Техника как деятельность и предмет философского анализа

реди множества подходов к определению сущности техники в философии техники доминирующими являются два: «техника есть деятельность» и «тех­ника есть средство деятельности». Первый подход получил название антропо­логического, второй – инструменталистского.

В антропологическом ракурсе техника предстает как атрибут человеческого бытия, как способ самореализации человека и выражение его творческой дея­тельной природы. Современный немецкий исследователь А. Хунинг отмечает, что в антропологической интерпретации правильно стремятся объяснить все виды техники как выражения человека и нисходящих форм, интегрированных человеческой природой[1]. Он разделяет основные идеи Э. Каппа и, по существу, повторяет его выводы: «Всякий раз, когда мы делаем или воспринимаем техни­ческие артефакты, мы приходим к познанию самих себя, мы воспринимаем в них самих себя. Техника во все исторические моменты выражает людей и идею человечности данного времени»[2].

В 60–70-е гг. XX в. в отечественной литературе взгляд на технику как на деятельность подвергался решительной критике. Присущий главным обра­зом западным исследователям, таким как Ф. Дессауэр, О. Шпенглер, М. Хайдеггер, К. Ясперс и др., а также и некоторым не до конца признанным в своем отечестве русским – П. К. Энгельмейеру и Н. А. Бердяеву, – он был опре­делен как «антропологизаторский», что призвано было отразить негативное к нему отношение, подчеркнуть его неубедительность и сомнительную научность. Отмечалось, что для приверженцев «антропологизма» в технике «характерно стремление абсолютизировать человеческую деятельность, свести к ней технику, игнорируя или преуменьшая роль искусственно созданных средств труда»[3]. Но такое понимание техники в корне неверно, техника – это не дея­тельность и не творчество, техника – это «совокупность... материальных средств... деятельности», средств «активного воздействия на природу»[4]. То есть «технике-деятельности» однозначно противопоставлялась «техника-средство».

Что же следует понимать под техникой-деятельностью? Каким содержанием наполнять данное понятие? Как соотносится «техника-деятельность» с «техни­кой-средством»? На эти вопросы в философии техники на сегодняшний день нет убедительных ответов.

Техника как деятельность – недостаточно четко очерченная и весьма мало разработанная в философской науке тема. Хотя само по себе понятие «техника-деятельность» фигурирует в исследованиях, оно зачастую либо просто ассо­циируется с антропологическим пониманием техники «вообще», либо соотносится с личностными действиями специалистов и исполнителей, а иногда не имеет ни к технике, ни к техническим специалистам никакого отношения. Ука­зание на деятельностную сущность техники обретает в литературе декларатив­ный, «констатирующий» (техника есть деятельность) характер, но «деятельностное» по его существу в явлении техники за редким исключением не наполня­ется качественным содержанием. В ряде случаев оно вообще противопоставля­ется инструменталистскому: происходит как бы размежевание двух «разных» техник – «техники-средства» и «техники-деятельности».

«Когда-то ясное понимание техники как системы орудий, механизмов, ма­шин и сооружений сегодня все больше воспринимается как натуралистическое, поверхностное представление, которое необходимо преодолеть»[5], – отмечается во «Введении в философию техники». О необходимости такого «преодоления» можно прочитать и в других публикациях[6], однако впервые на недостаточность инструменталистской характеристики техники обратил внимание О. Шпенглер. «Для того чтобы понять сущность технического, – пишет О. Шпенглер, – нельзя исходить из машинной техники... технику нельзя понять, отправляясь от инструментов»[7]. То же самое утверждает М. Хайдеггер. Не совсем верно думать, однако, будто инструменталистскую трактовку техники М. Хайдеггер считал не заслуживающей внимания, как ино­гда представляют его позицию в литературе[8]. Она становится тривиальной, ес­ли только этим и ограничивается ее понимание: «Одно лишь инструменталь­ное, одно лишь антропологическое определение техники в принципе несостоя­тельно; его нельзя реабилитировать, даже подключив к нему задним числом метафизическое или религиозное истолкование»[9]. М. Хайдеггер не игнорирует того факта, что техника есть предметно-вещная структура, инструмент, выпол­няющий функции средства. Вне учета этих субстанциальных характеристик техники любое «сущностное» определение ее было бы не просто неполным, а ущербным. И Хайдеггер не отбрасывает их, а, напротив, рассматривает как ус­ловие раскрытия подлинной сущности техники: «Шаг за шагом спрашивая, что такое, собственно, техника как средство (выделено мной. – А. Г.), мы придем к раскрытию потаенного»[10]. Он выступает лишь против понимания техники как нейтрального средства, то есть утверждает мысль об опасности, которая под­стерегает человека в случае недооценки им ее истинной сущности. По Хайдеггеру, не техника есть послушное орудие в руках человека, а, наоборот, сам че­ловек отдан в ее власть, «выдан» ей, «затребован» ею[11]. То есть здесь дается не определение техники, а имеет место лишь ее оценочная характеристика, от­ражение ее «бытийной» сущности.

