Глобализация тасует мировую колоду (Куда сдвигается глобальный экономико-политический баланс)

В статье даются прогнозы геополитического развития мира в ближайшие десятилетия. Одно из основных обвинений в отношении глобализации заключается в том, что она усиливает разрыв между развитыми и развивающимися странами, обрекая последние на отсталость. Статья показывает, что на самом деле ситуация иная. Доказывается, что именно благодаря глобализации развивающиеся страны сегодня в целом развиваются гораздо более быстрыми темпами, чем развитые, центр Мир-Системы начинает ослабевать, а ее периферия – усиливаться. Объясняется, почему глобализация неизбежно должна была привести к бурному подъему многих развивающихся стран и ослаблению развитых. В ближайшие десятилетия тенденция на сближение уровней развития центра и периферии только усилится. Это сближение является также необходимым условием для начала нового технологического переворота.

Ключевые слова:развитые страны, развивающиеся страны, центр, периферия, баланс сил, сближение уровней развития, дивергенция, конвергенция, мировой порядок, глобальный технологический рывок, ослабление США, смена лидера в мире, мировой средний класс.

The author predicts geopolitical development of the world in the next decade. One of the main charges which globalization faces is that it widens the gap between developed and developing countries and thus dooms the latter to backwardness. The article shows that the real situation is opposite. The author argues that it is just globalization that makes developing countries develop faster than developed ones; the World System core is weakening, while its periphery is strengthening. He explains why globalization would have inevitably caused rapid upsurge of many developing countries and weakening of developed ones. In the coming decade the tendency to convergence of the core and the periphery’ development levels is going to grow. This convergence is a necessary condition for a new technological revolution.

Keywords: developed counties, developing countries, the core, the periphery, balance of power, convergence of development levels, divergence, convergence, the world order, global technological breakthrough, weakening of the USA, change of the world leader, the world middle class.

I. Закат лидерства США и Запада

О неизбежном закате американского могущества стали говорить еще с 1970-х гг., когда страна столкнулась сразу с политическим, экономическим и валютным кризисом. В эти и последующие годы также нередко прогнозировалось, что Япония сменит США в роли экономического лидера [см., например: Kennedy 1987]. Но новый всплеск технологической волны в США в 1990-е гг., проходивший на фоне экономической стагнации Японии, показал ошибочность таких взглядов. Лидерство Соединенных Штатов оказалось не только достаточно прочным, но и поднялось на новый уровень в результате распада коммунистического блока и СССР.

Однако именно с 1990-х гг. количество прогнозов относительно неизбежно-го ослабления американской гегемонии и одновременно грядущего выхода Азии на лидирующие позиции стало увеличиваться [см., например: Франк 2002; Тодд 2004; Валлерстайн 2001; Wallerstein 2003; Капхен 2004]. Сначала такие прогнозы воспринимались скептически или трактовались просто как выражение левых взглядов или антиамериканских настроений. Однако по мере нарастания негативных явлений в Америке и успехов азиатских стран идея о закате Америки становилась все более обоснованной, вызывая в зависимости от предпочтений торжество или тревогу. Сегодня с учетом последствий мирового кризиса прогноз о снижении в ближайшие десятилетия роли США в мире разделяет большинство аналитиков. С неизбежностью потери своего абсолютного лидерства, похоже, начали примиряться и США, хотя еще многие надеются на некое технологическое или иное чудо, которое возродит американскую мощь (это ярко проявляется, в частности, в выступлениях президента Б. Обамы).

Таким образом, нет сомнения, что гегемонии США, которая длилась более шестидесяти лет, приходит конец. Раньше или позже Соединенные Штаты Америки не смогут более быть лидером Мир-Системы в привычном для нас смысле, в результате чего геополитический ландшафт мира серьезно изменится [см.: Гринин 2009; 2012а; 2012б]. В то же время надежды некоторых политологов и экономистов на скорый и обвальный крах США беспочвенны: такое сокращение, скорее всего, будет происходить постепенно, по мере того как объективные обстоятельства, включая рост периферийных стран, будут этому способствовать. В ближайшие два-три десятилетия США, скорее всего, останутся «первыми среди равных» из-за их превосходства в отношении целого ряда аспектов лидерства и «узаконенности» их лидирующей роли [NIC 2012: XI]. Кроме того, надо учитывать, что мир в целом пока еще заинтересован в сохранении американского лидерства.

Некоторые причины ослабления Запада. Со времени окончания Второй мировой войны установилась в общем-то уникальная ситуация, когда одна страна – США – стала мировым лидером во многих отношениях: политическом, военном, валютно-финансовом, экономическом, технологическом, инновационном. Длительное время это лидерство укреплялось соперничеством с мировым коммунизмом, объединяя Запад и стимулируя мощную энергию в самих Штатах. С момента распада СССР США стали абсолютным гегемоном. Причем, как ни парадоксально, именно получение статуса абсолютного гегемона способствовало началу заката их могущества. С одной стороны, это ослабило готовность страны и населения к жертвам (которые Америка несла ранее в рамках холодной войны), с другой – на фоне кажущегося всемогущества американские лидеры избрали в целом неверную стратегию, пытаясь «сделать внутренние американские установки целями внешней политики США» [Киссинджер 2002: 283]. В итоге в течение двух неполных десятилетий США допустили много ошибок. В различных акциях они растратили запас прочности, что пошатнуло их могущество, накопили непомерные долги, стали детонатором мирового кризиса, последствия которого до конца еще не ясны. А за эти неполные двадцать лет, с 1991 по 2008 г., на фоне ослабления Европы и продолжающейся стагнации Японии выросли экономические гиганты в Азии (Китай и Индия), а также появилась целая когорта быстро развивающихся стран (от Мексики до Малайзии), которые займут лидирующие позиции в мире в не столь отдаленном будущем.

