Вслед за железной революцией

Статья «Вслед за железной революцией» была впервые опубликована в журнале «Знание – сила», 1984, № 8. Она замечательна тем, что содержит обстоятельно аргументированную разгадку «загадки одновременности» осевого времени, сформулированную еще Карлом Ясперсом: чем обусловлены столь радикальные изменения в мышлении и системе ценностей за очень короткий срок на огромном культурно-географическом пространстве – от Иудеи и Греции до Индии и Китая?

В XII–XI веках до н. э. на Переднем Востоке, в Закав­казье и в Восточном Средиземноморье началась так называемая «железная революция». Здесь впер­вые было освоено массовое и дешевое производство железа. До этого оно было известно только как драгоценный металл, дороже серебра и золота.

В начале I тысячелетия до н. э. железная революция охва­тила территорию Средней Азии и значительную часть Европы, на рубеже VIII–VII веков – Ин­дию, а в VI веке до н. э. – Китай.

Наступило то время, о кото­ром Ф. Энгельс писал: «Человеку стало служить железо, последний и важнейший из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории, последний – вплоть до появления картофеля. Железо сде­лало возможным полеводство на крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных прост­ранств; оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не мог противостоять ни один камень, ни один из других известных тогда металлов».

Время и место возникновения железной революции не были слу­чайными. (Подробно я рассказывал об этом в нашем журнале[1] в 1978 году, в номерах 7 и 8.) новой эпохе предшествовал тяже­лейший аграрный и демографический кризис, охвативший в XIV– ХII веках до н. э. всю область цивилизованных стран бронзового века на Переднем Востоке и в Греции, а также обширнейшую периферию, прилегающую к этим странам. Население здесь продол­жало расти, а все земли, годив­шиеся для возделывания при тог­дашней технике, были уже освоены. Технология бронзового века исчерпала тут свои возможности. Вели­кие державы Переднего Востока, Вавилония, Ассирия, Хеттское царство и Египет, так же как и Ми­кенское государство в Греции, одна за другой стали распадаться и при­ходить в упадок.

И в то же самое время аграрный и, следовательно, демографический кризис, начиная с середины II тысячелетия до н. э., стал постепенно поражать и те огром­ные пространства Европы и Азии, где еще не сложились государства. Здесь тоже все меньше становилось неиспользованных земель, которые можно было поднять деревянной сохой или плугом. За уже освоенные территории начинается ожесточенная борьба. Племена Цент­ральной и Восточной Европы, про­биваясь в более плодородные районы, оттесняли своих соседей на юг и запад, а те в свою очередь обрушивались со всей силой отчаяния на земли ослабевших циви­лизаций Переднего Востока и Гре­ции.

Волна переселения народов (по размаху она уступала только знаменитому Великому переселению народов в начале н. э.) прокатилась в XIII–XII веках до н. э. по огромной полосе – от Сре­диземного моря до Северного Ки­тая. Всюду она сеяла хаос и до­бивала остатки бронзовой циви­лизации. Результатом был известный социальный регресс этих областей, уравнявший их в какой-то мере с прилегавшей «варварской» периферией.

В XII–XI веках до н. э. ведущим типом социальных отношений не только на землях этой периферии, но и на территории древних классовых обществ Гре­ции, Малой Азии, Восточного Сре­диземноморья и Северной Месо­потамии стала военная демократия. Ф. Энгельс писал: «Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развивающегося в военную демокра­тию. Военную потому, что война и организация для войны стано­вятся теперь регулярными функ­циями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность на­родов, у которых приобретение бо­гатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей. Они варвары: грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за напа­дения, или для того, чтобы расши­рить территорию, ставшую недоста­точной, ведется теперь только ра­ди грабежа, становится постоянным промыслом. Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации».

Мелкие полугосударства, полуродовые общины боролись между собой повсюду, причем характер войны по сравнению с бронзо­вым веком резко изменился. На место малых армий, вооруженных тяжелым дорогостоящим оружием (в бронзовом веке главной частью войска были боевые колесницы), пришло своего рода всенародное ополчение. Железо, дешевое и распространенное почти всюду, позволило вооружить все мужское население.

