него и NDE, и ТСС, и прямо заявляет, что основные признаки ТСС «может объединить унитарная теория психоза» (Литвак 2007: 629). Это значит, что, по мнению самого автора, NDE и ТСС не вписываются ни в одну из ныне существующих теорий психоза.

Конечно, эти доводы не завершают и не могут завершить споры о природе околосмертного опыта. Многие его элементы до сих пор остаются загадкой, но совершенно ясно, что современный уровень развития науки делает ненужным гипостазирование сверхъестественных причин NDE и позволяет нивелировать религиозные, паранаучные и эзотерические контексты.

Литература

Адо, А. Д. 2000. Патологическая физиология. М.: Триада-Х.

Брагина, Н. Н., Доброхотова, Т. А. 1988. Функциональные асимметрии человека. М.: Медицина.

Вейн, А. М., Корабельникова, Е. А. 2003. Сновидения: медицинские, психологические, культурологические аспекты. М.: Эйдос Медиа.

Гроф, С., Галифакс, Дж. 1995. Человек перед лицом смерти. М.: ИНИОН РАН.

Губин, Н. Г. 2000. Терминальные состояния и клиническая смерть. URL: http://www.skeptik.net/clinic/terminal.htm. Дата доступа: 07.01.2014.

Гурвич, А. М. 1990. Постреанимационные нарушения сознания и некоторые морально-этические и правовые проблемы реаниматологии. Мозг и сознание (философские и теоретические аспекты проблемы). М.: ФО СССР, с. 174–175.

Дубровский, Д. И. 2006. Лев Литвак. Постижение смерти и природа психоза: опыт самонаблюдения и психоневрологического исследования. Независимый психиатрический журнал 1. URL: http://www.npar.ru/journal/ 2006/1/litvak.htm (дата доступа: 07.01.2014).

Литвак, Л. М. 2007. «Жизнь после смерти»: предсмертные переживания и природа психоза. Опыт самонаблюдения и психоневрологического исследования. М.: Канон+.

Неговский, В. А.

1943. Восстановление жизненных функций организма, находящегося в состоянии агонии или в периоде клинической смерти. М.: Медгиз.

1991. Клиническая смерть глазами реаниматолога. Человек 2. URL: http://www.aquarun.ru/psih/smert/smert8.html (дата доступа: 07.01.2014).

Рассказы о «том свете». 1993. Московские новости 10 января, № 2: 5.

Уолкер, А. Э. 1988. Смерть мозга. М.: Медицина.

Blanke, O., Castillo, V. 2007. Clinical Neuroimaging in Epileptic Patients with Autoscopic Hallucinations and Out-of-Body. Experiences Epileptologie 24: 90–95.

Carter, Ch. 2010. Science and the Near-Death Experience: How Consciousness Survives Death. Rochester, VT: Inner Traditions, Bear and Company.

Consciousness After Death: Strange Tales From the Frontiers of Resuscitation Medicine. 2013. “Wired”. URL: http://www.wired.com/wiredscience/ 2013/04/consciousness-after-death (дата доступа: 07.01.2014).

Fracasso, C., Friedman, H. 2012. Electromagnetic Aftereffects of Near-Death Experiences: A Preliminary Report on a Series of Studies Currently Under Way. Journal of Transpersonal Research 4(2): 34–56.

Fracasso, C., Friedman, H. 2011. Near Death Experiences and the Possibility of Disembodied Consciousness Challenges to Prevailing Neurobiological and Psychosocial Theories. NeuroQuantology 9(1): 41–53.

Greyson, B. 2010. Implications of Near-Death Experiences for a Postmaterialist Psychology. Psychology of Religion and Spirituality 2(1): 37–45.

Holden, J. M., Bruce, G., Debbie, J. (eds.). 2009. The Handbook of Near-Death Experiences: Thirty Years of Investigation. Santa Barbara, CA: Praeger.

Klemenc-Ketis, Z., Kersnik, J., Grmec, S. 2010. The effect of carbon dioxide on near-death experiences in out-of-hospital cardiac arrest survivors: a prospective observational study. Critical Care 14(R56). URL: http://ccforum.com/content/14/2/R56 (дата доступа: 07.01.2014).

Lommel, P. van

2004. About the Continuity of our Consciousness. Advances in Experimental Medicine and Biology 550: 115–132.

2010.Consciousness Beyond Life: The science of the near-death experience. New York, NY: Harper Collins.

Lommel, P. van, Wees, R. van, Meyers, V., Elfferich I. 2001. Near-death experience in survivors of cardiac arrest: A prospective study in the Netherlands. Lancet 358: 2039–2045.

Long, J., Holden J. M. 2007. Does the Arousal System Contribute to Near-Death and Out-of-Body Experiences? A Summary and Response. Journal of Near-Death Studies 25(3): 135–169.

Mays, R., Mays, S. 2011. Near-Death Experience Research: History and perspectives. URL: http://selfconsciousmind.com/Near-Death%20Experience %20Research.pdf (дата доступа: 07.01.2014).

Mobbs, D., Watt, C. 2011. There is nothing paranormal about near-death experiences. Trends in Cognitive Sciences 15(10): 447–449.

Moody, R. 1975. Life After Life. New York, NY: Bantam.

Moody, R., Perry, P. 2010. Glimpses of Eternity: Sharing a Loved One's Passage from This Life to the Next. New York, NY: Guideposts.

Nelson, K. R., Mattingly, M., Lee, S. A., Schmitt, F. A. 2006. Does the arousal system contribute to near-death experience? Neurology 66: 1003–1009.

Partanen, E., Kujala, T., Näätänen, R., Liitola, A., Sambeth, A., Huotilainen, M. 2013/ Learning-induced neural plasticity of speech processing before birth. Proceedings of the National Academy of Sciences 110(37): 15145–15150.

[1] Сравнительно недавно опубликована монография, где его позиция по проблеме NDE содержится в развернутом виде (Moody, Perry 2010).

[2] Статья ван Ломмеля и его коллег является профессиональной работой, опубликованной в специальном медицинском журнале. Не будучи врачом, я не рискнул предлагать чита-телю собственный перевод и воспроизвел соответствующий фрагмент книги профессора Л. М. Литвака (2007), к которой мы еще не раз вернемся.

[3] Гроф и его коллеги использовали LSD-терапию для облегчения нестерпимой боли и ухода из жизни безнадежных онкологических больных. Суть терапии состояла в моделировании околосмертных переживаний и тем самым устранении страха смерти.

[4] REM – rapid eye movements, быстрые движения глаз (БДГ-сон).