Историко-философские исследования, особенно те, что ориентированы на учебное восприятие, обычно исполнены в персоналистском изложении, в котором преобладает эмпирический, так сказать, «позитивистский» уровень пересказа философских учений. В их теоретическом осмыслении, особенно у нас во времена обязательности марксистской методологии, господствовало возведение к «общему знаменателю» материализма или идеализма в их противостоянии и даже «борьбе». Другой дуализирующий принцип состоял в выявлении противостояния метафизики и диалектики. При этом конкретно-историческое изображение как первого, так и второго принципа сплошь и рядом не достигало должной убедительности. К тому же материалистическо-идеалистическая дуализация индивидуального человека приводила к забвению – на грани игнорирования – его реальной «природы», часто растворяемой в социальной системе координат. Конечно, нельзя утверждать, что в условиях господства названной методологии субъект-объектная парадигма полностью игнорировалась. Однако она трактовалась лишь в гносеологическом аспекте, подчиняясь материалистической или идеалистической интерпретации.
Согласно автору данной статьи, максимальная проблемная убедительность рассмотрения и изложения мировоззренческого, а затем и философского процесса достигается, когда основой его исследования и изображения становится «человеческая природа» – как тотальный субъект в его противостоянии природному, а затем и цивилизационному объекту, так и во взаимодействии между ними. Рассмотрение этого процесса должно быть осуществлено в условиях подчинения хронологической последовательности выявлению мировоззренческо-философского своеобразия данной эпохи. Идейная перекличка через века и тысячелетия – персонально и межиндивидуально – в то же время демонстрирует единство историко-философского процесса, и субъект-объектная парадигма оптимальна для его углубленного понимания.
Конкретизации субъект-объектности философского знания необходим термин «верознание», объединяющий как деятельностную сторону человеческого существа в его опоре прежде всего на чувственную информацию, так и на приобретаемую в процессе опыта понятийную расширительность интеллекта. Философско-гносеоло-гическая вера принципиально отлична от религиозной авторитарно-догматической веры, противопоставленной критическому воздействию знания и черпаемой в Священном Писании.
Тотальные построения философии опираются на два метода –эмпиристский, взывающий к чувственной информации, и рационалистский, апеллирующий к интеллектуализированной всеобщности. В реальности они действуют совместно, а различие наук определяется преобладанием того или иного из этих методов (науки гуманитарно-социальные и естественно-математические). Прямая зависимость зрелости науки – результат гармонического сочетания обоих этих методов. При этом систематична роль интуиции, демонстрирующей конкретность верознания и необходимой для решения этих методов.
Сложность историко-философского процесса определяется также отношением философии к тому, что выражается словом «мировоззрение». От философии оно отличается меньшей определенностью и системностью, применяясь в различных контекстах. Говорят о мифологическом, религиозном, нравственном, естественно-научном, художественном мировоззрениях, которые во всех случаях выражают убеждения, системно малообоснованные и не всегда или мало опирающиеся на достаточность фактов. В свете сказанного, по убеждению автора, философия должна быть определена как максимально рационализированное мировоззрение своей эпохи. В комплексе верознания прежде всего наука определяет содержание второго компонента. Конечно, философия никогда не была некоей абстракцией, хотя она возникла и всегда развивалась в том или ином направлении.
Непросто их определить. Но все же науку следует понимать как специализированное знание (которому учат им овладевшие), имеющее прежде всего практическое применение – удовлетворение конкретных потребностей человека. Эмпирический фактор сам по себе – способ проб и ошибок, который интеллектуализируется по мере антропологизации субъекта и создаваемой им цивилизации. Изучение мировоззренческо-философской эволюции – от египетско-вавилонской к весьма развитой теоретико-дедуктивной методологии в Древней Греции – представляет большой интерес.
Максимальная рационализация мировоззрения, приведшая к философии, не означает, однако, его тотальной рационализации, которая стерла бы всякие границы между наукой и философией. Пифагорейцы – представители одной из главных философских школ античности, открыли некоторые моменты, не поддающиеся осмыслению, в интенсивно развиваемой ими геометрии. Тупиковые ситуации, раскрываемые в дальнейшем и в некоторых других науках, дали впоследствии основание для появления термина «иррационализм», смысл которого диаметрально противоположен термину «рационализм».