Как же все-таки это произошло? И главное, почему? Тому имеется множество причин и объяснений. «Закат Запада» можно трактовать, например, в духе О. Шпенглера или П. Бьюкенена, то есть с позиций теории цивилизаций и отказа от нравственных императивов.₁ Но это, разумеется, не объясняет в достаточной для научного анализа мере причины «падения нравов». Ослабление США можно также рассматривать как подтверждение различных теорий циклов политической гегемонии (в духе Дж. Арриги [2006] или Дж. Модельски [2005]), согласно которым период гегемонии длится примерно 100–200 лет, а затем на смену одному гегемону приходит новый. Действительно, никто не может быть в лидерах бесконечно. Однако проблема, как мы увидим ниже, в том, что обычной смены лидера в мире не будет, на место США не придет столь же абсолютный фаворит. А если единоличного лидера уже не может быть, то мир станет структурироваться по иным основаниям, чем раньше [см.: Гринин 2009]. Следовательно, с закатом США закончатся и циклы политической гегемонии, если о них вообще было корректно говорить применительно к предшествующим столетиям.

Вполне естественно рассматривать смену геополитического ландшафта как результат ошибок и высокомерия, которое в определенный момент охватывает могущественные державы. «В истории наций наблюдается три стадии: успех, последствия успеха – высокомерие и несправедливость, а затем уже, как их следствие, – падение», – писал по этому поводу Дж. Неру [1977: 90]. Действительно, ошибок сделано немало, многие из них видны, как говорится, невооруженным глазом. Причем кажется, западные демократии утрачивают и свое сильное качество – делать правильные выводы из собственных ошибок. Свидетельство этому – маниакальное стремление к свержению режимов на Ближнем Востоке безо всякой заботы о последствиях, без учета произошедшего хотя бы в Ираке, Палестине, Ливане. Западные демократии своими недальновидными действиями порождают противников в лице ортодоксально настроенных мусульманских движений.

Однако сами ошибки (равно как и изменение моделей поведения элит и населения) можно рассматривать как результат более глубоких процессов. Следовательно, важно увидеть эти процессы, которые изменяют мир вопреки воле тех, кто, казалось бы, стоял в центре событий.

Главная причина – глобализация? Сокращение могущества США и Запада, если рассматривать ситуацию в ретроспективе, было неизбежным. Кризис 2008–2013 гг. только обнажил то, что фактически уже имело место: ослабление главных центров западной экономики и неизбежность утраты Западом абсолютного лидерства. В этом заключается логика истории, которую, правда, еще до конца не поняли: развитие глобализации с некоторого момента оказалось несовместимым с устоявшейся моделью американской и западной гегемонии. Таким образом, именно глобализация, которую американцы активно навязывали, которую клеймят антиглобалисты всех стран, в которой видят источник трудностей развивающихся государств, и сделала данную тенденцию ослабления богатых стран и усиления бедных неизбежной. Рассмотрим эту идею подробнее.

II. Как глобализация ослабила центр и усилила периферию

Закон сообщающихся сосудов мировой экономики и пробуждение масс. Начавшись в мире, где между развивающимися и развитыми странами лежала пропасть, глобализация затем стала способствовать некоторому сокращению разрыва в уровнях их развития. Из самой сути процесса глобализации, следователь-но, вытекает, что развивающиеся страны должны обеспечить более быстрый экономический рост, чем развитые. Ведь она усиливает открытость экономических границ, а это приводит в действие своего рода закон сообщающихся сосудов.

В итоге развитие периферии ускорилось, а центра – замедлилось. Без всякого сомнения, это один из самых важных результатов двух последних десятилетий. Разрыв между богатым Севером и бедным Югом планеты в объеме производства все еще очень велик, однако в течение последующих десятилетий он заметно сократится (в том числе и в отношении доходов на душу населения, но в меньшей степени).₂

Многие экономисты 1950–1960-х гг. не питали чрезмерных надежд на выведение стран Востока из мрака отсталости в обозримом будущем. Главным тормозом они справедливо считали отсутствие у населения этих стран стремления к улучшению жизни. Бедность не угнетала людей, они не воспринимали ее как нетерпимое состояние (см., например, книгу нобелевского лауреата Г. Мюрдаля [Myrdal 1968]; похожее мнение встречается у Ф. Броделя [1987–1992]). Такая психология еще характерна для жителей отсталых районов, особенно в Африке.

Но во многих развивающихся странах ситуация изменилась, поэтому из сонного и апатичного третий мир превращается в динамичный. И одно из главных изменений можно увидеть именно в смене жизненных приоритетов у сотен миллионов людей, которые все активнее стремятся вырваться из бедности и неграмотности в иную жизнь.

Таким образом, самым трудным для рывка оказывается пробудить эту активность в населении бедных стран (здесь нужны большие усилия, направленные на развитие начальной модернизации и образования). Но когда потребность в улучшении условий жизни все же возникает, в нем начинает работать своего рода мотор. В итоге может быть достигнут качественный результат (несмотря на то, что такое броуновское движение всегда сопряжено с массой всякого рода беззакония, уродства, глупости, несправедливости и т. п.). Ибо начавшись однажды, движение за изменение собственной жизни к лучшему будет генерировать социальную энергию в течение многих десятилетий. А если соединяются усилия населения и государства, то в результате синергии успех может стать ошеломляющим. Именно так случилось в Китае, Индии и целом ряде других развивающихся стран.

В богатых обществах при всех их преимуществах в культуре, образовании и квалификации этот источник развития уже давно иссяк. Мотивация к более упорной работе не уменьшается только у некоторых групп иммигрантов, борющихся за свое положение (и, кстати сказать, в США именно это во многом поддерживает динамичность экономики).

