Россия в ответе за тех, кого приняла. Ответственность России за ситуацию на постсоветском пространстве

Россия является становым хребтом так называемой евразийской общности славянских и степных народов. Однако нынешние процессы этнических миграций в Евразии, так называемый «переток с юга на север», создают угрозу для будущего этой общности. Трудовые мигранты из расположенных южнее стран Средней Азии прибывают в Россию, Казахстан и Киргизстан, вытесняя попутно титульное население Казахстана и Киргизстана далее на север, в Россию. Помимо всего прочего, есть опасность проникновения в Евразию в составе трудовых мигрантов носителей радикально-исламских идей. Эта опасность отчасти уже реализуется в Казахстане, Киргизстане и в ряде российских регионов. Автор предлагает комплекс социальных, экономических, политических, демографических и т. д. мер с целью остановить этот процесс, который угрожает необратимыми демографическими и цивилизационными сдвигами в Евразии.

Russia is the backbone of the so-called Eurasian community of the Slavic and steppe people. However, the current processes of ethnic migrations in Eurasia, the so-called ‘overflow from the South to the North’ creates a threat for the future of this community. The migrant workers from the countries located to the south of Central Asia arrive to Russia, Kazakhstan, and Kyrgyzstan at the same time forcing out the indigenous population of Kazakhstan and Kyrgyzstan further to the North, to Russia. Besides, there is a threat of penetration of the representatives of radical Islamic ideas into Eurasia as a part of migrant workers. This threat is already perceived in Kazakhstan, Kyrgyzstan and in a number of the Russian regions. The author offers a number of social, economic, political, and demographic measure. to stop this process which threatens with irreversible demographic and civilization shifts in Eurasia.

Россия – становой хребет Евразийской славянско-степной общности народов. Об этом писали авторы-евразийцы еще в 1920-х гг., и при всем неприятии их антизападной, антилиберальной и антидемократической риторики (впрочем, характерной не для всех из них – такие авторы, как П. М. Бицилли[1], Р. Я. Евзеров[2], Ф. А. Степун[3], Г. П. Флоровский[4], доказывали, что приверженность европейским ценностям вполне совместима с представлениями о России как об органическом славянско-степном синтезе) автор полностью согласен с их взглядом на Россию как на таковое единство и сам неоднократно призывал к евразийской интеграции России, Украины, Белоруссии, Казахстана и Киргизстана[5].

Между тем нынешние миграционные процессы в Евразии могут иметь серьезные геополитические последствия для ее будущего. Примерно с 2000 г. обозначился громадный геополитический процесс, который можно охарактеризовать как «переток с юга на север». Он настолько серьезен, что все его составляющие нуждаются в отдельном рассмотрении.

Так, с юга в южный Киргизстан (а теперь отчасти и в Северный) «перетекают» узбеки и таджики, они теснят киргизов. Правда, первоначально они приезжают как гастарбайтеры, нанимаясь к киргизам, например, на уборку хлопка, но постепенно многие из них оседают совсем.

Так, в одном из сел Ляйлякского района Баткенской области (население села – 11 тыс. человек) уже обосновались 66 семей (то есть 300–400 человек)[6], и это только постоянно обосновавшиеся – гастарбайтеров зачастую вообще никто не считает.

Вызвано это тяжелыми (даже по сравнению с очень бедным Югом Киргизстана) условиями жизни в Узбекистане и Таджикистане, по крайней мере в сельской местности, и густонаселенностью соседних с Южным Киргизстаном районов. Так, в узбекской Фергане плотность населения еще десять лет назад составляла 140–150 человек на км² – самый высокий показатель в СНГ и один из самых высоких в мире[7], а в соседнем с упомянутым выше селом Ляйлякского района таджикском селе живет 54 тыс. человек примерно на такой же территории – в пять раз больше, чем в этом селе[8]. Кстати, и в России, по крайней мере в Пензенской области, до 40 % всех узбекских гастарбайтеров составляют выходцы из Ферганской долины, а сами узбеки – 53–56 % всех приезжих из стран СНГ (здесь и далее сведения, на которые автор ссылается без указания источников, основаны на материалах поездок автора в Саратовскую область в 1999 и 2006 гг., в Пензенскую область в 2007 г. и в Киргизстан в 2000, 2004 и 2007 гг. – Г. С.).

Самая высокая заработная плата в Узбекистане, по сообщениям узбекских гастарбайтеров (осень 2007 г.) – 125 000 сум (2500 р.). Это в Ферганской долине, в Хорезме еще меньше – 1400–1500 р. Но главное – режим Каримова в Узбекистане не дает дехканам (крестьянам) реализовать свою продукцию по рыночным ценам, заставляя сдавать ее по фиксированным, а продажа плодов своего труда в соседний Киргизстан карается жестокими санкциями, причем не только государственными, но и общественными, а именно – махаллинским (махалля у узбеков – нечто вроде старого русского «мира») судом с последующим публичным позором. При этом материальное положение «виновного» значения не имеет – автору рассказывали, например, о матери-одиночке с пятью детьми, с которой обошлись таким образом. Не имеет значения и то, что при этом все необходимое для себя, от продуктов до горюче-смазочных материалов, дехкане приобретают по рыночным ценам. Стоит ли удивляться, что многие фермеры бросают свое фермерство, так как с каждым годом зарываются в долги, чтобы расплатиться, уезжают опять-таки на заработки?[9]

Например, регистрация собственности в Киргизстане в среднем занимает 15 дней, тогда как в Узбекистане – 97 (это, конечно, в среднем, попадались мне и в Киргизстане случаи, когда собственность регистрируется по десять лет. – Г. С.). Вообще, по западным данным, ВВП на душу населения в Узбекистане упал за 1999–2003 гг. с 650 до 420 долларов, тогда как в Киргизстане за те же годы вырос с 300 до 330 долларов[10]. В 2005 г. душевой ВВП Киргизстана составлял уже 500 долларов, в 2007 г. – 590, тогда как Узбекистана – соответственно 530 и 730[11]. Таким образом, если киргизстанский душевой ВВП почти удвоился, то узбекистанский вырос на 12 %. При этом «скачки» узбекистанского ВВП вверх и вниз заставляют относиться скептически к официальной статистике, из которой, очевидно, и почерпнуты эти сведения.