В это время сразу в нескольких очагах (Западная Малая Азия, Ионические острова, Армянское нагорье, Грузия, Северо-Восточный Иран) началось массовое производство железа. Снaчaла оно шло прежде всего на оружие, а за­тем появились и широко распространились железные орудия труда. Именно они позволили Древнему миру выйти из того экономическо­го тупика, в который он зашел в конце бронзового века.

Там же, где кризис был менее острым или начался позднее, наступил соответственно позже и железный век.

Три главных культурных регио­на видим мы в бронзовом веке: Передний Восток и Грецию, Индию, Китай и прилегающие к нему стра­ны. В I тысячелетии до новой эры исторические пути Греции и Пе­реднего Востока разошлись. Поэ­тому в Старом Свете в раннем же­лезном веке историки выделяют уже четыре основных региона: Грецию (а в широком плане – все Средиземноморье, где Греция была ведущей культурной силой), Передний Восток, Индию, Китай. Общества во всех этих регионах так или иначе приспособились к экономическим условиям, воз­никшим в железном веке, и по­строили на новом фундаменте свои особые социальные, политические и культурные надстройки.

Раньше всех преодолел кризис и создал новую организацию Передний Восток. Но зато здесь этот процесс оказался самым длительным и мучительным. Прошло более пяти веков, прежде чем поли­тическая надстройка и соответст­вующие ей идеологические формы выкристаллизовались здесь в наи­более подходящей для экономи­ческих условий форме. Другие ре­гионы прошли этот путь быстрее, но и там история становления но­вого общества изобилует драмати­ческими моментами.

Первым государством желез­ной цивилизации стало после хао­са, царившего в XII–X веках до н. э., так называемое Новоассирийское царство, уже в древ­ности оно получило прозвище «кровавой Ассирии». В эпоху развитого бронзового века конфликты решались в столкновениях небольших профессиональных армий. Мирное население обычно оставалось в стороне. И с военнопленными тогда обращались в общем неплохо. Это неудивительно. Классовый строй на территории цивилизации Переднего Востока существовал тогда уже около двух тысячелетий. Общество устоялось. Господствующие слои научились поддерживать свою власть в нем не только вооруженной силой. Если какой-нибудь царек сдавался победителю, его подданные безропотно переходили под новую власть.

Но после страшного социального взрыва в конце бронзового века старые формы управления оказались во многом непригодными, особенно когда стало общедоступным железное оружие. Привычные способы принуждения отошли в прошлое вместе с рухнувшими традициями эпохи бронзы. И на первое место вышло пpямoe насилие – в самой зверской форме. Четко организованные ассирийские армии двигались от селения к селению, оставляя за собой дымящиеся развалины. Анналы ассирийских царей IX века до н. э. пестрят упоминаниями о бесчисленных массовых казнях. По подсчетам профессора И. М. Дьяконова, только с 883 года по 876 год до н. э. на территории, отошедшей к Ассирии, было истреблено или обращено в рабство не менее трети населения.

Лишь после 745 года до н. э., когда террор уже сыграл свою роль и власть ассирийцев утвердилась, покоренные народы стали не истреблять, а организованно переселять в другие места; так стремились перемешать разные этносы между собой, с тем чтобы оторвать их от родных корней и сде­лать покорными подданными Асси­рии.

Ассирийские цари «сколотили» первую в мировой истории империю, то есть государство, объединившее несколько стран. Раньше свободные или полусвободные жители мелких и мельчайших областей ре­гиона уничтожали друг друга в бесконечных междоусобных вой­нах, причем грабеж был для них высшей доблестью. На территории державы чудовищной ценою был установлен внутренний мир. Торговля, бывшая смертельно опасным занятием на рубеже бронзового и железного веков, снова расцвела, укрепились экономические связи между отдельными частями региона. Те, кто пережил грозу ассирийских завоеваний, могли теперь пользоваться относительными благами мирной жизни.

Однако такого мира хватило лет на 70–80 (срок небольшой для древней истории). Сколотив свою империю огнем и мечом, ассирийские цари много сделали для ее организации, и их опыт в дальнейшем был широко использован другими империями. Так, ассирийцы впервые в мировой истории создали систему провин­ций во главе с губернаторами. Нельзя сказать, чтобы они совсем не понимали роли идеологии в жиз­ни общества. Однако тут правители Ассирии прежде всего заботи­лись о сокрушении чужих духов­ных традиций. Они часто разру­шали храмы враждебных народов, а священные статуи богов увозили «в плен». Ту же цель, в частности, преследовали и насильственные переселения масс людей.