А с учетом старения населения возможностей для быстрого развития становится еще меньше. Необходимо отметить, что среди причин ослабления экономической мощи Запада, конечно, важнейшее место занимает сокращение прироста населения (или даже уменьшение численности населения) при одновременном его старении. Это ведет к сокращению количества работоспособных людей и росту числа пенсионеров.₃ В то же время именно глобализация сделала востребованным (к сожалению, не полностью) основной ресурс бедных стран – рабочую силу. Причем ценность данного ресурса, по-видимому, в ближайшие десятилетия будет расти, хотя многим развивающимся странам, таким как Индия и особенно ряд африканских государств, будет очень нелегко найти применение десяткам миллионов молодых рабочих рук.

Открытость экономических границ создает ситуацию, когда фактически начинает действовать закон сообщающихся сосудов мировой экономики. А указанный расклад внутренних стимулов к росту и различия в демографических ресурсах во многом определяют работу системы сообщающихся сосудов. Капитал и производственные мощности развитых стран с целью удешевления производства и сокращения расходов перемещаются в развивающиеся страны, где есть сотни миллионов молодых людей, ищущих работу. Вместе с этим и мотор мирового экономического роста перемещается из центра на периферию. В итоге роль развивающихся стран в мировой экономике (особенно в создании ее прироста) увеличивается, и разница в уровнях развития уменьшается, хотя пока еще остается очень большой. Таким образом, к настоящему моменту глобализация в целом оказалась полезна развивающимся странам, вопреки утверждениям о том, что она лишь увеличивает их отставание от развитых [см., например: Стиглиц 2003]. Несмотря на многие верные замечания критиков глобализации, тем не менее отметим, что правда оказалась на стороне Джагдиша Бхагвати [2005], вставшего на защиту глобализации. И пока не наблюдается причин, по которым тенденция к более быстрому росту периферийных стран должна ослабеть.

А могло ли быть по-другому? Нередко бывает, что логика процесса длительное время непонятна, противоречива, внимание привлекают именно те стороны и черты, которые позже исчезают, а самые важные характеристики остаются некоторое время неочевидными. Только позже становится ясно, что процесс просто не мог бы происходить в иных условиях. Так случилось и с глобализацией. Рассмотрим, могло ли развитие глобализации привести в принципе к другому результату.

Углубление и расширение экономических связей в мире длительное время (особенно в период господства колониализма и неоколониализма, фактически до 1980-х гг.) происходило благодаря превращению многих экономик в сырьевые или аграрные придатки развитых государств.₄ Поэтому многие, подобно И. Валлерстайну, считали, что центр (Запад) может существовать, только постоянно эксплуатируя периферию и навязывая подчиненным странам экономическую специализацию, которая сохраняет лидерство развитых стран [Валлерстайн 2001]. Начавшуюся глобализацию также длительное время идеологически удобно было приравнивать к модернизированному неоколониализму, утверждая, что она или консервирует, или даже будет углублять неравенство в уровнях экономического развития мира. В какой-то степени для этого имелись основания. Однако в итоге логика процесса оказалась совершенно иной. Почему? Дело в том, что глобализация не просто увеличивает число экономических связей, она также колоссально расширяет экономическое пространство мира. А это означает постоянное изменение международного разделения труда. Реально это могло произойти только за счет того, что развитые страны, сосредоточившись на развитии новых отраслей, должны были передать технологии предыдущих поколений более отсталым странам. Здесь необходимо также учитывать исчерпание собственных трудовых ресурсов в развитых странах (где уже начали задействовать миллионы иммигрантов) и изобилия таких ресурсов в развивающихся странах. Следовательно, глобализация объективно вынуждала страны, развивающие постиндустриальную экономику, которым уже трудно поддерживать все сектора хозяйства, переносить индустриальное производство в слабо индустриализированные регионы.₅ В результате такой диффузии, колоссально облегченной открытием границ для капиталов, и произошла передача части мощи от центра к периферии. Разумеется, развивающимся государствам удалось немало сделать в плане индустриализации и за счет собственных усилий.

Причины изменения экономического баланса сил в мире. Суммируем причины, которые показывают, что по-другому процесс экономической глобализации вряд ли мог происходить.

1. Для развития новейших технологий было необходимо удешевление технологий прежнего поколения. Переход экономик Запада к новым технологиям, связанным с появлением высококвалифицированных услуг, в условиях ограниченности и дороговизны их трудовых ресурсов (а также требований к экологии) обусловил перенос старых производств на периферию. Вместе с переносом производств начался и подъем стран Азии.
2. Для функционирования перенесенной промышленности требовалось повысить уровень принимающих стран. Развивающиеся страны становились площадками для производства (цехами по сборке, первичной переработке и т. п.). Но такие площадки могли функционировать только при наличии минимума инфраструктуры, финансового сектора, определенной квалификации работников (ликвидации неграмотности, росте высшего образования) и т. п. Развития всего этого от принимающих стран настойчиво требовали и добивались.
3. Перенос производств запустил мощнейший источник роста. Он задействовал в ряде бедных стран два их важнейших преимущества: огромные трудовые ресурсы и их дешевизну. В итоге эти государства не просто стали производить в большом объеме дешевые товары, в них начались индустриализация и модернизация. А эти процессы десятилетиями (за счет оттока сельского населения в города) генерируют экономический рост и подъем благосостояния.
4. Именно незыблемые принципы глобализации привели Запад к деиндустриализации. Принципы глобализации: свобода торговли и перемещения капитала с учетом преимуществ численности и дешевизны рабочей силы развивающихся стран – сделали процесс перевода производства в эти регионы неизбежным.
5. Запад и Япония сами передали технологии модернизации развивающимся странам. Для поддержания роли лидера западные страны активно учили развивающиеся, что нужно делать, требовали и настаивали, чтобы они модернизировались, разрабатывали стратегии такой модернизации, посредством международных центров оказывали в этом определенную помощь. В ряде случаев такие призывы совпали с желаниями и усилиями местной элиты и увенчались успехом. Многому способствовали и собственные усилия по развитию производства. Успех Японии, а затем и «азиатских тигров» создал эффективную модель догоняющего развития, основанную на быстром развитии экспортного сектора, которая стала распространяться.
6. Дешевые товары победили промышленность Запада. Расширение импорта дешевых товаров в страны Запада сделало процесс переноса производств в бедные страны неудержимым. Западные производители не могли конкурировать с низкими ценами и не готовы были платить больше для поддержки своей промышленности.