Среди тех, кто ищет заработка в киргизстанском государстве, преобладают, как и следовало ожидать, жители Ферганской долины – самого близкого к Киргизстану региона. Но дело не только в географической близости, но и в особо тяжелых социально-экономических условиях. Если в Узбекистане в целом уровень безработицы, вопреки официальным данным, составляет 20 %, то в Ферганской долине – все 30 %. Вот еще одно сообщение о жизни в Ферганской долине, приведенное агентством «Фергана.ру». Некто Мухтар, побывавший в одном из кишлаков Ферганской долины («названия кишлака не скажу, хотя во всех кишлаках одинаковая ситуация»; вообще, анонимность среди узбеков, сообщающих о тяготах жизни – нормальное явление), «не смог удержаться и решил написать». Приводим выдержки из его письма:

«…Сами кишлаки превращаются в развалины, напоминают отдельные аулы в степях, в то время как в городах вовсю строятся ненужные объекты. Проблема с водой, газом, электричеством, хотя вовсю кричат, что мы – самая газифицированная страна в СНГ. Когда-то во всех кишлаках был клуб, общественная баня, общественная библиотека и здание сельского совета. В данный момент все эти здания проданы, снесены, чтобы продать стройматериалы. На их местах – развалины…

Смертность среди населения растет, люди умирают от сердечных приступов часто. Растет количество самоубийств, часто мужчин, у которых много долгов и они никак не могут прокормить семью… Сколько людей умерло за полгода, когда население кишлака не такое уж большое…» Неудивительно, что в мечети, куда рассказчик зашел на молитву по случаю религиозного праздника, он встретил только стариков и детей, остальные уехали на заработки в Россию и Казахстан[12].

Не все, конечно, уехали из кишлаков, ищут узбеки работу и дома: группы поденных рабочих (мардикоров) можно встретить во всех городах и селах Узбекистана. С раннего утра, готовые к любому, самому тяжелому и низкооплачиваемому, труду, они выстраиваются по обочинам дорог, поджидая заказчиков. Но если дневной заработок мардикора в Узбекистане составляет максимум три-четыре доллара в день, то на киргизских полях (а в Киргизстан едут в основном работники сельского хозяйства) – 7–8 долларов. Не российские, конечно, заработки (в той же Пензе на стройке можно заработать до 600–700 долларов в месяц), но все же… Кроме того, киргизские фермеры обеспечивают узбекских гастарбайтеров бесплатным горячим питанием. Раньше последнее было и в Узбекистане, наемных работников полагалось кормить если не трижды в день, то хотя бы обедом, но вот уже лет десять как этого нет.

Основной источник заработка для узбекских сельскохозяйственных рабочих в Киргизстане – хлопок. Так было и в 2007 г. При этом, в то время как Узбекистан уже громогласно заявил о выполнении плана по сдаче хлопка, в сельских районах горной Киргизии в середине октября только приступали к его сбору. Недавно фермеры Базар-Коргонского района Джалал-Абадской области направились в Узбекистан, чтобы набрать наемных работников для сбора урожая, с которыми они сотрудничают уже не один год. Многие из них уже нанимали граждан Узбекистана начиная с ранней весны.

Однако теперь, похоже, им придется собирать урожай без умелых рук узбекских хлопкоробов: по прибытии на границу киргизским фермерам официально сообщили, что администрация Пахтаабадского района Андижанской области запретила гражданам Узбекистана участвовать в сборе урожая хлопка в соседней Киргизии.

И Пахтаабадский район – не исключение. По информации работодателей из Киргизстана, а также источников из Ферганской и Андижанской областей Узбекистана, узбекистанцам, которые игнорируют требования властей и все же отправляются на заработки за границу, местные власти отключают электричество и газ. Для фиксации подобных «незаконных» передвижений на пограничных постах кроме милиции и таможенников присутствуют и представители местных хакимиятов (администраций). Из сказанного ясно, что инициатива явно не местная, а, скорее всего, исходящая из центра. Кстати, для борьбы с «незаконными торговцами», едущими в Киргизстан, еще с 2004 г. помимо милиции использовались отряды «краснопалочников», то есть дружинников, только название заимствовано из 1920-х гг., из эпохи борьбы с басмачами.

Мотив запретов: Узбекистан – региональная «великая держава», бесспорный лидер, так что зазорно его гражданам ехать зарабатывать в какой-то Киргизстан. Непонятно, правда, почему же это «великий» Узбекистан не может обеспечить своим гражданам доходы хотя бы такие, как в «каком-то» Киргизстане (где поденщики – «мардикеры» – получают в среднем в полтора-два раза больше узбекских).