В «преодолении» же инструменталистского понимания техники у ряда оте­чественных авторов, несмотря на словесное признание его правомерности, сквозит оттенок его «ущербности», стремление как бы «задвинуть» его на зад­ний план. И предпринимаемый вслед за этим какой-либо другой, например со­циокультурный, подход, призванный раскрыть истинную сущность техники, ставится едва ли не в противоположность первому[12]. То есть опять-таки инстру-менталистское невольно противопоставляется антропологическому, что свиде­тельствует об определенной недооценке орудийного аспекта техники, о его «не­существенности» в рамках философской рефлексии. Между тем социальная (социокультурная) сущность техники, в том числе и как фактора наследования человеческого опыта, раскрывается исключительно через отражение диалектики развития ее орудийности. В совершенствовании орудийности выражается на­правленность и характер совершенствования сущностных сил человека, способ их опредмечивания, конституирование человеческих субъектных качеств.

Развитие техники как средства деятельности отражает этапы становления человека как субъекта деятельности. Первоначально (исторически) человек выступал и субъектом деятельности, и ее средством, был в одно и то же время и носителем, и орудийным исполнителем своих целей. По мере развития его сущностных сил происходит вначале медленное, а затем все убыстряющееся размежевание между целевыми и исполнительными компонентами его деятельности. Исполнительные механизмы приобретают предметную и все более совершенную форму, восходя от уровня элементарных, примитивных инструментальных средств труда (на заре становления общества) до состояния монотехнической производственной системы – опредмеченного «технологического субъекта производства» (в постиндустриальную эпоху).

Сущностное осмысление техники, отражение ее многоаспектности, ее связей с базисными элементами общества, культурой, экономикой, ценностными ориентациями и т. п. совершенно не входит ни в какое противоречие с ее орудийностью, а, напротив, подчеркивает, что именно это качество обусловливает весь возникающий впоследствии комплекс социальных проблем: экономических, экологических, политических, нравственных и др., побуждая к ее (техники) философской рефлексии. За социально-культурной, психологической, цен­ностной и т. п. оболочкой всегда проступает техника – instrumentum, техника – артефакт, техника – орудие. Хайдеггеровский «постав» не есть техника и не есть техническое, хотя выводит он его из факта их существования. «По-ставом называется тот способ раскрытия потаенности, который правит существом со­временной техники, сам не являясь ничем техническим, – пишет М. Хайдеггер. – К техническому же относится все знакомое нам в виде всевозможных стан­ков, станов, установок и служащее составной частью того, что именуется про­изводством»[13]. Но Хайдеггера не интересует «техническое», он вообще анализи­рует не собственно технику, а техногенное бытие человека, его место и участь в техногенном мире.