Кто попал в «западню глобализации»? Итак, подведем итоги. Перенос производств в развивающиеся страны создал условия, при которых они стали расти быстрее развитых. Это неудивительно, если учесть, что мощности и капиталы в течение десятилетий выводились из экономик развитых стран, а в развивающиеся – поступали. Этому также способствовала активная политика элиты развивающихся стран по привлечению инвестиций и технологий в собственные страны, преодолению препятствий на этом пути. Для примера можно сравнить экономический рост Мексики и США. Перенос производств из вторых в первую, начавшийся в 1980-х гг. и особенно усилившийся в результате образования Североамериканской зоны свободной торговли НАФТА в 1994 г., привел к тому, что с 1986 по 2011 г. ВВП Мексики вырос почти в 9 раз (со 129,4 млрд долларов до 1153,3 млрд долларов), а ВВП США – только в 3,4 раза (соответственно с 4 425 млрд до 14 991 млрд). Между тем Мексика обладает далеко не самой быстро растущей экономикой (и в 1980–1990-х гг. ее экономика и финансы испытывали сильные потрясения). Малайзия за эти годы нарастила свой ВВП в 9,3 раза. Бразилия, также активно ввозившая капитал и мощности в страну, с 1986 по 2011 г. увеличила ВВП в 9,2 раза, а если учитывать показатели с 1983 г., – в 12 раз. Индонезия за период с 1986 по 2011 г. увеличила ВВП в 10,5 раз. Ин-дия с 1991 г., то есть с момента открытия экономики для ввоза иностранного капитала, за 20 лет к 2011 г. увеличила свой ВВП почти в 7 раз (с 1983 г. – в 8,5 раз). Ну и наконец, лидирующий Китай, который с 1986 по 2011 г. увеличил ВВП почти в 25 (!) раз (с 297,8 до 7318 млрд долларов). Все эти цифры не могут не впечатлять. Для сравнения скажем, что ВВП Германии увеличился с 1986 по 2011 г. только в 3,5 раза (и это с учетом присоединения ГДР), Франции – в 3,6, Англии – в 4,3.₆ В годы же кризиса (2008–2012 гг.) рост ВВП развивающихся стран стал еще более наглядно опережать ВВП развитых (для которых теперь 2 % в год – успех).

Развитые страны могли сохранить разрыв только путем запрета на перемещение капиталов, производств и технологий, проводя политику высоких импортных барьеров, закрывая свой рынок для чужих промышленных товаров. Но после десятилетий убеждений в святости свободы предпринимательства и свободной торговли, образования ВТО закрываться пошлинами было уже невозможно.

А главное – собственный потребитель отдавал предпочтение чужим, но более дешевым товарам (сначала японским, затем корейским и тайваньским, позже – китайским и мексиканским, теперь бангладешским, вьетнамским и т. п.). Невозможно было желать дешевого ширпотреба и не поддерживать чужих производителей.

Словом, имел место определенный парадокс развития. Долгое время США были активнейшим проводником идеологии свободной торговли, честной конкуренции и инициатором создания соответствующих международных организаций (они постоянно давили на таких своих партнеров, как Япония, которые пытались не допустить на собственные рынки те или иные импортные товары). Тогда это было выгодно США. Но именно жесткие правила, запрещающие ставить преграды на пути дешевого импорта, стали основой для рационализации технологического процесса и вывода производства из Европы и Америки в Мексику, Китай и другие страны. Поведение западных корпораций в этом отношении было логичным, но в результате периферии вместе с промышленностью была передана и часть мощи Запада.

В итоге деиндустриализации Запада развивающиеся страны в целом выигра-ли, а развитые попали в ловушку низких темпов роста. Процесс деиндустриализации и его последствия хорошо описали Г.-П. Мартин и Х. Шуманн [2001], увидевшие в нем глобальную «западню» для Европы и Америки. Но этих авторов главным образом волновал вопрос сокращения рабочих мест и распределения богатств, глобального же изменения баланса сил в мире они не заметили, поскольку считали, что глобализация негативно влияет на все страны мира.

Именно западные корпорации «оплодотворили» мексиканскую, китайскую и индийскую, а равно и целый ряд других экономик. Политика западных стран вкупе с изменением демографической ситуации (старение населения на Западе и молодежный демографический дивиденд на Востоке) еще более усилила эти процессы. Разумеется, если бы западные лидеры конца 1980-х и 1990-х гг. полностью осознавали последствия деиндустриализации, вероятно, они бы что-нибудь сделали для замедления этого процесса,₇ но вряд ли смогли бы предотвратить его полностью, учитывая мощнейшее влияние как потребителей (электората), так и финансово-промышленной верхушки. Это было не только экономической, но и так называемой исторической необходимостью. Политика ряда развивающихся стран, напротив, оказалась удачной в смысле поддержки индустриализации и ускоренного развития этих стран. Но без благоприятного потока капитала и технологий из развитых экономик их успех был бы крайне ограничен. Реформы удаются (при прочих равных условиях), когда для них есть благоприятные обстоятельства.