Все это происходит в то время, когда официально продолжает действовать утвержденное правительствами обеих стран соглашение о безвизовом пересечении границы. Граждане обеих республик могут, согласно этому соглашению, легально и беспрепятственно находиться на территории соседнего государства до 60 дней.

«Если и дальше к нам не будут пропускать людей (рабочих из Узбекистана. – Г. С.), то наш урожай просто пропадет, а соседи не смогут заработать денег», – беспокоились осенью 2007 г. киргизские фермеры[13]. Однако куда хуже другое, и не только для Киргизстана.

Если подобная политика получит дальнейшее развитие, например применительно к России, Казахстану и т. д., то что станут делать гастарбайтеры? Едва ли они останутся дома, поскольку необходимость заработать никуда не исчезнет, а дома явно много не заработаешь. Скорее, будут декларировать при пересечении границы какие-то иные цели, как делает уже и сейчас большинство среднеазиатских мигрантов в России. Так, в Сердобском районе Пензенской области из приехавших за январь – сентябрь 2007 г. 115 узбеков ни один официально не заявил, что приехал с целью работы, а в Нижнеломовском районе это сделали только семеро узбеков из 41. В Кузнецком районе из 36 узбеков и таджиков, приехавших работать, конкретная работа указана только у 9 и т. д. А еще больше гастарбайтеров будут просто вынуждены оставаться в России, Казахстане, Киргизстане навсегда.

Уже в 2004 г. отдельные узбеки перебирались в южнокиргизские области насовсем – они арендовали участки у киргизов, которые, будучи по менталитету скотоводами, не всегда склонны сами обрабатывать землю. Пока этот процесс не принял массового характера. Так, в 2002–2006 гг. в три южнокиргизские области (Баткенскую, Джалал-Абадскую и Ошскую) прибыло на ПМЖ 1555 человек из Узбекистана и Таджикистана, а в г. Бишкек и Чуйскую область – 1944[14], причем неясно, все ли они узбеки и таджики (о переселении из Таджикистана киргизов я еще скажу). Но, во-первых, как мы уже видели, далеко не все мигранты учитываются, даже в России с ее неизмеримо большими возможностями учета и контроля, а что говорить о Киргизии!

А во-вторых, как уже говорилось, в связи с упоминавшимися изменениями в политике Узбекистана в отношении трудовых мигрантов ситуация может и измениться, и не только в Киргизстане. Во многих российских областях, как уже говорилось, тоже узбекские мигранты преобладают. В качестве примера – опять же Пензенская область.

Так вот, что будет, если число «невозвращенцев»-узбеков возрастет? А оно и сейчас немаленькое. Мне пришлось осенью 2007 г. в Пензенской же области сталкиваться с узбеками, которые, проработав много лет в России, решили вернуться домой. Эпопея с их возвращением достойна романа в стиле Кафки, однако более интересно то, как они устроились на родине. Вот рассказ одного из них.

Сначала, пока он распродавал оставшиеся от работы в России автозапчасти, жить было можно. Но вот запчасти кончились, а работы нет. Одно время он устро-ился заместителем директора издательства, но это – «одна слава, что замдиректора» – оклад, эквивалентный 1200 российским рублям. Зато два месяца в году необходимо было отработать на хлопке при дневной норме сбора 10 кг. Пожилые женщины, которых было большинство среди сотрудниц, не могли выполнить ее, за что рассказчик неоднократно получал нагоняи в хакимияте.

Вообще это норма – женщины работают в полях с 8 до 17 часов за 3–3,5 тыс. сумов (60–70 р.) в день (данные опять же по Фергане, в других регионах Узбекистана по приводившимся пропорциям плата может быть ниже, поскольку, как уже говорилось, в Хорезме, к примеру, заработная плата составляет примерно 60 % от ферганской). Когда одна семья, нанявшая четырех женщин, пожалела их и немного переплатила, это вызвало нарекания соседей: зачем, мол, подняли ставку. Работают в поле и пенсионеры (получая 74 сума, то есть 1 р. 48 коп. за килограмм), и дети («хотя б один килограмм собрал – хоть что-то»). Дети уже забыли, что такое игры – кто-то отвечает за баранов, кто-то за совсем маленьких братьев и сестер и т. д.[15]

Но больше работать просто негде: в Коканде стоят все предприятия, кроме нескольких молочных заводов и одной швейной фабрики, совместных с Россией. В соседнем Андижане, например, легче – там функционирует филиал фирмы «Daewoo». А зарабатывать надо. Так, у матери рассказчика пенсия 28 000 сум (560 р.), при этом день в больнице стоит 17 000. А в бесплатной больнице – «заболеешь еще больше», например зимой простудишься. Женщина сама выписалась пораньше, еще не поправившись, чтобы не разорять сына. Для сравнения: в России он, хоть и иностранец, получил страховой полис и 24 дня пролежал в больнице с воспалением легких. «В Узбекистане я за 24 дня, наверное, без дома бы остался!» – восклицает он. И действительно, упоминавшийся нами Мухтар говорит о могиле дочери школьного учителя 1985 г. рождения, у родителей которой не оказалось денег на ее лечение от желтухи[16].

В итоге рассказчик вернулся в Россию. «И хочется домой, – говорит он, – но что там делать, где работать?» Вернулся без денег, без машины, квартиру его уже сдали другим. Но и тут без вида на жительство тяжело – своего предприятия не откроешь, приходится на других оформлять. Он сам, например, оформил так индивидуальное частное предприятие по пошиву чехлов для мебели. Он очень признателен местной жительнице, согласившейся оформить его на себя, и друзьям-армянам, которые помогли ему.