Из этого вовсе не следует необходимости «преодоления» инструменталистского понимания техники, его «отбрасывания». В «преодолении» нуждается иное – упрощенное восприятие инструменталистского, те ассоциации, что воз­никают в ходе отражения предметно-вещной природы техники. Для большинства интеллектуалов техника – материальная вещь. Она в их видении не пере­растает границ своей материальности. Однако беда не в этом – при всех самых абстрактных и образных определениях, техника не утрачивает данного свойства, – а в том, что техническое вещное воспринимается в сознании как «просто» вещное, то есть низводится, упрощается до состояния рядового материального предмета. В тех же случаях, когда стремятся воздать должное вещному («телу» техники), не совсем верно, с нашей точки зрения, определяют его место и роль в системе сущностных характеристик техники. «Тело техники (технические артефакты) характеризует технику в узком смысле слова», – верно отмечает И. Ф. Игнатьева, но тут же добавляет, что «такой смысл... позволяет более четко выяснить ее сущностные характеристики, место в диалектике субъекта и объекта, роль в культуре и цивилизационном процессе»[14]. Представляется, од­нако, что «тело техники» позволяет рассматривать прежде всего ее субстратное и структурное содержание. Сущность же вытекает из ее орудийности, функциональности, преломленных через исторически меняющийся под ее воздействием социум, то есть из того, что она есть средство, а не тело (вещь). С «телом» техники могут быть связаны и негативные явления. Однако, опять-таки, объяс­нение их посредством простого количественного накопления технических из­делий представляется недостаточно убедительным. «Именно накопление мате­риальных технических артефактов в результате их серийного производства, – отмечает цитируемый автор, – порождает те основные проблемы, от которых зависит дальнейшая судьба современного человека: проблемы экологии, ресурсов, влияния техники на культуру, быт и т. д.»[15].

О каких именно «технических артефактах» идет здесь речь, судить трудно, однако в любом случае понятно, что куда более существенную роль в возник­новении названных проблем играют качественные, а не количественные харак­теристики техники. Если бы количество простых инструментов (кос, вил, топоров...) возросло даже в тысячу раз, это не породило бы экологического кризиса, радиоактивные же выбросы, отходы химического производства и т. п., обуслов­ленные качественным состоянием техники, его порождают. Негативное воздей­ствие данных факторов, конечно же, усугубляется и их количественным накоп­лением.

Техническое – особый вид «вещественного». Сохраняя свою материально-предметную форму, оно представляет собой «инобытие» человеческого духа, человеческой рациональности, недоучет которых при выявлении сущности техники принципиально искажает ее смысл. В технике воплощено единство духовного и материального, их взаимопроникновение и взаимопревращаемость.

«Техника всегда представляет собой прежде всего фактически обнаружи­ваемый феномен. Поэтому ее действительные признаки не могут быть выведе­ны из некоторого логически-надвременного созерцания сущности, невзирая на конкретный эмпирический опыт», – отмечает В. М. Розин[16]. В то же время при определении техники, замечает он, сущность ее «нельзя задавать как объект, как прямое описание того, что такое техника»[17]. Сущность техники гораздо сложнее. Ее раскрытие сопряжено с отражением в сознании большого комплекса представлений, позволяющих осмыслить технику, объяснить парадоксы ее развития.

Необходимое для осмысления и описания техники категориальное про­странство, согласно В. М. Розину, включает в себя рассмотрение ее в четырех основных планах: 1) техника как сфера деятельности, природы и культуры; 2) техника как искусственная предметность («артепредмет» и аспект технологии); 3) техника как историческая и культурная форма использования сил природы; 4) техника как демиургический комплекс (деятельность), то есть особый совре­менный способ существования и реализации идей и действий человека[18].

Первый план отражает деятельно-природную основу техники: техника – это реализуемая посредством природы деятельность. В то же время это бытие культуры, осуществляющееся по особым законам – законам идей, культурных форм сознания, культурных смысловых представлений мира.

Однако данный план не схватывает материальную субстанцию техники, то есть данные в ощущении материал, конструкцию, вид технических сооруже­ний[19]. Характеристика техники без отражения ее «видимой» стороны, вне ее предметности не может быть полной. Эту задачу решает второй план, здесь техника предстает в ипостаси «артепредмета», который по аналогии с артефактом рассматривается как искусственное образование. Кстати, эту орудийно-предметную сторону техники в другом, ранее вышедшем коллективном труде, одним из авторов которого является цитируемый исследователь, он в ряду дру­гих характеристик техники ставит на первое-второе места. Сначала техника анализируется им как артефакт (искусственное образование), затем как инст­румент (средство, орудие), далее как самостоятельный мир, реальность (то есть некая противоположность и природе, и искусству, и языку, и вообще всему живому, включая и человека), в следующем ракурсе как специфический инже­нерный способ использования сил и энергий природы и, наконец, как широко по­нимаемая технология[20].