Таким образом, решающую роль в ослаблении экономических позиций Запада и США в частности и одновременно в укреплении и подъеме стран Азии и Латинской Америки сыграла именно глобализация, шире – глубинная необходимость в выравнивании уровней экономического и культурного развития. Этот процесс продолжится еще более быстрыми темпами. Согласно многим прогнозам, на базе роста промышленности, урбанизации и государственных программ в развивающихся странах в ближайшие десятилетия будут сокращаться бедность и нищета (по некоторым расчетам, вдвое до 2030 г. [см.: NIC 2012: 8]), ликвидируются наиболее одиозные формы эксплуатации, уменьшится неграмотность и бесправие женщин.₈ В целом это несколько уменьшит разрыв в уровнях жизни наиболее богатых и многих бедных стран. В мире будет также увеличиваться группа среднеразвитых стран. Такой процесс может напоминать выравнивание уровня жизни между разными слоями в современных развитых странах в течение первых двух третей ХХ в. и активное формирование в них среднего класса.

III. Выравнивание уровней развития как условие нового технологического рывка

Среди ряда исследователей, которые изучают возможности технологического развития мира в ближайшие десятилетия, распространено мнение, что возможности технологического уклада, связанного с внедрением информационно-компьютерной технологий, уже в значительной мере себя исчерпали, а новый технологический рывок, который должен быть основан на развитии био- и нанотехнологий, запаздывает. Высказываются мнения о наступлении периода так называемой технологической паузы [см., например: Полтерович 2009]. С нашей точки зрения, эта задержка не случайна. Для нового технологического рывка необходимо сближение уровней развития. По нашим предположениям, он может начаться только в 2030–2040-х гг., поскольку для этого требуются не только технологические, но особые социальные, политические и иные условия. В частности, по нашему мнению, новый крупный технологический рывок невозможен без дальнейшего сближения уровней развития стран в мире. Отметим, что речь идет именно о масштабном технологическом перевороте, фактически о производственной революции, которая в конечном счете изменит все сферы производства и социальную структуру общества [подробнее см.: Гринин 2013]. О революции, подобной той, что началась в 1950-х гг., и которая в 1980–1990-х гг. изменила с помощью ИКТ производство, финансовую систему и быт. Ограниченные технологические изменения, какими бы важными они ни были, не могут коренным образом изменить сложившуюся экономическую модель. В этой связи надежды, которые высказываются в связи с успехами в развитии технологии добычи сланцевого газа и нефти в США, равно как и «зеленой энергетики», явно преувеличены.₉

Выравнивание будет наблюдаться и в группе развивающихся стран. Можно смело утверждать, что глобализация начнет процесс выравнивания и среди развивающихся стран. Он будет заключаться в том, что время от времени вперед по темпам развития будут выходить новые государства, в том числе африканские, ныне бедные и отсталые. Таким образом, нас ждут еще несколько волн подъема периферийных стран, при этом темпы роста нынешних лидеров (Китая и Индии) будут замедляться. ₁₀ Сегодня отмечают хорошие перспективы роста большой группы развивающихся стран, в числе которых Вьетнам, Бангладеш, Турция, Индонезия, Нигерия, Малайзия и др. (которые уже активно отбирают у Китая иностранные инвестиции и долю экспорта). Группа развивающихся стран, достигших 3–10 и более тыс. долларов на душу населения, будет постоянно расти.

Дивергенция и конвергенция в мире. Таким образом, в ближайшие два десятилетия процессы конвергенции в целом будут преобладать над процессами дивергенции (хотя в рамках отдельных групп стран дивергенция будет значительной). Однако затем ситуация может измениться. По нашим предположениям, новый этап производственной революции, который будет связан с открытиями в медицине и биотехнологиях, может начаться в 2030–2040-х гг., а широкое влияние на структуру экономики эти новые технологии окажут на полтора-два десятилетия позже [см.: Гринин 2013]. В связи с новой волной производственной революции процессы дивергенции, скорее всего, вновь усилятся именно на базе ускорения научно-технического прогресса. То есть конвергенция нужна для того, чтобы возникли условия для технологического рывка, но в процессе рывка временно опять усилится дивергенция. Тогда у западных стран и США, если они к этому времени не потеряют технологическое лидерство, будет шанс вновь увеличить отрыв от стран периферии. Таким образом, то, что сегодня позиции Запада ослабевают и будут слабеть еще какое-то время, не означает, что Запад вовсе не может ничего сделать для удержания своего лидерства. В частности, помимо неустанного наращивания усилий по развитию технологий западные лидеры должны стремиться к консолидации своих действий. Например, объединение ЕС и США в новый единый рынок, о котором иногда говорят, было бы важным шагом в этом направлении.

IV. Мир без абсолютного лидера

Сможет ли кто-нибудь заменить США?

Развитие указанных трендов, связанных с ослаблением США и других стран Запада, возрастающим значением многих развивающихся стран и постепенным сближением уровней развития центра и периферии, означает в планетарном масштабе не просто серьезные перемены, а коренное изменение всей структуры мирового экономического и политического порядка, в целом сложную реконфигурацию мира.

Но каким образом будет происходить реконфигурация? Прежде всего укажем, что хотя США ослабят свои позиции, в новом мире никто не сможет стать абсолютным лидером. Исходить из того, что место США займет другое государство (чаще всего называется Китай), означает глубоко заблуждаться. Сегодня Соединенные Штаты сосредоточивают в себе сразу политическое, военное, финансовое, валютное, экономическое, технологическое, идеологическое и даже культурное лидерство. Между тем в мире нет – и в обозримом будущем не предвидится их появления – ни одной страны и даже группы государств, которые смогли бы соединить в себе несколько аспектов лидерства. Кроме того, ни Китай, ни Индия, ни кто-либо еще не сможет взвалить на себя столь тяжелое бремя ни по экономическим возможностям, ни по политическим рискам (хотя бы из-за проблемы бедности населения и его возможного недовольства социальным неблагополучием), ни по причине отсутствия опыта и нужных союзов, а также идеологической слабости.