Короче говоря, узбекам приходится перебираться к северным соседям на более или менее далекие расстояния – от соседнего Южного Киргизстана до далекой России. В результате уже есть угроза, что узбеки, составляя большинство в Южной Киргизии, со временем возьмут ее «в пользование». Уже сейчас на юге Киргизстана постепенно растет доля узбекского населения – это единственная нетитульная этническая группа, доля которой в населении Киргизстана неуклонно возрастает с 1959 г. Так, с 1959 по 1989 гг. по данным соответствующих переписей населения доля узбеков выросла с 10,4 % в 1959 г. до 12 % в 1989 г., а в настоящее время уже находится на уровне минимум 15–16 %, превысив долю русских. Вопрос о том, в какой мере этот рост связан с естественным приростом, а в какой – с притоком мигрантов из Узбекистана, остается открытым.

В прессе Киргизстана уже обсуждается «косовский» вариант для юга. Правда, тут же следуют две оговорки. Во-первых, киргизстанским политикам, дескать, не свойственно разыгрывать карту сепаратизма в своих интересах. Ну, это возражение из серии «не может быть, потому что не может быть никогда». Второе возражение серьезнее: проживающие на юге узбеки совсем не хотят присоединяться и себя с Узбекистаном не ассоциируют[17]. Это действительно так, автор сам неоднократно в этом убеждался, но останется ли это обстоятельство в силе, если власть в Узбекистане поменяется?

А ведь последнее весьма реально. Вышеописанный произвол каримовского режима и его отдельных чиновников толкает узбеков в объятия исламских радикалов. Помимо чиновничьего произвола, в Узбекистане имеет место – и толкает народ туда же – и преследование верующих. Так, в Навоийском областном управлении СНБ (КГБ) в первой половине октября 2007 г. недели две допрашивали всех местных жителей, посещающих мечеть Косим Шейх, после того, как в священный месяц Рамазан несколько десятков человек провели в мечети «ночь могущества и предопределения». При этом допрошенным «советуют» не ходить в мечеть, а молиться дома. Каждая машина, припарковавшаяся в эти дни возле мечети, фиксируется сотрудниками компетентных органов, многих пришедших вычисляют именно по номерам машин[18].

В Пензенской области мне довелось слышать рассказ ферганского узбека (по понятным причинам опять-таки не представившегося) о том, как режим Каримова преследует своих подданных и обвиняет в «исламском экстремизме», например, за пятикратное посещение мечети, и тогда я счел это преувеличением. Но после прочтения сообщений агентства «Фергана.ру» мне ясно, что если это и преувеличение, то не очень большое.

Набирает силу «Хизб ат-Тахрир аль ислами» (далее – ХаТ) – организация, созданная еще в 1953 г. и ставящая своей задачей ни много ни мало свержение всех без исключения мировых правительств как «шайтанских» и создание «Всемирного Исламского Халифата». Правда, они формально выступают за мирные методы борьбы и даже осуждают других исламистов (того же бен Ладена, например) за насилие, но одна только форма их организации – каждый ее рядовой член знает только свою пятерку и непосредственного начальника – наводит на совсем иные мысли. Да и сотрудничество с формально осуждаемыми ваххабитами, как одно время неправильно было принято называть сторонников бен Ладена, налажено у них в Южной Киргизии по крайней мере до уровня областных духовных управлений.

Так вот, еще в 2000 г. ХаТовцы говорили мне, что у них 10 000 сторонников в Джалал-Абаде и «треть всего узбекского населения» (то есть тысяч тридцать) в Оше (областные центры Юга Киргизстана). С тех пор процесс продолжает развиваться. На конец 2007 г. в Ошской области насчитывалось около 70 человек, искавших политического убежища, по большей части из Узбекистана. Это официально, неофициально их, по данным правозащитных организаций, в разы больше, просто они не обращаются в миграционные службы, так как одни не верят, что можно получить статус беженца, а другие надеются скоро вернуться. Но, немного «придя в себя», перебежчики с Юга спешат на Север Киргизстана, подальше от границы и поближе к инстанциям, в том числе и международным[19]. Сколько среди них ХаТовцев, неясно, но, думается, немало.

Удивительно ли, что с 2000 г. они существенно усилились и сейчас активно действуют в Киргизстане в целом. Уже в 2001 г. из 2000 действовавших мечетей только 921 прошла официальную государственную регистрацию, и вообще традиционный ислам в Киргизстане постепенно сдает позиции ХаТ и им подобным. Сплошь и рядом красивые новенькие мечети строятся рядом с «разваливающимися от бесхозяйственности» школами, а то и на их месте, и это рассматривается многими в Киргизии как вызов светскому просвещению. Сплошь и рядом арабские, например, инвесторы в экономику Киргизстана ставят в качестве условия возведение в районе приложения инвестиций N-ного числа мечетей[20]. И больше половины из них – неофициальные. А чьи же?

Итак, уже в 2004 г. ХаТ разбрасывал листовки в Караколе (центр Иссык-Кульской области), значительно возросла его активность в Токмаке (столичная Чуйская область). Рассчитана эта активность в основном – ввиду упоминавшейся уже относительной слабости ислама у киргизов – на местное уйгурское и дунганское население. Держатся также упорные слухи о подготовке исламистами боевиков: например, по некоторым сведениям (проверить которые у меня не было возможности), в Григорьевке (северо-восточное побережье Иссык-Куля) исламисты обучают местную молодежь восточным единоборствам. Причем если в 2000 г. «Хизб ат-Тахрир» в своих листовках открыто критиковал только правительство Каримова в Узбекистане, то в 2004 г. впервые появились открытые выпады и против руководства Киргизстана. «Эй, киргизстанские начальники, – так буквально было написано в одной из их листовок, – вы с кровопийцей Каримовым одной веревочкой повязаны!»