Нетрудно заметить, что при всех вариантах, при всех интерпретациях, вычленении различных характеристик техники автор утверждает в ней по крайней мере две взаимосвязанные стороны – орудийную (средство деятельности) и собственно деятельностную. Но наиболее органично взаимосвязь этих сторон проявляется у данного исследователя в ходе осуществления им философско-методологического анализа техники в труде «Философия техники: история и современность». Здесь эти стороны предстают, по существу, как ее единая сово­купная сущностная детерминанта. Координатное пространство, в котором в данном случае описывается техника, задается такими категориями, как «технико-использующая деятельность», «технико-производящая деятельность», «техническое сооружение» и «техническая среда»[21].

В «примирении» орудийно-предметного и деятельностного видения техники в отечественной литературе отчетливо просматривается влияние М. Хайдеггера. Он приводит два известных суждения о технике: «Одно гласит: техника есть средство для достижения целей. Другое... техника есть известно­го рода человеческая деятельность. Оба определения... говорят об одном. В са­мом деле, ставить цели, создавать и использовать средства для их достижения есть человеческая деятельность»[22]. Из данной выдержки следует, что техника, по Хайдеггеру, как бы одновременно есть и «средство», и «деятельность» – «оба определения... говорят об одном». Однако дальнейшие его рассуждения создают прецедент для своеобразного «разведения по разным углам» этих двух характеристик техники. «Примелькавшееся представление о технике, согласно которому она есть средство и человеческая деятельность, можно поэтому на­звать инструментальным и антропологическим определением техники»[23]. Вот этот-то «разделительный» оттенок и закрепился в отечественной литературе. «В инструменталистском определении, – ссылаясь на Хайдеггера, отмечает О. Д. Симоненко, – техника – средство деятельности, а в антропологическом – человеческая деятельность»[24]. То есть теперь уже техника – либо средство, ли­бо деятельность в зависимости от ракурса ее рассмотрения.

Разделение техники на две ипостаси – средства и деятельности – иногда рас­сматривается как методологический прием, позволяющий более детально ис­следовать каждое из ее сущностных проявлений[25]. Наибольший интерес вызы­вает при этом то содержание, которое вкладывается исследователями в понятие «техника-деятельность». Но нередко оказывается, что в ипостаси деятельности техника предстает не как собственно техника, а как совокупность существую­щих «самих по себе» целеполагающих и созидательных действий, в лучшем случае направленных на ее (техники) производство и использование[26]. Практи­чески речь здесь ведется уже не о технике как таковой, а о другом феномене – о деятельности, ее сущности, инженерной разновидности, структуре и т. п., иногда – о технике как мастерстве, искусстве... О предметно-орудийной технике в ипостаси деятельности мы ничего нового не узнаем – чем она была до этого рассмотрения, тем и осталась после.

Весьма показательными в этой связи являются высказывания И. А. Негодаева. «С одной стороны, – пишет он, – техника выступает как специ­фический вид человеческой деятельности, с другой – как средство этой дея­тельности. В первом случае речь идет о технической деятельности (выделено мною. – А. Г.), направленной на преобразование природных факторов в соци­альные»[27].

То есть здесь происходит как бы размежевание двух понятий: с одной сто­роны – деятельность как таковая (при этом не возникает ассоциаций с понятием «техника», разве только что эта деятельность названа технической), с другой – средства деятельности, собственно техника.

В принципе это утверждение можно было бы интерпретировать так, что техника «в одном лице» выступает и средством, и технической деятельностью, но тогда в главе «Техника как деятельность», призванной отразить деятельностный аспект техники, разговор должен был бы идти о ней в этом специфиче­ском ее проявлении. Однако речь здесь ведется о другом – о творчестве, об ин­женерной деятельности, ее особенностях и т. п. Не техника предстает здесь как деятельность, а деятельность (духовные и физические действия людей) – как тех­ника, то есть фактически осуществляется переход от широкого смысла поня­тия техники к анализу его второго значения, к тому содержанию термина, как он понимался в античности – искусство, мастерство.