Какой мир нас ждет? Можно выделить три характеристики мира, который ожидает нас в ближайшем будущем: изменчивость правил и подвижность структур мировой системы, активизация борьбы за союзников, сокращение суверенитета стран. Отсутствие сильного абсолютного лидера приведет к росту подвижности мировой системы в поисках новых политических оснований. На страницах данного журнала мной по этому поводу было сказано следующее: «В борьбе за почетное место в глобализации и коалициях, в организации и функционировании нового мирового порядка наступает то, что я назвал эпохой новых коалиций. …В процессе поиска наиболее устойчивых, выгодных и адекватных организационных наднациональных форм могут возникать различные и даже быстро меняющиеся промежуточные формы, когда игроки на мировой и региональных политических аренах будут искать наиболее выгодные и удобные блоки и соглашения. Но в конце концов постепенно некоторые из новых союзов и объединений могут стать из временных постоянными, фиксированными и принять особые наднациональные формы» [Гринин 2009: 139; 2013].

Таким образом, в ближайшие десятилетия в мире возникнет целый ряд лидирующих в разных отношениях стран и образований, при этом могут выиграть те, кто будет проводить наиболее активную политику по блокированию и вхождению в новые союзы, кто сможет обзавестись максимальным количеством партнеров в разных сферах. Влияние страны будет увеличиваться, условно говоря, путем «зарабатывания» очков за счет участия в тех или иных союзах и блоках.₁₁ Для наиболее крупных игроков также будет характерно противоборство в попытках повлиять на переустройство международной системы (которая, по-видимому, временно станет более подвижной, чем сегодня).

Следовательно, мы будем жить в мире, где усилится поиск союзников и союзов, вероятно, в определенных отношениях и соперничество, но в то же время начнут зарождаться некоторые институциональные факторы нового мирового порядка, требующего большей стабильности. Естественно, предугадать различные комбинации будущих союзов практически невозможно. Но отдельные предположения высказать можно. Так, мы полагаем, что всякого рода идеи о господстве союза Индии и Китая – химеры. В то же время картина, где США и Запад лавируют между союзами с Индией, или Китаем, или иными крупными развивающимися державами и блоками, выглядит более реалистичной. Собственно, уже в течение некоторого времени мы наблюдаем активизацию внешней политики США, направленную на сдерживание влияния Китая (за счет попыток усилить контакты с Индией и другими азиатскими и тихоокеанскими держава-ми).

Все вышеописанные процессы также приведут к определенной трансформации национального суверенитета, который в целом будет ослабевать за счет явного или неявного, вынужденного или добровольного делегирования части суверенных прерогатив различным межгосударственным, наднациональным и мировым образованиям и договоренностям [см. подробнее: Он же 2008]. Ослабление суверенности может сочетаться также с тем, что в некоторых развивающихся странах, где будут набирать обороты процессы индустриализации, вырастет и национальное самосознание, а вместе с ним и настроения национализма [Там же]. В ближайшие десятилетия глубина экономических связей серьезно увеличится, это окажет мощное влияние на те развивающиеся страны (особенно в Африке), большинство населения которых по-настоящему пока ее еще не чувствует. В результате может обостриться борьба традиционализма и глобализации. При этом временами в отдельных местах могут усиливаться конфликты или нестабильность, а целые регионы, возможно, столкнутся с крупными общественными потрясениями (как мы наблюдали это в случае «арабской весны»).

Новая геополитика и завершение эпохи устойчивых политических блоков. В течение многих десятилетий политические союзы в большинстве случаев определялись угрозой войны и соответственно выбором возможных союзников. Поэтому политические союзы очень часто были военно-политическими. В со-временном мире угроза крупномасштабной войны сократилась, зато значительно возросла экономическая зависимость стран друг от друга, которая будет только увеличиваться. Это позволяет заявить, что прежняя геополитика постепенно, порой незаметно, но вполне реально уступает место новой геополитике, связанной с необходимостью обеспечить наилучшие условия для экономического развития государства или союза. Черты этой новой геополитики, сегодня еще нечеткие, в ближайшие десятилетия станут более ясными. Укажем на некоторые из них.

Эпоха твердых альянсов и союзнической верности, приверженность которым явно ослабла, видимо, уходит (характерный пример – отказ Вашингтона в поддержке Пакистана и его союз с враждебной Пакистану Индией). Выбор союзников, партнеров и блоков будет все заметнее обусловливаться достаточно скоротечными обстоятельствами и быстро меняющимися интересами.

Государства будут искать не постоянных союзников, которым нужно быть верными вопреки всему, а временных «попутчиков» на самые разные случаи, в одно и то же время договариваясь по различному спектру проблем с массой партнеров (то есть восторжествует принцип бизнеса – иметь как можно больше контрагентов). Уже сегодня многих беспокоит будущее международной системы, если она будет базироваться не на правилах, а только на интересах [см.: NIC 2012].

Экономические интересы будут более ярко выражены во внешнеполитической линии. Следовательно, экономические интересы одних стран могут стать постоянными, а политические – значительно подстраиваться под них. Политические и геополитические принципы и интересы других государств (особенно крупных) никогда не растворятся в экономических аспектах. Но в этом случае разные векторы внешней политики могут оказаться как бы разведенными, то есть политические и экономические аспекты внешней политики будут существовать более обособленно друг от друга. И политика, следовательно, станет еще более прагматичной, чем сегодня.₁₂

Эпоха, при которой создание определенных блоков в экономике во многом определялось какой-либо близостью (цивилизационной, идеологической, военно-политической и т. п.), явно уходит. Сегодня мы видим усиление тенденции к тому, что тесные связи в экономике совсем не означают каких-либо партнерских отношений в политике или идеологии, хотя они могут сдерживать опасность нарастания конфликтов.