Идут аресты ХаТовцев и в Таласской области. А накануне выборов 16 декабря 2007 г. (на момент написания статьи еще не состоявшихся) ХаТовцы начали внедряться в те или иные политические партии, говоря, например, кандидатам от них: «Если ты хочешь, чтобы за тебя голосовала наша махалля, то обещай проводить в жизнь исламские принципы». Пресса отмечает и совпадение интересов части киргизстанской оппозиции с ХаТ[21]. Не гнушается последняя и прямыми провокациями. Так, недавно в Бишкеке, Караколе и ряде мест Юга кем-то были разбросаны листовки с призывом проголосовать за партию «Эркин Кыргызстан» («Свободный Киргизстан») и установить исламское государство. Лидер этой партии отмежевался от листовок, сейчас идет разбирательство[22].

Весной 2005 г., как известно, состоялось восстание в Андижане. Специалист-исламовед Ширин Акинер из Лондона при опросе самых разных людей, от по определению не симпатизирующих режиму Каримова местных правозащитников до работников тюрьмы, которую атаковали повстанцы, пришла к выводу, что это был не спонтанный бунт, а хорошо организованное выступление[23].

Восстание было подавлено, но причины, толкающие народ в объятия ХаТа, с тех пор никуда не делись, скорее усилились. Так вот уже тогда ХаТ разбрасывала листовки в Павлодаре, русском по преимуществу городе Северного Казахстана, обвиняя Каримова в зверском подавлении восстания и гибели 10 000 человек при официальной цифре погибших 250 (по данным самих повстанцев – 1500), причем Ш. Акинер, на мой взгляд, достаточно убедительно доказывает, что первая цифра ближе к истине. О росте религиозного экстремизма говорит и нападение весной 2007 г. на баптистского пастора киргиза Сарыгулова в Джалал-Абаде.

Все эти процессы вызывают и «переток» киргизов c Юга на Север, каковой начал вызывать опасения у киргизстанского истеблишмента еще с 2000 г.[24], а после «тюльпановой революции» 2005 г. значительно усилился, что прослеживается по областям в данной таблице.

Таблица

Окончание табл.

Всего за 2002–2006 гг. с Юга выехало 17674 человека, из них 11332 киргиза, 6028 узбеков и по двум областям 314 таджиков[25].

А теперь сопоставим эти данные с данными по Таласской области, откуда в 2006 г. официально выехало 566 человек на ПМЖ[26] и 2000 на заработки (в том числе 900 в Казахстан, а остальные – в Россию), а в 2007 г. на заработки, по моим подсчетам, выехало 4–5 тыс. человек. Получается, что при таких пропорциях в 2002–2006 гг. на заработки должно было выехать из трех южных областей примерно 70 тыс. человек, из них 30 тыс. за один 2006 г., а в 2007 г. – от 60 до 80 тыс. При этом при росте оттока представителей всех этносов среди выезжающих непрерывно растет доля киргизов – от 45–60 % в 2002 г. до 60–80 % в 2006 г.

Помимо России и Казахстана, южане перебираются и на Север Киргизстана. Еще тогда, в 2000 г., высказывались опасения, что этот приток населения не может не осложнить положение и на Севере[27]. И действительно, немалую роль в известных событиях конца марта 2005 г. в Бишкеке сыграли как раз выходцы с Юга – неприкаянные, не имеющие в значительной части ни нормального жилья, ни нормальной работы, они стали весьма удобным «человеческим материалом» как для «тюльпановой революции», так и особенно для связанных с ней погромов. Сейчас же, по некоторым данным, начался захват этими переселенцами с Юга участков земли под Бишкеком. При этом надо учесть, что выходцы с юга более исламизированы, чем северяне, хотя по меркам оседлой Средней Азии тоже слабо.

Так вот, по некоторым данным, в 2005–2006 гг. в селах Чуйской области действовали официальные или полуофициальные разнарядки, сколько переселенцев с Юга должно принять то или иное село (в среднем по одной семье на 100–150 дворов). Так что в прессе Киргизстана южан уже сравнивают с Кокандским ханством, завоевавшим Северную Киргизию в 1820–1830-х гг., – так, мол, и они завоевали «окультуренный русскими Север». Во всяком случае, недвижимость в Бишкеке и окрестностях теперь покупают в основном южане[28]. Растет их влияние и во властных структурах, да и как бы иначе могли действовать установки на прием такого-то числа южан северными селами?

Уезжают киргизы и из Таджикистана. Например, из контролировавшегося в 1990-х гг. исламистами Джиргатальского района (где киргизы составляли большинство) еще до 2000 г. выехало 11 000 лиц киргизской национальности, причем причины выезда достаточно прозрачны: контролировавшие этот район силы Объединенной таджикской оппозиции (то есть исламистов), например, заставляли киргизов молиться по пять раз в день, а их женщин – носить паранджу. Так вот, из них 7000 перебрались на север и только 4000 поселились в окрестностях Оша.