Но ассирийские правители не предприняли никаких попыток заменить уничтожаемые местные духовные ценности новыми, общеимперскими. Все свои войны ассирийские цари вели от имени своего верховного бога Ашшура, но не выводили его культ за пpeделы коренных ассирийских земель. Впрочем, такая попытка наверняка не принесла бы успеха. По пoнятиям той эпохи, каждый бог был господином только на своей земле. Молодая Ассирийская империя еще не могла породить идеи универсального бога. Старые традиции города-государства Ашшура оста­вались единственной идеологической опорой империи, а этого было явно недостаточно, чтобы обеспечить ей хотя бы видимость духовного единства.

В 70–60-х годах VII века до н. э. в окрепших ассирийских провин­циях под знаменем старых мест­ных богов вновь начинается брожение, а потом вспыхивают прямые восстания против централь­ной власти. На это ассирийский царь Ашшурбанапал смог отве­тить только возобновлением кро­вавого террора. Но новые страшные зверства ассирийских войск уже не могли удержать империю от рас­пада. В 670 году до н. э. завоевало свободу иранское царство Мидия, в 655 году до н. э. – Египет, в 626 году до н. э. – Вавилония. В 612 году до н. э. соединенные вой­ска Мидии и Вавилонии взяли сто­лицу Ассирии Ниневию, «логово львов».

История первой империи показала, что ни одно крупное государ­ство не может существовать сколько-нибудь долго, опираясь на одно лишь насилие. Но экономическая потребность объединения региона осталась, и вскоре после падения Ассирии между ее крупнейшими наследниками Мидией (Северо-Западный Иран) и Вавилонией началось соперничество. Окончательное столкновение было несколько отсрочено перегруппировкой сил в Иране, где гегемонию Мидии в 550 году до н. э. сменила гегемония Персии. Здесь в 550 году Мидия была побеждена Персией. Во главе нового большого государства встал царь Кир Великий из династии Ахеменидов. Этот выдающийся политик прекрасно понимал значение духовного начала в строительстве империи. Когда в 539 году до н. э. его войска почти бескровно заняли Вавилон, он издал манифест, утверждая, что цель его прихода – защита вавилонских богов от вавилонского же царя Набонида (у того действительно были конфликты со жрецами).

«Набонид, – писал Кир в своем манифесте, – удалил древние идо­лы богов. Он отменил враждебным образом ежедневные жертвы богам. Он совершенно предал заб­вению почитание Мардука, царябогов. Он всегда творил зло своему городу... Правил он жестоко... Из-за жалоб людей владыка бо­гов (Мардук. – Э. Б.) впал в гнев... Мардук, великий владыка, защит­ник своего народа, будучи доволен добрыми делами Куруаша (Кира. – Э. Б.),велел ему высту­пить против своего города Вави­лона... Он шел рядом с ним как друг, позволил ему без боя всту­пить в свой город Вавилон, не при­чинив Вавилону никакого бед­ствия...

Когда я, – пишет далее Кир, – вступил в Вавилон дружелюбно... Мардук, великий владыка, побу­дил прекраснодушных жителей Вавилона любить меня, и я еже­дневно старательно почитал его. Мои многочисленные войска всту­пили в Вавилон мирно, я не позво­лил никому пугать жителей Шуме­ра и Аккада. Я установил мир в Ва­вилонии и во всех ее священных городах... Я отменил иго, которое было наложено на них. Я принес покой в их разрушенные дома и по­ложил конец их жалобам».

Это не первый в истории образец социальной демагогии, но, безусловно, первый образец демагогии в международном масштабе. До этого времени ни один древний монарх еще не обращался таким образом к чужому народу, открыто ставя себя под покрови­тельство бога этого народа. Ко­нечно, на деле, видимо, завоева­ние Вавилонии проходило отнюдь не так идиллически, но то, что общие принципы политики Кира разительно отличались от политики «кровавой Ассирии», ясно видно из следующих строк манифеста. В них он говорит (и это подтверждает Библия), что разрешает вернуться на родину всем насильственно переселенным, а также возвращает все свезенные в Вавилон статуи богов других странвих исконные храмы. Вавилония продолжала политику перемещения народов и «хищения» богов, начатую Ассирией, и потому проиграла войну с Киром, выступившим с новой программой.

