Еще раз о партиях в философии и философских безголовцах

Специалистам в области истории философии и политической философии известно, что в мае 2009 г. исполнилось сто лет со времени издания классиче­ской работы В. И. Ленина (Ульянова) «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии», признанной его глав­ным философским трудом. Об этом свидетельствовало страстное отноше­ние самого автора к написанию и изданию произведения. Об этом же свиде­тельствовали его тиражи. Впервые в московском издательстве «Звено» в 1909 г. увидели свет 2000 экземпляров. Второе издание книги в 1920 г. составило 30 000 экземпляров. Эти цифры с учетом тех исторических условий выглядят весьма впечатляюще. По сведениям Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, за следующие 50 лет в СССР книга была издана общим тиражом, который превысил 5 000 000 экземпляров. Не только в университетах марксизма-ленинизма, но и в классических университетах «Материализм и эмпириокритицизм» был настольной книгой. Все поколения советских студентов, независимо от специальности, изучали это произведение. За рубежом работа была переведена более чем на 20 иностранных языков. Бестселлером эта книга стала отнюдь не благодаря той реакционной философии, критике которой она была посвящена, отнюдь не благодаря «распроклятым махистам» и разбору их «невыразимых пошлостей», как замечал сам Ленин. Две партии в философии, выражающие классовые интересы, и непримиримая борьба между ними – этот философско-политический лейтмотив в условиях противобор­ства двух систем сделал книгу «хитом продаж» в СССР и других странах социалистического лагеря.

После революции начала 90-х гг. XX в. в постсоветской Российской Федерации произошла «деидеологизация», законодательно закрепленная в ста­тье 13 Конституции РФ, где утверждается, что в Российской Федерации при­знается идеологическое многообразие, что «никакая идеология не может ус­танавливаться в качестве государственной или обязательной»[1]. Это консти­туционное установление явилось реакцией на марксистско-ленинскую идео­логию и Конституцию СССР, в которой говорилось: «Вооруженная маркси­стско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генераль­ную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней полити­ки, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма»[2]. Могут ли общество и государство существовать без идеоло­гии – тема особой дискуссии. Однако вместе с деидеологизацией в политике произошла «департизация» в философии: деление на материалистов и идеа­листов отменили или оставили его в качестве достояния истории философии времен доисторического и исторического материализма. Почти все в отече­ственной философии, что появилось после революции начала 1990-х гг., оказа­лось «по ту сторону» материализма и идеализма. Философские взгляды В. И. Ленина перестали быть актуальными, оказавшись в весьма распространен­ном мнении неверными. В «Материализме и эмпириокритицизме» Ленин приводит высказывание И. Дицгена: «Чтобы идти по верному пути, не давая никаким религиозным и философским нелепостям (Welsch) сбивать себя, на­до изучать неверный путь неверных путей (der Holzweg der Holzege) – фило­софию». Чтобы окончательно не сбиться с верного пути, следовало бы в но­вом историческом контексте обращаться к ленинской философии.

В этом отношении особенно поучительно обращение к анализу § 4 главы VI «Материализма и эмпириокритицизма» под названием «Партии в философии и философские безголовцы», представляющего собой квинтэссенцию ленинских взглядов на партийность философии. Название параграфа содержательно и полно отражает основную мысль текста. Оно универсально по форме и в настоящее время может быть приспособлено к иным исследовательским интересам, например: «Партии в политике и поли­тические безголовцы». По сути, этот параграф – итог работы, неслучайно он расположен на предпоследнем месте в книге.