Это все, в свою очередь, нарушает и без того хрупкий этнический баланс между киргизским и «русскоязычным» населением и в северном Киргизстане. Численность русских, украинцев и немцев только с 2001 г. по начало 2006 г. сократилась с 611 до 528 тыс.[29], к началу 2007 г. – до 510,5 тыс., а, например, в Таласской области осталось чуть более 6 тыс. (менее 3 % населения), в Джалал-Абадской – чуть более 12 тыс. (чуть более 1,2 %), в Ошской – вообще 0,15 % (2 тыс. из 1,3 млн)[30].

И оттоком европейцев дело не ограничивается. Едут на заработки в Россию и Казахстан и сами киргизы. В странах СНГ их официально насчитывается 700– 800 тыс.[31], а, например, в одной Москве – до 150 тыс.[32] А только с января по апрель 2007 г. гражданами России стали 30 000 киргизстанцев[33]. При этом надо учесть, что не все уехавшие попадают в статистику.

Едут дунгане – например, после дунганских погромов весной 2006 г. в с. Искра Чуйской области несколько сот их переехало в Россию, в основном в Саратовскую область, и в Казахстан.

Однако «переток» в Россию тюрков-степняков в рамках евразийского единства – дело обычное. Уже во времена Владимира Мономаха кипчаки в массовом порядке переселялись на Русь, крестились и т. д. А вот массовый «переток» оседлых мусульманских народов, дунган в том числе, – явление необычайно новое. Раньше они переселялись только в отдельные регионы, например бухарцы (узбеки и таджики) в Западную Сибирь в XVI–XVIII вв.

Сейчас в Пензенской области 14 000 выходцев из СНГ, 53–56 % из которых, как уже говорилось, составляют узбеки. В Татарстане 36 000 среднеазиатских мигрантов, в Башкирии – 30 000, а в Самарской области каждый 14-й житель – мигрант, в основном из Средней Азии.

Уже сейчас поступают сообщения о зачистках органами ФСБ организаций ХаТ в Татарстане, Башкирии, Чувашии, Оренбуржье (а также украинскими силами безопасности в Крыму. – Г. С.) или о том, что еще одна радикально-исламская организация – «Исламский Джамаат» – готовила взрывы на праздновании тысячелетия Казани в 2005 г.[34]

Напомню, что огромные пространства Поволжья ниже Нижнего Новгорода, Причерноморья, Предкавказья, Южного Урала, Южной Сибири геополитически представляют собой единое евразийское степное целое с Казахстаном и плавно переходят в него, четкой границы между славянской и степной частями евразийской общности нет и никогда не было. Тем опаснее, если эта территория окажется во власти чуждых евразийской общности сил. На российско-казахстанской (скажем) границе они не остановятся.

Автор еще десять лет назад предупреждал о геополитических последствиях такого сценария развития событий, о том, что в предельном варианте от России может остаться только то, что было до взятия Иваном Грозным Казани. Правда, тогда в качестве главной причины такого возможного сценария я указывал не «переток» узбеков и таджиков, а угрозу настоящей, глубокой исламизации казахов и киргизов[35]. Но, во-первых, с геополитической точки зрения результат будет тот же, а как именно произойдет смена слабо исламизированного евразийского населения на настоящее мусульманское, не суть важно, а во-вторых, второй процесс тоже идет: «перетекающие» на Север южные киргизы более исламизированы по сравнению с северными, хотя все равно недостаточно по сравнению с узбеками и таджиками. И вот уже на намазе Орозо-Айт в Бишкеке в 2007 г., по неофициальным данным, присутствовало от 110 до 123 тыс. человек, вдвое больше, чем в 2006 г.[36] Ну а рост за последние три года на улицах киргизских городов числа женщин в хиджабах, мужчин в фесках и с бородами и т. д. виден и невооруженным глазом, хотя их доля все равно невелика по сравнению с основной массой киргизского населения.

При этом надо еще учесть, что США и их союзники пока хоть как-то удерживают талибов в Афганистане, и вспомнить, что в 1999–2000 гг., до оккупации Афганистана странами НАТО, исламисты с каждым годом все активнее вторгались и в Ферганскую долину, включая и киргизскую ее часть, и в Южный Узбекистан, и на 2001 г., по ряду данных, планировалось еще более масштабное вторжение. Надо учесть, что диктатура П. Мушаррафа сдерживает исламистов в Пакистане – стране, население которой превышает российское. Нетрудно просчитать последствия падения светского правительства в Пакистане и весьма возможного ухода войск НАТО из Афганистана для Евразии. Последствия крушения евразийского пространства «до Казани» примут характер глобальной геополитической катастрофы.

Между тем проблема не только в том, что подобный вариант развития событий привел бы к весьма негативным последствиям для самой России, хотя с точки зрения прагматического подхода к политике эта причина, безусловно, должна быть главной. Но кроме того, Россия, как страна, цивилизовавшая эти народы, европеизировавшая их, повязанная с ними огромным количеством экономических, культурных, этнических, цивилизационных и т. д. уз, – Россия, перефразируя известную фразу Сент-Экзюпери об «ответе за тех, кого приручили», отвечает за тех, кого она к себе приняла. Речь идет, понятно, не обо всех народах бывшей Империи, но о тех, кто в свое время вошел в ее состав добровольно, то есть о евразийских народах, к каковым относятся и казахи, и киргизы.

Что же делать?