Кир говорит в манифесте: «...Я вернул на свои места в эти священные города на той стороне Тигра, в святилища, которые в течение долгого времени были в руинах, богов, которые прежде жили там. Я собрал всех их прежних жителей и вернул в их жилища... Пусть все боги, которых я вернул в их священные города, молятся Белу и Набу о долгой жизни для меня... Пусть они скажут Мардуку, моему владыке: Куруаш – царь, который почитает тебя».

Здесь впервые был сформулирован принцип, которого придерживались в дальнейшем все цари Axeменидской Персии. В каждой стране империи (а она охватывала весь Передний Восток, от Египта до реки Инда) персидский царь находился под покровительством местных богов, демонстрируя свое поклонение им. И эти боги играли роль связующих звеньев между царем и подданными его пестрой империи.

Такие действия Кира тем более примечательны, что в ирано-язычном ядре его империи роль господствующей религии играл возникший еще в VII веке до н. э. зороастризм, культ единого бога-творца Ахурамазды (которому противостоит дух зла Ангро-Майнью).

В Индии путь от железной ре­волюции к созданию государства нового типа – империи – во мно­гом схож с путем, по которому он шел на Переднем Востоке. Однако идеологические обоснования для этого социального устройства здесь были в значительной степени дру­гие, отличаясь от идеологий Ки­тая и Греции.

В древней Индии в отличие от остальных трех регионов летописи сохранялись недолго (а может быть, их и не было). История как особый жанр литературы в древ­ней Индии не существовала. Ин­дийские мудрецы свободно рассуж­дали о миллионах и миллиардах лет, которые якобы длится история человечества в целом, но конкрет­ные даты и исторические факты их интересовали весьма мало. Пер­вые дошедшие до нас древнеиндий­ские надписи были высечены на камне лишь в III веке до н. э. Первые же рассказы греческих послов, посетивших Индию, отно­сятся к концу IV века до н. э. Скудные обрывки предыду­щей политической истории можно почерпнуть только из жизнеописа­ний знаменитых религиозных дея­телей Индии. Лишь благодаря им мы кое-что знаем о государствах, современных этим вероучителям.

Косвенные сведения об истории древней Индии дают также бога­тейшие мифология и героический эпос. Эта мифология основана на сочетании мифов, принесенных в Северную Индию индо-арийскими племенами, с преданиями корен­ных жителей Индии – дравидов.

Но по таким источникам только в самых общих чертах можно вос­становить историю Индии между XIII веком до н. э., когда сюда вторглись индоарии, и IV ве­ком до н. э. Из источников (в частности, «Ригведы» – собра­ния более тысячи религиозных гим­нов) видно, что к моменту вторже­ния в Индию пришедшие из при­черноморских и северокавказских степей индоарии находились на ста­дии военной демократии. Их об­щество четко делилось на три функ­циональные группы – варны: брах­манов (жрецов), кшатриев (вои­нов-колесничих) и вайшьев (ско­товодов и земледельцев). Подобное функциональное деление сущест­вовало в бронзовом веке, видимо, у многих индоевропейских народов. Когда же в эпоху железной рево­люции весь народ оказался воору­женным, деление на воинов и производителей в значительной ме­ре утратило свой смысл и осталось по большей части в мифологии.