То же мы находим у философа техники из ФРГ Ханса Закссе. «Средства, ко­торые применяет техника, могут выступать в виде орудия для изготовления орудия, в виде инструментов, производственного оборудования..., но также и в виде методов и способов действия»[28]. Данное утверждение опять-таки не вызывало бы возражений, если бы сами «орудия, инструменты и производствен­ное оборудование» рассматривались как особые «методы и способы действия». Но из дальнейших рассуждений автора вытекает другое: «орудие и метод» – это не двуединая характеристика одного и того же явления (техники), а качества, присущие разным явлениям, обозначаемым лишь общим понятием: «Понятие техники выходит за рамки инженерной техники, оно охватывает также <...> и тех­нику нанесения мазков кистью, которую применяет художник, ...технику ды­хания, которую практикует певец, то есть все специальные методы, позволяющие лучше достигать чего бы то ни было»[29]. Одним словом, техника – это «особая форма действия»[30].

Как «совокупность действий знающего человека» интерпретирует технику и К. Ясперс[31]. «...Техника – это умения, методы которых являются внешними по отношению к цели»[32], – пишет он.

Нередко в понятие техники в стремлении более глубоко отразить ее сущно­стные особенности включают человеческие навыки, приемы, мастерство (Ф. Готтль-Оттлилиенфельд, Е. Ольшевски, В. И. Кобзарь, Ю. И. Солонин, Н. И. Иванов и др.). Но это весьма незначительно продвигает нас в понимании ее деятельностной природы – к технике просто «подмешиваются» некоторые «технологические» характеристики. «Чем человек воздействует на объекты, изменяя их, – это техника, – пишет В. Е. Давидович. – И как именно он воздей­ствует – это тоже техника, но уже обнаруживающая себя как технология»[33]. То есть хотя в обоих случаях фигурирует один и тот же термин, смысл выражается разный.

Сводить понимание «техники-деятельности» к совокупности личностных действий (пусть даже сопряженных с использованием техники) неправомерно, равно как и подразумевать под «техникой-средством» отвлеченную от ее деятельностной природы вещную структуру.

Техника-средство (орудие, инструмент) не в аллегорическом смысле, не в каком-то «другом» отношении или какой-то «другой» связи, а по своему суще­ству, в то же самое время представляет собой деятельность – независимо от того, включены или не включены в ее определение личностные умения, сноров­ка, знания использующих ее людей. Не деятельность как форма отношения че­ловека к миру есть техника, а техника как орудийное средство данного от­ношения есть деятельность. Техника-средство обнаруживается в технике-деятельности, техника-деятельность раскрывается в технике-средстве. Такая двуединая сущность техники предопределена спецификой социального (ору­дийного по своей природе) способа освоения действительности.

В ситуациях, когда техника-деятельность рассматривается вне предметной и логической связи с техникой-средством, по существу, возникает «равенство» между понятиями «техника есть деятельность» и «деятельность есть техника». Между тем данные утверждения содержат абсолютно разные смыслы. В первом указывается на многозначность, особую глубину содержания понятия техники, на то, что сущность ее не ограничивается вещностью и артефактностью. Во втором – понятие «техника» используется как синоним. Более того, уподобле­ние деятельности технике существенно упрощает и «обедняет» деятельность – она сводится к набору алгоритмических действий, к механическим прие­мам.

Если строго подойти к проблеме, то следует признать, что из трех заявляю­щих о себе способов постановки вопроса о соотношении техники и деятельно­сти – «техника как деятельность», «техника и деятельность» «деятельность как техника» – к «епархии» философии техники относятся лишь два первых. Третий должен быть отнесен к праксеологии. В ее-то задачу как раз и входит описание элементов, форм и техники рациональной деятельности (Т. Котарбинский)[34]. Однако многие философы (А. Гелен, Ж. Эллюль, А. Эспинас, К. Ясперс, Х. Закссе и др.) переносят отдельные праксеологические прерогативы в область техники.

«Термин “техника” (technique), так, как я его понимаю, – пишет Ж. Эллюль, – не обозначает машин, технологии, тех или иных процедур для достижения какой-либо цели. В нашем технологическом обществе техника есть совокупность методов, полученных рациональным путем и обладающих абсолютной эффек­тивностью (на данной стадии развития) в каждой области человеческой дея­тельности»[35]. Ж. Эллюль проводит различие между понятиями «феномен техни­ки» и «технические операции». «Технических операций» огромное множество, они ограничены конкретными контекстами, в рамках которых проходят свою реализацию. «Техника» же одна. Ее проявление обнаруживается «в чисто со­временном способе изготовления и использования артефактов, заключающем в себе тенденцию доминирования над всеми видами человеческой деятельности и объединения их в себе»[36].