Во-первых, надо обратить самое серьезное внимание на то, что евразийское пространство «пустеет» своими исконными обитателями – славянами и степняками. Не только русское население в том же Киргизстане сокращается – во многих районах сокращается и киргизское. Так, в Чуйском (Токмакском) районе Чуйской области многие села опустели, только за первые 9 месяцев 2007 г. из района выехало на заработки 2500 человек, в том числе 1676 из самого Токмака, тогда как за весь 2006 г. – 933 (из них 254 – в Россию и 650 – в Казахстан; по району за 2006 г. данных нет). В Араванском районе Ошской области в селах остались только те мужчины, у которых нет денег доехать даже до Казахстана, а в основном – женщины, дети и старики. Рабочих рук осталось так мало, что во многих районах Юга даже некому косить сено, и его возят с Севера. Пустое место занимают, как мы уже видели, таджики и узбеки, они наряду с выходцами из Китая (сами китайцы, дунгане, уйгуры), турками и курдами составляют те группы нетитульного (некиргизского) населения, доля которого в общем населении страны растет, а не сокращается.

Так вот, необходимо повышать рождаемость в самой России; пока она низкая, процесс «перетока с юга на север» будет продолжаться. Как это сделать, автор уже писал, здесь повторю вкратце. Поощрение рождаемости без ограничений необходимо только в регионах с очень низкой рождаемостью, скажем, со средним количеством детей в семье менее двух, а в других регионах – только до третьего ребенка, тогда как в регионах с избыточной рождаемостью, скажем, со средним количеством детей в семье более четырех (хотя эти цифры берутся здесь условно, в реальности их должны определять профессиональные демографы), за «избыточных» детей, напротив, должны вводиться санкции, аналогичные китайским[37].

Из этого не следует, что Россия не должна, во-вторых, делать все от нее зависящее, чтобы поддерживать стабильные и обеспечивающие нормальное развитие режимы в странах региона. Тот же Казахстан как раз дает пример такого режима, в результате в страну возвращаются многие казахи из России и других стран, включая тех, кто, например, в Саратовской области жил еще в советское время. Возвращаются и многие уехавшие русские, – та же Саратовская область еще в 1999 г. была забита уехавшими из Казахстана, теперь эта проблема куда менее актуальна. В перспективе Казахстан в принципе может даже перехватить у России лидерство в Евразии[38].

А вот с каримовским Узбекистаном надо быть посдержаннее. После подавления восстания исламских радикалов в Андижане в мае 2005 г. Россия и Узбекистан резко улучшили свои отношения. Да и раньше Россия многое прощала Каримову как борцу с исламским экстремизмом, как прощает ему сейчас многое (например, изгнание американских военных баз со своей территории) и Запад – по той же причине.

Но как бы ни был настроен режим Каримова бороться с исламскими радикалами, если он своей политикой, с одной стороны, толкает свой народ в объятия этих самых радикалов, а с другой – выталкивает его на север, в Евразию, то впору вспомнить поговорку о «друзьях, с которыми никакие враги не нужны». Другое дело, что реальной неэкстремистской альтернативы Каримову сейчас, пожалуй, нет, поэтому надо действовать методом воспитания. И на всякий случай совместно с Казахстаном и Киргизстаном укреплять совместную южную границу. Для начала неплохо было бы прислушаться к доводам той части киргизского истеблишмента, которая призывает вернуть для охраны рубежей своей страны российских пограничников.

В-третьих, необходимо помнить и о том, что политической стабильности не будет без стабильности экономической. Между тем основное традиционное занятие киргизов – экстенсивное кочевое скотоводство – исчерпало себя, пастбища республики не в состоянии нормально прокормить более 8 млн голов овец. К концу советской эпохи поголовье последних достигало 13–14 млн, что поставило паст-бища не грань необратимой экологической катастрофы. Непродуманные рыночные реформы привели к тому, что к 1998 г. поголовье сократилось до 1 млн овец, но затем оно снова стало расти и сейчас достигает уже 4 млн. В 2006–2007 гг. в ряде регионов снова начали использоваться заброшенные было дальние пастбища. И что будет, когда поголовье снова перейдет критический рубеж в 8 млн (такими темпами это произойдет лет через десять), если уже и сейчас сотни тысяч людей не могут устроиться в Киргизии и едут в Россию и Казахстан? Выход, на наш взгляд, в интенсификации скотоводства по технологиям австралийско-новозе-ландского образца: в результате использования данных технологий Новая Зеландия, занимая площадь на 35 % больше Киргизстана (269 тыс. км²), может содержать 70 млн голов овец. О конкретных мерах по интенсификации, которые, по моему мнению, могут быть применены, я говорил в своей работе, посвященной киргизскому сельскому хозяйству, со ссылкой на непосредственно занимавшихся этой проблемой специалистов[39]. И без содействия России, вероятно, и тут не обойтись.

Вообще отрадно, что Россия экономически внедряется в Киргизстан, обеспечивая работу многих отраслей его промышленности. Так, сейчас ведутся переговоры о выкупе Россией 37 % (государственного пакета) акций ОАО «Дастан» (предприятие по выпуску подводных лодок)[40] (по другим данным, государственный пакет составляет 32 %, но в случае признания незаконной приватизации 20 % акций может вырасти до 52–57 %, то есть до контрольного пакета). Скупаются (через компанию «Газпромнефть» и другие) бензозаправки. Россия собирается участвовать в строительстве Камбар-Атинской ГЭС и т. д.

Далее, в-четвертых, пора наконец делать все зависящее от России, чтобы духовное влияние радикального ислама нейтрализовалось влиянием европейской культуры. Вспомним, что еще в 1762 г. казахи просили Екатерину II «оградить их от пропаганды ислама и обратить в православие»[41]. Просьбы неоднократно повторялись в дальнейшем, например в 1837 г., когда казахи Среднего Жуза просили «мечетей не заводить, ахунов и указных мулл не определять»[42]. Проводить политику христианизации местного населения советовали Ч. Ч. Валиханов[43], М. И. Венюков[44], В. А. Липский (последний называл киргизов «племенем даровитым, чуждым мусульманской инертности и мертвенности, способным к [европейской] культуре»)[45] и т. д.