В Индии, однако, деление на вар­ны сохранилось вплоть до настоя­щего времени. Этому способство­вали две причины. Во-первых, здесь долго еще оставалось много сво­бодных земель, которые можно было обрабатывать самыми прими­тивными орудиями, и потому пере­ход к железному веку затянулся. Он начался в Индии, как полагают археологи, только около 700 года до н. э. Войско колесничих-кшатриев, таким образом, на про­тяжении нескольких веков оста­валось основной ударной силой индоарийского общества, и при­вилегии кшатриев закрепились в традиции. Во-вторых, все эти века были временем постепенного завое­вания Северной Индии индоариями. О жестоких сражениях с мест­ным населением (дравидами) по­стоянно упоминают гимны «Ригве­ды». В этой борьбе индо-арийское общество в целом четко противо­поставляло себя местному населе­нию. Та его часть, что не была оттеснена на юг, а подчинилась завоевателям, была организована в новую, четвертую варну – шудр, неполноправных членов общества, обязанностью которых стало обслу­живание брахманов, кшатриев и вайшьев. Противостояние трех выс­ших варн[2] низшей варне – шудр – закрепилось в индийской традиции весьма прочно. Даже потрясения раннего железного века (когда слу­чалось, что шудры добирались до царского трона) не могли ее рас­шатать.

В начале I тысячелетия до н. э. специфическая форма военной демократии в Индии, основанная на делении на варны, начинает перерастать в государственную, сохраняя многие свои особенности. В жизни молодых и сравнительно небольших государств этого време­ни война продолжает занимать весьма важное место. Одна из та­ких войн увековечена в великом индийском эпосе «Махабхарата». Центральное ее событие, битва на поле Курукшетра, произошло, по мнению современных историков, между серединой X и началом IX веков до н. э.

Дух того кровавого времени, эпохи, когда (несмотря на фор­мальное первенство брахманов) воин-колесничий кшатрий считался наиболее ценным человеком об­щества, а царь – первым среди воинов, передан в эпосе очень точно.

После наступления железного ве­ка, в VII–V веках до н. э., размеры индийских государств по­степенно возрастают, а борьба между ними все более обостряется. В IV веке до н. э. боль­шинство этих государств погло­щает империя во главе с местными династиями, сначала Нандов, а за­тем Маурьев.

Теперь на смену войску витязей-кшатриев приходят массовые ар­мии, вооруженные железным оружием. Так же, как и на Перед­нем Востоке, войны в Индии в раннем железном веке носили край-не жестокий характер. Строители будущих империй всеми средствами стремились подавить кшатрийскую вольницу, сохранившую во многом нравы эпохи военной демократии. Царь Нанда (сам выходец из варны шудров – вещь неслыханная и невозможная в бронзовом веке) получил даже прозвище «истребитель кшатриев». Император Ашока, правивший в III веке до н. э., уничтожил, по собственному признанию, только в стране Калинга 100 тысяч человек.

Но, как уже говорилось, любое государство, тем более империя, не может держаться на одном наси­лии. Империя Маурьев охватила почти весь Индийский субконти­нент. Старая политеистическая ре­лигия, унаследованная от родового строя, не могла служить духовной опорой для ее власти. Тем более что эта религия начиная с VII–VI веков до н. э. была подорвана напряженной работой религиозной и философской мыс­ли в раннем железном веке. Древ­няя Индия того времени факти­чески не знала никакой религиоз­ной цензуры. Формально монопо­лия на истолкование догматов и исполнение обрядов принадлежала брахманам. Но цари-кшатрии от­нюдь не поощряли брахманов и не поддерживали вооруженной рукой их притязания на идеологическое господство в обществе. Поэтому в VII–V веках до н. э. на дорогах и в лесах Индии поя­вилась огромная армия бродячих проповедников и отшельников, вы­ходцев из всех варн (включая и отколовшихся от традиционной религии брахманов), которые про­возглашали совершенно новые, «еретические», взгляды на богов. Некоторые из таких проповедников отрицали и самое существование богов.

В результате этих духовных иска­ний в Индии возникли новые уни­версальные религии. Они преодо­левали варновые и этнические барьеры, делившие индийское об­щество. Одно из этих учений – буддизм – в III веке до н. э. стало государственной религией империи Маурьев.

Обратимся теперь к истории третьего культурного региона – Китая. В отличие от Индии эта страна обладает богатейшей исто­риографической традицией, и мы можем детально проследить ее политическую историю в раннем железном веке. Он начался здесь в VI веке до н. э. и вскоре принес свои обычные последствия. Период V–III веков до н. э. китайские летописцы выразитель­но назвали «чжаньго» – «период сражающихся царств». В это время в Китае существовало семь круп­ных царств и 140–150 удельных княжеств, которые находились в состоянии постоянной конфронтации друг с другом. Подсчитано, что при на­селении Китая того времени в 20 млн. человек в армии всех царств входило 2 млн. 300 тыс. воинов.