Но здесь необходимо принимать во внимание другой первостепенный момент, без которого невозможно трактовать возникновение философии и ее дальнейшую эволюцию, рассматривая всю эту проблематику в контексте субъект-объектности. Рационализация мировоззрения как путь к философии имеет место в условиях достаточно развитой цивилизации, каковой в древности стала древнегреческая. Но в египетской и шумеро-вавилонской цивилизациях таких условий не было, в частности и потому, что наука осталась здесь на эмпирическом уровне. Но в некоторых документах – и не только в религиозно-мифологическом контексте – фигурирует проблема человека как морального существа. В так называемых «поучениях» ставятся императивные рекомендации различным людям о лучшем и достойном поведении в различных жизненных ситуациях. А императивность стимулирует мысль к всеобщности, которая перспективна для будущей философии, и если обратиться к древнегреческой духовности, то хорошо известно, что собственно философии здесь предшествовала софия, которую формулировали так называемые «семь мудрецов» (в действительности их было значительно больше). Среди их гном были и знаменитое «познай самого себя», и «золотое правило» морали, прошедшее затем через всю историю философии (фигурирующее и в двух Евангелиях Нового Завета).
Субъект-объектная парадигма, разумеется, ориентирована на разноаспектное осмысление человека, которое, конечно, невозможно ограничить только моральной его компонентой. Волевое начало, без которого невозможны фактор веры и вся сфера эмоциональности, тоже должны быть отнесены к сфере иррациональности. Сверхсложность человеческого субъекта, туманная, если не фантастическая, перспектива загробного существования и множество загадочных явлений в психических, интеллектуальных феноменах человеческой ментальности, как и в окружающем мире, предопределяют перерастание философско-гносеологической веры в веру фидеистическую, невозможную без мистики, этой крайней формы иррационализма. Она особенно присуща монотеистическим религиям, в частности христианству с его догматом сверхъестественного творения Богом всего сущего «из ничего». Догматы «позитивных» вероисповеданий, ориентированных на массовое восприятие в христианстве, мусульманстве и других монотеистических доктринах, многократно подвергались и подвергаются рационализированным стремлениям к их ограничению. Происходит конвергенция (как и дивергенция) мировоззренческих форм, что весьма осложняет понимание предмета и характера философии.
Трудность и своеобразие человеческого субъекта характеризуются и тем, что он одновременно является объектом уже на телесном уровне, поскольку концентрирует бесчисленное многообразие всего бытия. Здесь необходимо обратиться к проблеме жизни, возникновение которой фиксирует его раздвоение и предпосылку развития будущего духовно-телесного субъекта. Проблема жизни в данном контексте осмысливается прежде всего в ее биологическом содержании.
Оно и составляет суть того, что именуется словом «природа», составляющую тот первоначальный объект, с которым человек взаимодействует и в который он включен от рождения до смерти. Как в русском, так и в греческом (phyomai) и латинском (nascor) языках сама этимология этого слова (рождаться, происходить) свидетельствует о животворной сути этого понятия. К тому же она расширяется при наблюдении движения небесных светил, на которые переносятся признаки органической и даже собственно человеческой жизни. Тем самым и физическое бытие как бы отождествляется с органическим, образуя тотальное понятие природы, хотя, строго говоря, такое отождествление некорректно.
Носителем и синонимом жизни в ее бесчисленных проявлениях выступает все усложняющийся организм. Его осмысление составляет первостепенную задачу уже на дофилософской стадии, и тем более на философской. Вектор субъект-объектной парадигмы, в которой организм становится синонимом жизни, направлен ко все более расширительному пониманию идеи целостности уже не просто в ее биологическом содержании, а к осмыслению человеческого субъекта во всех аспектах его деятельности. Однако на дофилософской стадии господства мифологического мировоззрения, которое слагалось на путях стихийной аналогии между индивидуальным и коллективным субъектом (антропосоциоморфизм) и тотальностью внешней природы, последняя как живая целостность воспринималась недифференцированно: целостность поглощала частичность. Племенной, этнический коллектив по преимуществу и сознавал себя, как, с другой стороны, индивидуальный субъект сознавал себя неотъемлемостью этническо-племенного.