Десять страниц непростого для чтения текста содержат упоминание 36 персон, известных, малоизвестных и ныне совсем неизвестных, к числу кото­рых относятся философы и естествоиспытатели, российские и иностранные, от XVIII в. до рубежа XIX–XX вв., ленинские современники. Это и те, взгля­ды которых Ленин разделял, и те, взгляды которых подвергал критике, а также однократно упомянутые в ограниченном контексте. В тексте двадцать раз назван Карл Маркс, пятнадцать – Фридрих Энгельс. Одиннадцать раз упоминается Иосиф Дицген, немецкий рабочий-кожев-ник, философ-самоучка, эмигрант с непростой судьбой. Здесь признаются заслуги предста­вителей немецкой классической философии, к которым относятся: Иммануил Кант, трижды упомянутые Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг, Георг Виль­гельм Фридрих Гегель, а также тот, кто положил конец немецкой классиче­ской философии и оказал решающее влияние на философские взгляды Мар­кса и Энгельса, – Людвиг Фейербах. Он был удостоен упоминания пять раз. Не забыт автором английский классик агностицизма Давид Юм, французский родоначальник позитивизма Огюст Конт, американский основоположник прагматизма Уильям Джемс. Пятнадцать раз встречается на этих страницах имя Эрнста Маха, знаменитого австрийского физика и субъективно-идеалистического философа, восемь – Рихарда Авенариуса, одного из основоположников эмпириокритицизма, именно их взгляды подверглись Лени-ным критическому анализу. Трижды в критическом плане упомянут Джеймс Уорд, английский философ-идеалист, «спиритуалист», как его называл Ле­нин. Замечены немецкие философы Рихард Шуберт-Зольден и Ганс Корнелиус, а также австрийский философ Антон Леклер, представители имманент­ной философии. Здесь же встречаются русские махисты и эмпириокритики, эмпириосимволисты: Алексей Александрович Богданов (Малиновский), Вла­димир Александрович Базаров (Руднев), Павел Соломонович Юшкевич, а также философ-персоналист и психолог (его имя названо в качестве феноме­на во множественном числе: «Лопатины»), редактор журнала «Вопросы фи­лософии и психологии» Лев Михайлович Лопатин. Кроме того, – теоретик легального марксизма Петр Бернгардович Струве. Отечественный богоиска­тель и богостроитель Анатолий Васильевич Луначарский был помянут нега­тивно пятикратно. К этому блистательному списку имен четырежды добав­ляется имя Евгения Дюринга, немецкого философа-энциклопедиста, непро­тиворечиво объединившего метафизический материализм, позитивизм и кан­тианство, без которого не было бы «Анти-Дюринга». Не были оставлены без внимания и «мелкие философы», и/или крупные естествоиспытатели (по частоте упоминания): Вильгельм Фридрих Оствальд, немецкий физический химик, философ-идеалист; Жюль Анри Пуанкаре, французский физик и оче­редной философ-идеалист; Томас Генри Гексли, английский биолог, спод­вижник Чарльза Дарвина, доказавший близость человека и высших обезьян, птиц и пресмыкающихся, медуз и полипов; Йозеф Петцольд, немецкий пред­ставитель эмпириокритицизма; Людвиг Бюхнер, немецкий врач, в филосо­фии отнесенный к «вульгарному материализму»; Гюстав Теодор Фехнер, не­мецкий физик, психолог, философ-идеалист, сторонник панпсихизма и пси­хофизического параллелизма; Фридрих Альберт Ланге, немецкий философ-неокантианец, призывавший вернуться назад к Канту; Карл Густав Карус, немецкий биолог, врач, психолог и непонятый философ; Вильгельм Шуппе, немецкий философ-идеалист, представитель имманентной философии; Пьер Морис Мари Дюгем, французский физик-теоретик и философ-махист; Карл Пирсон, английский математик, биолог и идеалистический философ. Не был забыт даже Карл Грюн, немецкий публицист, младогегельянец, представи­тель «истинного социализма». Перечисление имен условных Карпа, Петра и Сидора использовалось Лениным как риторический прием для обозначения примитивных философских пристрастий скудоумных филистеров.

Ленин соотносит имена с определенными философскими «измами». Од­но перечисление философских принципов, направлений, школ и их предста­вителей заставляет задуматься о необходимости небольшого глоссария. Диа­лектика выступает в борьбе против метафизики, материализм – против идеа­лизма. Настоящие действующие лица в параграфе, похожем на авантюрный роман, – марксизм, махизм, эмпириокритицизм, «реализм», позитивизм, прагматизм, агностицизм, фидеизм, субъективизм. Здесь же присутствуют производные от них марксисты, махисты и т. д., а также юмисты, кантианцы и неокантианцы, имманенты, неокритицисты, спиритуалисты, сенсуалисты. Кроме имен, направлений, школ и принципов Ленин называет восемь работ, прежде всего это работы классиков марксизма: «Капитал» К. Маркса, письмо Маркса к Фейербаху от 20 октября 1843 г., письмо Маркса к Кугельману от 27 июня 1870 г.; «Анти-Дюринг» и «Людвиг Фейербах» Ф. Энгельса; а также статья И. Дицгена «Социал-демократическая филосо­фия»; сочинение У. Джемса «Прагматизм. Новое название для некоторых старых путей мышления»; книга 1908 г. издания «Очерки по философии мар­ксизма. Философский сборник».