Методы ведения войны во многом напоминали ассирийские. В конце концов в 221 году до н. э. Китай объединился в единую империю Цинь. Первый китайский император Цинь Ши-хуанди тут же издал указ о поголовном разоружении населения, а затем, чтобы внушить своим подданным правила новой государственной организации, развернул такой духовный (были сожжены все книги, кроме сочинений пo сельскому хозяйству, медицине, астрономии и астрологии) и политический террор, какой не имел до того аналогий в исторических анналах. В отличие от ассирийских царей Цинь Ши-хуанди в этой бойне опирался на собственную идейную платформу – легизм, созданный ранее китайскими философами. Суть легизма как учения заключалась в том, что государство (а еще точнее, его символ – император) существует только ради самого себя, своего величия. Все, что мешает этой цели, в том числе даже традиционные религиозные обряды, подлежит беспощадному искоренению.

Идеология легизма в чистом ви­де, однако, не прижилась. Империя Цинь лишь на три года пережила своего основателя, она была сме­тена крестьянским восстанием. При утвердившейся вскоре после этого династии Хань постепенно устано­вилась сложная, присущая только Китаю идеологическая система, в которой сосуществовали, взаимно дополняя друг друга и обслужи­вая различные стороны обществен­ной жизни, сразу три религии – конфуцианство, даосизм и буддизм.

В Греции – культурном центре четвертого региона, Средиземноморья, в раннем железном веке развитие пошло как бы в обратном направлении по сравнению с другими тремя. Не к империи, а наоборот: от централизованных rocyдарств бронзового века на Крите и в материковой Греции к неза­висимым друг от друга городам-государствам. Но это ни в коей мере не было регрессом. Средизем­номорье в конечном счете в I веке до н. э. стало империей с центром в Риме. Это была послед­няя по времени возникновения ве­ликая империя древнего мира. И ее позднее возникновение не было слу­чайностью. В отличие от других регионов, более однородных в гео­графическом и экономическом от­ношении, Средиземноморью, чтобы объединиться, надо было пройти гораздо более долгий путь разви­тия, создать прочные торговые свя­зи и коммуникации.

Разные части средиземноморского региона развивались весьма неравномерно. Сначала в железном веке резко вырвалась вперед Греция. Более чем какая-либо другая страна древнего мира, она была удобна для интенсивного товарообмена. Плодородной почвы мало, зато она, эта почва, идеально подходит для таких трудоемких культур, как виноград и оливки. Нехватка земли при избытке населения способствовала мощному подъему ремесленного производства. Изрезанная береговая линия благоприятствовала развитию мореходства. Греки рано стали продавать соседям вино, оливковое масло и ремесленные изделия и ввозить зерно из других стран.

Греция, таким образом, стала первой в Древнем мире страной классического товарного хозяйства. А это неизбежно повлекло за собой коренные изменения в политической надстройке и духовной жизни. Особенности природы мешали развитию крупного сельскохозяйственного производства. Средние и мелкие товаропроизводители-рабовладельцы составляли подавляющее большинство свободного населения. В большей части Греции победил строй рабовладельческой демократии, признававшей политическое равенство всех свободных. Свободные граждане греческих городов, в значительной мере освобожденные от наиболее тяжелых форм физического труда, получили неслыханные до этого возможности культурного развития. Были еще и рабы, но их ввозили по большей части из-за рубежа, они – для греков – стояли вне греческого народа.

Маленькая Греция в период свое­го максимального взлета в VI – V веках до н. э. создала огром­ное духовное богатство. Оно легло не только в основу культуры всей Римской империи, но и вошло в зо­лотой фонд нашей современной цивилизации.

...При всем своеобразии в развитии отдельных регионов, генеральная линия исторического развития была везде одинаковой: от крушения цивилизаций бронзового века через период подъема военной демократии к созданию региональных империй с духовной культурой, способствующей их единству.

Исторически сложилось так, что идеологические революции во всех четырех регионах произошли в рамках одного сравнительно крат­кого периода – между VII и V ве­ками до н. э.

Но последствия этих грандиоз­ных перемен в духовной жизни об­щества сказывались на протяжении многих столетий.