В процессе трудовой практики, расширения и углубления познавательного аналитизма, редукции сложного ко все более простому выявлялись частные элементы природы, конкретизировались связи органической (живой) природы с неорганической (неживой) материей. Все более всесторонне уяснялось отличие человечества от природы. Умножавшиеся более простые элементы природы в руках человека становились орудием и материалом в строительстве тела цивилизации. Такого рода частичное знание вместе с его результатами в контексте субъект-объектной парадигмы следует обобщать грекоязычным термином механистический (механистский, механизм отmechane – орудие). Предельно суженный в ньютоновской механике, в свете названной парадигмы он, напротив, максимально расширяется. Органицизм – понимание целостности, механицизм – частичности. То, что в философии трактуется как идеализм, следует относить к сфере органицизма, а материализм, соответственно, – к сфере механицизма. Первый взывает к телеологии, а второй противопоставляет ей детерминизм.
Таким образом, мы установили главный объект, каковым является природа в широком смысле этого понятия. Цивилизация – некая «середина» между субъектом и объектом, специфический «посредник» между ними. В свою очередь, субъект – достаточно сложный комплекс в его деятельности. История цивилизации, осмысливаемая философией, свидетельствует, что коллективный субъект – этнический, национальный («дух народа»), по Гегелю, предшествует индивидуальному, хотя чисто онтологически, бытийно существует только последний. Другим аспектом коллективного субъекта следует считать социально-групповой, классовый (особенно в марксистской традиции). Его воздействие на философию наиболее интенсивно проявляется в ее социально-политических разделах, в особенности в собственно политических учениях.
Третьей (и главной) разновидностью субъекта является личностный субъект – непосредственный творец всех философем. Можно утверждать, что степень трансформации любой разновидности мировоззрения в философское прямо пропорциональна его личностному содержанию, сколько бы творческий индивид ни был тесно связан – уже через язык – с национальной и тем более групповой коллективностью. Его творческая суть пропорциональна его воле к истине и выражена его подлинной надпартийностью, яркий пример которой уже продемонстрировал Сократ.
Конечно, интенсивность и результативность деятельности субъекта во всех трех его проявлениях, и более всего – в индивидуально-личностном, теснейше связана с дифференцированностью и динамизмом цивилизации, первостепенный элемент которой он составляет. Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что даже человеческий организм, интуитивно рождающий идею целостности, с одной стороны, сознает, что всегда устойчивому неорганистическому бытию присуще понятие категория вечности, ее непрерывно меняющееся собственно природное бытие, противостоящее и неотделимое от фактора субъектности, не может быть осмыслено вне категории времени. Именно этот фактор свидетельствует о нарастающей активности субъектного начала. При осмыслении миллиардно-миллионных изменений Земли ученые говорят о геологическом времени. При истолковании эволюции жизни говорят о биологическом времени. Аналогично философам при осмыслении трансформации действующего и познающего человека в условиях цивилизации необходимо употреблять понятие субъектного времени. Его решающая особенность – течение с нарастающим ускорением при приближении к современному человеку (homo sapiens), тем более в мире человека как непосредственно субъекта. Относительно него можно говорить и о субъективном времени как показателе активности конкретного индивида.
Античная, средневековая, да и последующая история философии выдвинули фундаментальные понятия субъект-объектности, историческая трансформация которых концентрировала важнейшие в развитии гносеологические, онтологические, антропологические, этико-социальные вопросы. Одной из них стало динамичное сочетание микро- и макрокосмоса (термины Демокрита). Их тождество, характеризующее различимость субъекта и объекта, в ходе развития и по мере вторжения механистического начала в органистическое трансформируется в параллелизм, когда субъектное начало берет верх над объектным, отнюдь не нивелируя его, но углубляя понятие личности субъекта и дифференцируя, усложняя природный и цивилизационный объект, тем самым усложняя содержание философии (в частности, досократовский и послесократовский этапы древнегреческой философии, как затем и послеаристотелевский).
Другая весьма значимая проблема субъект-объектной трактовки философии – истолкование природы как искусства, как результата человеческой деятельности, приводящей к нарастанию техногенности цивилизаций. Здесь философская проблематика тесно соприкасается с теологической. Бог оборачивается к человеку своей мистифицирующей функцией как сверхприродный актуально бесконечный и бестелесный субъект, творящий мир «из ничего», но «списанный» с высших духовных свойств человека. Он поощряет человека своей интеллектуализирующей функцией ко всеглубокому познанию природного бытия и собственной духовности.
Разумеется, в небольшом объеме данной статьи мы смогли затронуть в свете субъект-объектной парадигмы лишь некоторые фрагменты философского океана.