Однако не только широта и многообразие эмпирической и источниковой базы исследования обращают на себя внимание. Исключительным этот пара­граф делают те проблемы, которые Ленин формулирует и решает с марксист­ской ясностью. Задумав рассмотреть вопрос об отношении махизма к религии, автор приходит к выводу, что этот вопрос не имеет собственной ценно­сти. Он расширяется до принципиального, главного философского вопроса о том, есть ли вообще партии в философии, может ли быть философия беспар­тийной и какое значение имеет беспартийность в философии, на чью классо­вую мельницу льют воду беспартийные философы, названные Лениным «фи­лософскими безголовцами». На протяжении всех предыдущих глав он про­слеживал борьбу материализма и идеализма применительно к рубежу веков в том контексте, в котором ставила его новая физика, «свихнувшаяся в идеа­лизм» от незнания диалектики. В данном параграфе Ленин в качестве итога просматривает эти две основные тенденции, вскрывая источник заблуждений и ошибок, путаницы и лжи, что возникают «за внешностью терминов, дефи­ниций, схоластических вывертов, словесных ухищрений». Проблема катего­риального аппарата науки, выработки понятий, адекватно отражающих ре­альность, и сегодня остается «архиважной», как и сто лет назад.

Раскрывая ход борьбы партий в философии, Ленин оценивает филосо­фию Маркса как современный материализм, который признается им неизме­римо более богатым по содержанию и несравненно более последовательным, чем все предшествующие его формы. Ленин признает гениальность Маркса и Энгельса, которую видит в том, что они неуклонно, на протяжении полувека, в непримиримой борьбе с идеализмом развивали одно направление, достраивая его до области общественных наук. Ясное и отчетливое противопоставление материализма идеализму – несомненное достоинство Маркса. Как величайшая заслуга Маркса оценивается его резко-определенный философский путь, по которому он шел всю жизнь. Этот путь анализируется в отношении к его философским предшественникам, поэтому не оставлены без внимания марксовы оценки гегелевского идеализма как самого развитого и последовательного. Последовательное проведение взглядов, пусть даже идеалистических, представляется несомненным достоинством по сравнению с попытками преодолеть крайности материализма и идеализма, подняться над их противоположностью. Именно Гегель рассматривается как авторитетная фигура, достойная марксистского внимания и марксистской критики. В отличие от последовательного идеалиста Гегеля Шеллинг, с точки зрения Маркса, – пустой хвастун, так как претендует объединить и превзойти все предшествующие философские направления. Эту данную Марксом оценку Шеллинга Ленин приводит, ссылаясь на Карла Грюна, который в свою очередь приводит письмо Маркса к Фейербаху. В этом письме Маркс предлагал Фейербаху написать статью в «Немецко-французский ежегодник», направленную против Шеллинга.

Однако достается в плане марксистской критики и самому Фейербаху. Эту критику Ленин не может оставить незамеченной и, воспроизводя ее, присоединяется к ней. Маркс и Энгельс, будучи от начала и до конца пар­тийными философами, упрекали Фейербаха за непоследовательность его ма­териализма, за то, что он не смог распространить его на область обществознания. Признавалось ошибочным отказываться от имени материалиста из-за заблуждений других материалистов. Большой грех Фейербаха виделся в том, что он, будучи атеистом, вместо одной религии намеревался сочинить новую, как бы она ни называлась.