Рассмотрим это на примере Китая. Его политическое влияние возрастает. За счет чего это происходит? Китай вынужден вступать в различные союзы либо устанавливать с ними особые отношения (как в АСЕАН), стремясь играть там важную роль либо инициировать, активно поддерживать те или иные новые экономические соглашения (вроде свободной торговли между Кореей, Японией и Китаем). Китай также активизирует продвижение юаня (недавно подписаны договоры с Бразилией и Австралией), но для этого он должен активизировать свои соглашения с множеством стран, одновременно получая и предоставляя уступки (так, у Китая имеется крупный дефицит торгового баланса со странами АСЕАН). Но как бы активно он ни проводил свою экономическую политику, как бы ни увеличивал объем торговли с соседями, это нисколько не ослабило его политических (и территориальных) противоречий с Тайванем, Японией, Вьетнамом, Индией и т. д. Другой пример. «Заигрывания» США с Индией в области разрешения последней иметь ядерное оружие также не означают, что между двумя государствами обязательными становятся прочные союзнические отношения.

Словом, поведение в политике значительно приблизится к стратегиям бизнеса, где твердость принципов всегда очень зыбка.

Но именно на этой почве подвижности могут формироваться принципы нового мирового порядка.

Заключение

Мировое сетевое общество? Во времена, когда экономические связи между странами и регионами были не столь глубокими и неразрывными, для развития глобализации требовалась военная и политическая гегемония, в большей или меньшей степени опиравшаяся на технологическое превосходство определенных держав. В настоящий момент глубина экономических связей стала беспрецедентной, и, как уже сказано, это ослабляет потребность в политической и военной гегемонии в ее прежнем смысле, что приведет к большему прагматизму во внешней политике.

Эти же причины повлияют на процесс некоторого сдвига в сторону формирования мирового сетевого общества (от сегодняшней иерархической структуры), в котором, помимо государств и блоков, активное участие будут принимать также неправительственные организации и многие другие акторы. Этот процесс можно рассматривать и как один из аспектов выравнивания уровней (возможно, что это будет способствовать созданию новой базы отношений, при наличии которой в будущем могут появиться условия для формирования некоего координационного мирового центра).

Движению в сторону сетевого общества будет способствовать процесс увеличения мирового среднего класса, своего рода мирового гражданства [NIC 2012: 8–9], которое в ряде азиатских стран, по данным Азиатского банка развития, будет расти до 9 % в год. А в целом мировой средний класс даже по консервативным моделям до 2030 г. может увеличиться вдвое: с 1 до 2 млрд человек. Можно согласиться, что это крайне важный и, возможно, в ближайшие два десятилетия ключевой мегатренд [Ibid.: 4]. Мысль о том, что средний класс различных стран в итоге будет составлять прообраз некоего мирового гражданства (что дает надежду на появление некоей основы экономического и в некотором роде политического, а также культурного единства мира), представляется весьма интерес-ной и продуктивной. Подобно тому как интеллигенция в отдельных странах в XIX в. стала составлять определенное единство в Европе и позже во всем мире, тем самым прокладывая дорогу общечеловеческим идеям и ценностям (принятым теперь и на уровне деклараций ООН), мировой средний класс может создать новые возможности для глобализации. Возможно, за счет этого она обретет уже новые, более зрелые черты, двигаясь в направлении политической глобализации мира, очертания которой еще неясны.

Литература

Арриги Дж. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М. : Территория будущего, 2006. (Arrighi G. Long twentieth century: Money, power and sources of our time. Moscow: Territory of the future, 2006).

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХV–ХVIII вв.: в 3 т. М. : Прогресс, 1987–1992. (Braudel F. Material civilization, economy and capitalism, the 15–18 centuries: in 3 vols. Moscow: Progress, 1987–1992).

Бхагвати Д. В защиту глобализации. М. : Ладомир, 2005. (Bhagvati D. On protection of globalization. Moscow: Ladomir, 2005).

Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. М. : ACT; СПб. : Terra Fantastica, 2003. (Buchanan P. J. The death of the West. Moscow: ACT; St. Petersburg: Terra Fantastica, 2003).

Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001. (Wallerstein I. The analysis of world systems and the situation in the modern world. St. Petersburg, 2001).

Гринин Л. Е. Глобализация и процессы трансформации национального суверенитета // Век глобализации. 2008. № 1. С. 86–97. (Grinin L. E. Globalization and processes of transformation of the national sovereignty // Age of Globalization. 2008. No. 1. Pp. 86–97).

Гринин Л. Е. Приведет ли глобальный кризис к глобальным изменениям? // Век глобализации. 2009. № 2. С. 117–140. (Grinin L. E. Will global crisis lead to global changes? // Age of Globalization. 2009. No. 2. Pp. 117–140).

Гринин Л. Е. Китайская модель и перспективы лидерства Китая в мире // Век глобализации. 2012а. № 2. С. 43–61. (Grinin L. E. Chinese model and prospects of China leadership in the world // Age of Globalization. 2012a. No. 2. Pp. 43–61).

Гринин Л. Е. Реконфигурация мира, или наступающая эпоха новых коалиций (возможные сценарии ближайшего будущего) // История и современность. 2012б. № 2. С. 3–27. (Grinin L. E. Reconfiguration of the world, or the coming epoch of new coalitions (possible scenarios of the near future) // History and the Present. 2012b. No. 2. Pp. 3–27).

Гринин Л. Е. Динамика кондратьевских волн в свете теории производственных революций // Кондратьевские волны: палитра взглядов / отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, С. Ю. Малков. Волгоград : Учитель, 2013. (Grinin L. E. Dynamics of the Kondratieff Waves in the light of theory of production revolutions // Kondratieff Waves: Diversity of views / Ed. by L. E. Grinin, A. V. Korotayev, S.Yu. Malkov. Volgograd: Uchitel, 2013).