Однако эти призывы не были услышаны ни тогда, ни позднее. Сейчас ситуация, безусловно, иная, и надо действовать по-другому. Для начала, например, России не мешало бы присоединиться к демаршу Европы и США, осудивших администрацию Киргизстана за фактический запрет проповеди «нетрадиционных религий»[46].

В-пятых, необходимо в корне пересмотреть геополитическую концепцию. США и их союзники в действительности отнюдь не заинтересованы в распаде России на отдельные составляющие по очень простой причине: почти все эти «составляющие» будут поглощены отнюдь не дружественными Западу силами – Китаем и исламскими радикалами. Отношение США к территориальной целостности России изменилось бы в том случае, если бы им удалось заполучить контроль над нашим ядерным оружием – тогда они могли бы предотвратить попадание постсоветского пространства под власть указанных сил и при распаде России, экономически же им легче иметь дело с отдельными государствами, чем с великой державой[47]. Но уж если США не удалось заполучить контроль над нашим ядерным оружием в 1990-х гг., то теперь тем более не удастся.

Понятно, нашим «борцам за несвободу» (по выражению Е. Евтушенко), вроде А. Дугина и М. Леонтьева, Запад ненавистен именно как родина уважительного отношения власти к «простому» человеку – здесь впору перефразировать известную римскую пословицу: «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты». А вот исламский экстремизм с его отрицанием демократии, поскольку надо «управлять народом, а не идти у него на поводу»[48], им очень симпатичен как естественный союзник в борьбе с демократиями.

Этим, очевидно, и объясняется дурная российская внешнеполитическая традиция, начавшаяся примерно с 1815 г., – поддерживать любые силы, враждебные Атлантическому Западу. Такая политика неоднократно кончалась плохо для России, однако желающих ее продолжать и сейчас немало, даже несмотря на то, что сейчас, с концом эпохи «европоцентризма», эти антиатлантические «друзья» вполне могут угрожать самому существованию России, каковой угрозы раньше все же не было. Связана такая политика с классовыми интересами «борцов за несвободу» – представители обреченной, уходящей системы всегда готовы пожертвовать своей нацией ради спасения своего класса. Применительно к Дугину автор об этом уже писал более подробно[49].

Возразят, что это Запад идет на конфронтацию, в частности создает систему ПРО у наших границ. Но вспомним: в первый путинский срок усиление и укрепление страны не мешало ей оставаться демократической. Главное же – Россия тогда не считала Запад неким «абсолютным злом», в борьбе с которым хороши любые союзники. Сегодня М. Леонтьев готов объявить военное присутствие США в Афганистане частью «холодной войны» против России. Некоторые другие «борцы за несвободу» договариваются до того, что обвиняют США в поддержке исламских радикалов (того же ХаТ) против режима Каримова. Очевидно, уже имеющихся проблем с Ираком, Ираном, Афганистаном американцам мало, им надо, чтобы исламские радикалы победили еще и в Узбекистане!

А вот в 2001 г. Россия поддержала действия США по разгрому «Талибана», после которого, как уже говорилось, прекратились вылазки радикальных исламистов на южных рубежах СНГ, имевшие место в 1999–2000 гг.

И в отношениях со странами СНГ наметился прорыв: в мае 2003 г. был подписан договор о Едином экономическом пространстве – впервые с участием Украины (но без Киргизстана, что я тогда же назвал ошибкой). А вот после того, как власть начала «закручивать гайки» (одна отмена выборов губернаторов чего стоит!), и чем дальше, тем громче зазвучали голоса «борцов за несвободу», – и в странах СНГ пошли «цветные революции», и отношения с Западом резко ухудшились.

Между тем еще в 2000 г. бывший премьер Казахстана А. Кажегельдин призывал к интеграции стран СНГ на демократической основе: поскольку Россия – самая демократическая страна в СНГ, то ей необходимо поднимать знамя борьбы не за права русских в бывших республиках СССР, а за права человека вообще. Объективно это на 80 % все равно будет борьба за права русских, но такой подход не оттолкнет от России местное население, скорее наоборот[50]. Итак, в-шестых, демократизация страны для начала хотя бы до уровня 2003 г., а в-седьмых – стремление к евразийской интеграции на демократической, правозащитной основе.

И наконец, необходимо бороться с монополизмом. Низкая рождаемость в стране объясняется, помимо всего прочего, и тем, что дорожает жилье, и вот уже квартира в Москве стоит в разы дороже виллы на Адриатическом море или Золотых песках (написано до кризиса, примечание марта 2009 г. – Г. С.). А теперь уже дорожает не только жилье; все это – результат монополизации жилищного, а теперь чем дальше, тем больше и остального рынка друзьями и родственниками номенклатуры.

Это, в свою очередь, стало результатом отсутствия достаточного уровня демократии и контроля над властью со стороны гражданского общества, способного противостоять номенклатурному беспределу. Так что необходима демократизация и демонополизация не только политическая, но и – в первую очередь! – экономическая. Иначе Россия вполне может еще при жизни нынешнего молодого поколения совсем исчезнуть с лица земли. А вместе с ней – и евразийская общность. А вместе с последней – и геополитическое равновесие на материке Евразия и во всем мире.