Особое внимание Ленин уделяет взглядам Энгельса. Энгельс и вместе с Марксом, и отдельно от него высоко оценивается за его последовательную материалистическую позицию. Исключительное достоинство состоит в том, что он вполне в духе Маркса во всех своих философских работах коротко и ясно по всем философским вопросам разделяет и противополагает материа­лизм и идеализм, категорически отрицая всякую возможность преодолеть их односторонность, создать некую третью или среднюю линию в философии под маской позитивизма или реализма. Философский шедевр, вышедший из-под пера Энгельса, – «Анти-Дюринг» – носит следы непримиримой борьбы с идеализмом. Важно, что эта борьба абсолютно последовательна, она идет в каждом параграфе, в каждом вопросе, в каждом суждении, в каждом понятии, не допуская ни малейших уступок идеализму. Непримиримость по отношению к позиции оппонента, решительная настойчивость, последовательное и неуклонное проведение своей ясной и твердой позиции – именно такие качества особенно ценятся Лениным в философских дискуссиях.

Другим любимым героем Ленина после Маркса и Энгельса оказывается Иосиф Дицген, потому что он сумел оценить и перенять величайшую и цен­ную партийную позицию своих учителей. О нем Ленин писал, что это «один из выдающихся социал-демократических писателей-философов Германии»[3].Дицген университетов не кончал, поэтому иногда грешил неловкими, мелки­ми отступлениями от материализма, но никогда не отделялся от него, катего­рически заявляя, что он – убежденный материалист, а его философия – это философия до конца материалистическая. Ленин излагает взгляды Дицгена на материализм и идеализм, идеализм и религию по его знаменитой статье «Социал-демократическая философия», написанной в 1876 г. «“Из всех партий, – справедливо говорит наш Дицген, – самая гнусная есть партия се­редины... Как в политике партии все более и более группируются в два толь­ко лагеря, ...так и наука делится на два основных класса (Generalklassen): там – метафизики, здесь – физики или материалисты”»[4]. Фраза «Из всех партий в философии самая гнусная есть партия середины» стала крылатой, приписы­ваемой непосредственно Ленину. Никого из философов, кроме Дицгена, в этом параграфе Ленин не цитирует так много и с таким удовольствием, что явно выражает несомненные ленинские симпатии. Цитируемый Лениным Дицген пишет: «Промежуточные элементы и примиренческие шарлатаны со всяческими кличками, спиритуалисты, сенсуалисты, реалисты и т. д. и т. д., падают на своем пути то в то, то в другое течение. Мы требуем решительности, мы хотим ясности. Идеалистами называют себя реакционные мракобесы, а материалистами должны называться все те, которые стремятся к освобождению человеческого ума от метафизической тарабарщины... Если мы сравним обе партии с прочным и текучим, то посередине лежит нечто кашеподобное»[5]. И далее Ленин в восторге восклицает: «Правда!», и развивает тему прочного, текучего и кашеподобного: «“Реалисты” и т. п., а в том числе и “позитивисты”, махисты и т. д., все это – жалкая кашица, презренная партия середины в фило­софии, путающая по каждому отдельному вопросу материалистическое и идеа­листическое направление»[6]. Задача настоящих марксистов заключалась, по Ленину, в том, чтобы отсекать реакционные тенденции, уметь проводить свою линию в борьбе с чуждой линией враждебных теорий и классов. Не­примиримость, решительность, материалистическая ясность в борьбе против идеализма и поповщины за освобождение ума, за освобождение пролетариа­та отражают дух марксистско-ленинской философско-революционной ро­мантики.

Еще один философский сюжет, раскрытый Дицгеном, приводится Ле­ниным как пример рассуждений настоящего философа-марксиста. Этот сюжет касается соотношения материализма, идеализма и религии. Согласно Ленину, у Дицгена не было и тени сомнения в том, что «научная попов­щина» идеалистической философии есть простое преддверие и пособница «прямой поповщины». «Как у боженьки антипод – дьявол, так и у попов­ского профессора (Kathederpfaffen) – материалист», – цитирует Дицгена Ленин[7]. С его точки зрения, материализм и его теория познания представ­ляют собой действенное оружие против «всем известной, настоящей, обык­новенной религии попов», а также против рафинированной религии, под которой и понимается идеалистическая философия. Во взглядах Дицгена Ленин подчеркивает то, что разделяет сам. Поскольку Ленин предпочитает прямоту и откровенность последовательных сторонников идеализма лука­вым претензиям философов, желающих подняться над материализмом и идеализмом, постольку он положительно оценивает то, что Дицген предпо­читает религиозную честность обычных верующих «половинчатости» сво­бодомыслящих идеалистов, которые, несмотря на свое свободомыслие, ос­таваясь в плену мистики и предрассудков, составляют реакционную массу по отношению к социал-демократии.