Капхен Ч. Закат Америки. Уже скоро. М. : АСТ, Люкс, 2004. (Kupchan Ch. Decline of America. Already soon. Moscow: AST, Luxe, 2004).

Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? М. : Ладомир, 2002. (Kissinger G. Does America need foreign policy? Moscow: Ladomir, 2002).

Мартин Г.-П., Шуманн Х. Западня глобализации: атака на процветание и демократию. М. : Альпина, 2001. (Martin G.-P., Schumann H. Entrapment of globalization: The attack of prosperity and democracy. Moscow: Alpina, 2001).

Модельски Дж. Эволюция глобальной политики // Полис. 2005. № 3–4. С. 62–82; 124–141. (Modelski G. Evolution of global policy // Polis. 2005. No. 3-4. Pp. 62–82; 124–141).

Неру Дж. Взгляд на всемирную историю: в 3 т. М. : Прогресс, 1977. (Nehru J. Glimpses of world history: in 3 vols. Moscow: Progress, 1977).

Полтерович В. Гипотеза об инновационной паузе и стратегия модернизации // Вопросы экономики. 2009. № 6. С. 4–23. (Polterovich V. Hypothesis about innovative pause and modernization strategy // Economic Questions. 2009. No. 6. Pp. 4–23).

Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М., 2003. (Stiglitz J. Globalization: Disturbing tendencies. Moscow, 2003).

Тодд Э. После империи. Pax Americana – Начало конца. М. : Международные от-ношения, 2004. (Todd E. After the empire. Pax Americana – the Beginning of the end. Moscow: International relations, 2004).

Франк А. Г. Азия проходит полный круг – с Китаем как «Срединным государством» // Цивилизации. Вып. 5. Проблемы глобалистики и глобальной истории / под ред. А. О. Чубарьяна. М. : Наука, 2002. С. 192–203. (Frank A. G. Asia passes the whole cycle with China as ‘The middle state’ // Civilizations. Issue 5. Problems of global studies and global history / Ed. by A. O. Chubaryan. Moscow: Nauka, 2002. Pp. 192–203).

Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers 1500–2000. New York : Random House, 1987.

Myrdal G. Asian Drama: An Inquiry into the Poverty of Nations. New York : Twentieth Century Fund, 1968. (Русский сокращенный перевод: Мюрдаль Г. Современные про-блемы «третьего мира». М. : Прогресс, 1972.)

NIC 2012 – National Intelligence Council. 2012. Global Trends 2030: Alternative Worlds [Электронный ресурс]. URL: www.dni.gov/nic/globaltrends

Wallerstein I. The Decline of American Power. The U.S. in a Chaotic World. New York; London, 2003.

World Bank 2013 [Электронный ресурс]. URL: http://data.worldbank.org/indicator/ NY.GDP.MKTP.KD.ZG/countries

¹ «Дехристианизация Америки – рискованная игра, ставкой в которой выступает наша цивилизация. Америка швырнула за борт “этический компас”, по которому республика держала путь в течение двухсот лет, и теперь плывет наугад» [Бьюкенен 2003: 271].

² Разрыв в отношении доходов на душу населения сокращается медленнее по понятным причинам: прирост населения в развивающихся странах намного превышает этот показатель в развитых.

³ Отметим, что США имеют в этом плане еще некоторые преимущества перед Европой и Японией за счет более высокой рождаемости и большой иммиграции, что в значительной мере определяет высокий динамизм американской экономики по сравнению с европейской.

⁴ Но даже и такое развитие было трудно переоценить с точки зрения возможностей прогресса бедных стран.

⁵ Подобные процессы способствовали развитию и в предшествующее столетие, хотя прямой перенос предприятий не был широко распространен. По типу похожими были процессы сокращения сельскохозяйственного производства в странах Европы и бурного его роста в других государствах. В Европе в последней трети XIX – начале ХХ в. за счет роста урбанизации доля сельского хозяйства сократилась, но в то же время потребности в продовольствии возросли. Это привело к быстрому развитию товарного сельского хозяйства (и в целом экономики) на периферии (в Австралии, России, Индии, Аргентине, на западе США).

⁶ Все расчеты сделаны по данным: World Bank 2013.

⁷ Сегодня США даже пытаются что-то сделать в этом отношении, президент Обама открыто выражает радость, что часть производств снова вернулась в США

⁸ Хотя в абсолютных цифрах количество бедных и неграмотных все еще останется большим. Следует иметь в виду, что уменьшение бедности произойдет и по причине снижения рождаемости.

⁹ Это может дать некоторый импульс американской экономике, возможно, позволит сократить дефи-цит платежного баланса американской внешней торговли и несколько притормозить рост государственного долга. Но это не может радикально изменить ситуацию. Кроме того, чем шире будет развиваться такая добыча, тем серьезнее начнут сказываться связанные с ней экологические проблемы. То же касается и «зеленой энергетики». Хотя доля электроэнергии, произведенной с ее помощью, растет, а прирост в некоторых странах в иные годы может достигать и 50 % (так было в США в 2012 г.), в целом возможности подобного роста ограничены. Ее развитие очень важно, однако она не сможет в обозримом будущем заменить традиционную энергетику, не говоря уже о проблемах, связанных с ее ростом (усиление помех для радиосигналов, гибель птиц, отчуждение множества земельных участков и т. п.).

¹⁰У Китая, в частности, из-за демографических проблем.

¹¹В том числе и за счет образования все новых союзов. Появление БРИК и позже БРИКС в качестве реальных союзов из чистой экономической абстракции и комбинаторики – достаточно яркий пример таких химерических образований (то есть не имеющих реальных географических, исторических, культурных или цивилизационных оснований) из сиюминутных, пропагандистских или кажущихся выгод.

¹²При этом еще быстрее, чем прежде, будут забываться как вражда, так и дружба (один из показательных примеров – Вьетнам и Америка, которые, забыв антагонизм, активно развивают свои отношения).