«Не обозначая машин», «не обозначая технологии», техника у Ж. Эллюля, таким образом, выступает в виде всеобщих методологических принципов – это новый способ бытия человека в мире, нечто подобное хайдеггеровскому Gestell, а именно то, что направляет и преобразовывает человеческую деятельность.

Следует отметить, что и само ранее приведенное хайдеггеровское высказы­вание о технике не раскрывает всей глубины ее деятельностной сущности, но и оно, и все другие приведенные формулировки и определения в той или иной степени соотносимы с нею.

Техника есть деятельность не только потому, что процессы ее созидания и использования содержат в себе элементы творения, предопределены и предо­пределяют рациональные действия людей (хотя и по этим основаниям тоже). И, конечно, не потому, что она, как пишут В. И. Кобзарь и Ю. Н. Солонин, «стано­вится все более неотделимой от человеческой деятельности»[37]. Отражение ее деятельностной сущности не предполагает «большей» или «меньшей» связи с практическими действиями, точно так же, как она не может быть в большей или меньшей степени «средством». Либо она «средство», либо нет. Но во втором случае она уже не «техника», а нечто другое.

Деятельностный характер техники проистекает из предопределенности ею деятельности как особого социального феномена, деятельности как таковой (а не отдельных рациональных действий). Социальное начинается с изготовления орудий, и типология «социальности» коррелирует с их качественной диффе­ренциацией, находится в диалектической связи с их состоянием и развитием. Основанием становления техники в качестве определяющего условия и ре­шающего фактора социального бытия является ее орудийно-производственный статус. Сознательное изготовление и использование орудий выделяет человека из природного мира, подчиняет его определенным социальным алгоритмам по­ведения. «С тех пор как человек социализировался, техника выступает как род социальной деятельности»[38].

Свойство деятельности логически вытекает из исторически предопределен­ной миссии техники – быть орудийным средством. Техника есть деятельность, поскольку она есть средство.

Деятельностную детерминанту техники выражает ее интенциональность – она не создается «просто так», а выступает единством мотива и цели – основ­ных компонентов структуры деятельности. Содержа «собственную» цель (быть опосредующим звеном), она скрывает в себе мотивированные будущие дейст­вия, направленность на «другие» цели. Все запрограммированные действия ее, производимые с человеком или без него, целесообразны.

Вне деятельностной сущности техника утрачивает свой атрибутивный смысл. И в антропологическом измерении она не перестает быть средством, и в инструменталистском – не перестает быть деятельностью.

Инструменталистское – это орудийное, а следовательно, антропологиче­ское (человеческое, социальное). Орудийность – связующее звено между тех­никой-средством (инструментом) и техникой-деятельностью. Оно и предопре­деляет характер и направленность философской рефлексии техники. Так или иначе, в явной или скрытой форме в центре философского анализа оказываются именно те средства деятельности, которые лежат в основе исторически опреде­ленного технологического способа производства, средства, обеспечивающие бытие социума и отражающие его качественное состояние.

К. Маркс называл технику «производительными органами общественного человека». В этом определении уже обозначен ее деятельностный характер, и то, что он писал о технологии, вполне приложимо к технике – она обнаруживает «активное отношение человека к природе, непосредственный процесс произ­водства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проис­текающих из них духовных представлений»[39].

Техника есть деятельность и как инобытие идеи. По Гегелю, идея деятельна сама по себе. Техника – не абстрактная, а конкретная (материализованная) идея, целевой предрасположенностью которой является деятельность. Цен­тральной задачей всего своего философского учения Гегель считал обоснование деятельной природы абсолютной идеи. Но еще Р. Декарт отмечал, что мышле­ние существует только тогда, когда оно функционирует, только тогда оно есть.

То же – и техника. Ее смысл – в ее функционировании. Она деятельна по своей сути. Техника – практически реализующая свою сущность идея. Все деятельностные характеристики техники проявляются в ней в ходе реализации ее как средства. Функционирующая техника – материализация деятельности.

Таким образом, как предмет философского анализа техника – это нерасчле­ненное единство средства и деятельности, условие деятельности, фактор становления, существования и развития человеческого общества.