Опираясь на авторитет Дицгена, Ленин призывает читателей рассмот­реть с позиций партийности философии школу Маха и Авенариуса, «малень­кую школку эмпириокритиков», через все сочинения которых красной нитью проходит претензия преодолеть крайности материализма и идеализма. Объ­ективно эти попытки служат верную службу идеализму и фидеизму. Оконча­тельный вывод Ленина, звучащий как приговор, следует по Дицгену: Мах, Авенариус и их школа – «дипломированные лакеи фидеизма». Ленин рас­сматривает этот пример как один из ярчайших примеров европейской рафи­нированной поповщины. Однако таких дипломированных лакеев фидеизма, испытывающих вражду к материализму, клевещущих на материалистов, го­раздо больше. Ленин оценивает это как позор цивилизованной и демократи­ческой Европы, так как «все это в цивилизованной и демократической Евро­пе порядок дня. Все это продолжается до сих пор»[8].

Особую роль разоблачения псевдобеспартийности махизма Ленин видит прежде всего в том, что эта европейская мода затронула и Россию. Увлече­ние этой модой привело к появлению русских махистов, решивших прими­рить махизм с марксизмом, скрыть от просвещенной российской обществен­ности позорные ухищрения европейского идеализма. Ленина по-человечески обижает рабское следование «наших махистов» за реакционной европейской профессорской философией, их искреннее увлечение то Оствальдом, то Ма­хом, то Пуанкаре. Русские махисты оказываются настолько легковерными и впечатлительными, что не сами определяют свои взгляды. Получается, что меняющаяся буржуазно-философская мода навязывает им определенную по­зицию. «Не вы ищете, а вас ищут, вот в чем беда!», – сокрушается Ленин, называя несчастьем русских махистов их наивность и доверчивость по отно­шению к каждому новому фасону этой дурной моды, которая всякий раз подбрасывает им свои новые идеалистические подделки. Резкой критике подвергается Луначарский за слепое следование европейской идеалистиче­ской моде, за обожествление «высших человеческих потенций», за идею «ре­лигиозного атеизма». Эти «позорные вещи», до которых опускается Луна­чарский, с точки зрения Ленина, являются порождением эмпириокритицизма. Было бы неопасно, если бы эти взгляды оставались личным делом философа, однако они в служении фидеизму приобретают общественное значение, ко­торое велико и однозначно негативно. Чем бы ни занимались русские махи­сты (Луначарский это или Богданов), эстетикой или гносеологией, их рассуж­дения свидетельствуют о том, что они «все увязли в идеализме». Несмотря на все словесные ухищрения «не наших» и «наших махистов», а также прочих, желающих избежать партийной философской чистоты, полагал Ленин, отли­чить материалиста от идеалиста очень просто: достаточно выяснить, призна­ется ли объективная реальность, данная нам в ощущении, что понимается под ощущением. Если под ощущением понимается особый «элемент», эле­мент как таковой, тогда мы сталкиваемся с идеализмом как ослабленным, утонченным фидеизмом. Если признается, что мир есть движущаяся материя, и ощущение понимается как субъективный образ внешнего мира, тогда мы имеем дело с материализмом, с материалистической теорией отражения соз­нанием человека объективно-реального внешнего мира, которую последователи и интерпретаторы взглядов Ленина коротко называли ленинской теори­ей отражения.

То, что монография «Материализм и эмпириокритицизм» имеет в своем названии подзаголовок «Критические заметки об одной реакционной фило­софии», решительным образом определило ее острый полемический характер, ее особый колоритный язык. В полной мере это нашло отражение в принци­пиально важном параграфе работы, содержащем выразительную лексику, а также жесткие, безапелляционные ленинские оценки иных философских взглядов. Интересны те экспрессивные глаголы, с помощью которых Ленин описывает отношение Маркса и Энгельса к их философским оппонентам. Они «преследовали, травили» в течение всей своей деятельности неумение понять и ясно представить борьбу двух коренных гносеологических направ­лений. Они «беспощадно отметали» идеализм. Маркс и Энгельс «презри­тельно отстраняют», например, кантовский «позитивизм», они «презрительно третируют Бюхнера, Ланге, Дюринга, Фехнера и т. д.», от них достаются «презрительные насмешки». «Энгельс отвергает с порога» отступление от материализма. Вместе с тем Маркс и Энгельс с решительностью настаивали на своей позиции, последовательно проводили свой материализм, оставались до конца партийными в философии.

Ленин также последовательно и неуклонно следует марксистской стра­тегии в борьбе с попытками преодолеть философскую партийную дилемму. Он яростно осуждает «ублюдочные прожекты примирения материализма и идеализма», издевается над «тупоумной претензией “подняться выше” мате­риализма и идеализма». Схоластика – это самое приличное из всех ругатель­ных слов, употребляемых Лениным для оценки взглядов идеалистов и их якобы беспартийных философских пособников: «гелертерская схоластика» (учительская), «схоластические выверты», «схоластическая игра в новые фи­лософские “измы”». Все это, по-ленински, «метафизическая тарабарщина», «терминологические ухищрения», «словесные ухищрения», «напыщенная претенциозная галиматья», «профессорский шарлатанизм», «ложь и путани­ца философского идеализма». Все это – «научная поповщина идеалистиче­ской философии», «утонченные гносеологические выверты», а иногда – глу­пенькие «теоретические» ухищрения (с «энергетикой», с «элементами», «интроекцией и т. п.»). На страницах параграфа постоянно присутствует образ со­ра, с которым у Ленина ассоциируется идеализм во всех его формах и про­явлениях: «сор гелертерской схоластики», «сор, вздор», «засорение сути во­проса вычурными ухищрениями», «словесное засорение сути дела»; «сор но­вых систем и системок».

Суть же засоряемого вопроса такова – не может быть беспартийной философии: или материализм, или идеализм, – третьего не дано. С точки зрения Ленина, засоряют суть вопроса «люди с мозгами, подпорченными уже реак­ционной профессорской философией»; «реакционные мракобесы»; «реакци­онные профессора философии»; «профессора философии – ученые приказчи­ки теологов». Беря пример с Дицгена, критике которого подверглись «про­межуточные элементы и примиренческие шарлатаны со всяческими кличка­ми», «дипломированные лакеи фидеизма», Ленин утверждает, что нейтраль­ность философа есть лакейство перед фидеизмом. Апофеозом ругательства в отношении идеализма и религии является гневная инвектива Дицгена, кото­рую Ленин с удовольствием цитирует: «Научная поповщина <...> серьезней­шим образом стремится пособить религиозной поповщине... В особенности область теории познания, непонимание человеческого духа, является той вши­вой ямой (Lausgrube), в которой “кладет яйца” и та и другая поповщина»[9].

Ленинское презрение заслужили «мизерные философские системки». Среди них наибольшее негодование вызывает «маленькая школка эмпириокритиков»; «маленькая “своя” философская секта», «узенькая, миниатюрная школка»; «специальная школка Маха и Авенариуса». «Школка служит, кому надо. Школкой пользуются, как надо»[10]. Кто пользуется этой «школкой», у Ле­нина не вызывает никакого сомнения: «это действительное классовое ис­пользование буржуазной реакцией эмпириокритицизма»[11].

Работа В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии» была написана и издана 100 лет назад. Тогда еще не было ВОСР, тогда еще не было СССР, он еще не «превра­тился из страны аграрной в страну индустриальную, ...из темной и полудикой страны – в страну грамотную, культурную, покрытую громадной сетью все­возможных школ, действующих на языках всех национальностей СССР»[12]. Теперь уже ВОСР (Великая Октябрьская социалистическая революция) назы­вается по-ленински «октябрьским переворотом». Уже нет СССР, теперь то, что от него осталось, – это разорванное социально-политическое пространство, локусы доиндустриального, индустриального и постиндустриального типа. Все вместе – постмодерн, в котором «как бы» можно все, в том числе вполне до­пустимы и «философские безголовцы», и любая философская «отсебятина», называемая теоретико-методологическими основаниями исследования. «Толь­ко Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело – когда каждая фраза не говорит, а стреляет»[13].