Теория, методология и философия истории: очерки развития исторической мысли от древности до середины XIX века. Лекция 4. Философско- историческая мысль в Средние века. Византия, Русь, арабский мир, Китай

Византийская историография и теория истории. «Византийцы всегда очень любили историю, и с VI до XV в., начиная от Прокопия, Агафия и Менандра до Франдзи, Дуки и Критовула, литература Византии богата именами выдающихся историков» (Диль 1947: 151)[1]. Сплав античного наследия и христианства – вероятно, наиболее характерная особенность византийской общественной и исторической мысли[2]. Но этот сплав христианства и античности в ранний период Византийской империи и культуры (IV– VI вв.), когда христианство только становилось тотальной государственной религией, а в самом христианстве еще активно шла борьба разных течений, сформировался далеко не сразу. Недаром Аммиана Марцеллина (ок. 330 – ок. 400 гг. н. э.), о котором шла речь в лек-ции 2[3], сторонника язычества и прежних римских доблестей, нередко рассматривают как последнего римского и первого византийского историка.

Симбиоз христианства и античности наблюдался не только в уровне образованности, умении использовать в произведении античные и христианские труды, но и в жанрах, и в охвате материала. В частности, от античности перешла любовь к историям, события которых наблюдали сами историки, от христианства – к жанру всемирной истории. Также были широко распространены жанры, характерные для поздней античности и раннего средневековья: истории «варварских» народов, церковные истории, а также всемирная хроника. В Византии, за исключением самого раннего периода, встречается мало писателей, даже светских, которые так или иначе не соприкасались бы с богословием[4].

Одним из самых известных историков раннего периода Византии был Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 – после 562), сирийский грек, получивший прекрасное светское образование и преуспевший на дипломатической и политической службе при дворе императора Юстиниана I, периоду правления которого и посвящены главные произведения Прокопия. Напомним, что в VI в. именно при Юстиниане, названном Великим, был период наивысшего подъема Византийской империи, когда казалось, что удастся возродить Римскую империю в полном объеме и на Востоке, и на Западе. Эпоха Юстиниана ознаменовалась также колоссальным достижением общественной мысли – кодификацией римского права, сыгравшего огромную роль в становлении европейской цивилизации. Но Юстиниан надорвал силы империи. Все это определяет двойственность позиции Прокопия. Если в своих официальных произведениях «История войн Юстиниана с персами, вандалами и готами» и «О постройках Юстиниана» он прославляет императора, его войны и политику, то в своей «Тайной истории» излагает иной взгляд на состояние империи, облик ее правителей и политической элиты. Он подверг Юстиниана и его окружение критике и резкому моральному осуждению, изобразил его правление как тиранию, а результаты его политики расценил как вредные и губительные для государства. Хотя Прокопий был, естественно, уже христианином, в «Тайной истории» он, подобно Аммиану Марцеллину, видел главным героем своего произведения не христианские доблести, а империю; он резко противопоставляет славному прошлому, идеализированному образу великого Рима, современную ему Византию, а также скорбит о том, что упадок нравов подрывает ее величие.

Как мы видели выше в лекции 3, становление христианской историографии, а также философии и теологии истории началось уже в III веке н. э. Из ранних христианских писателей на византийскую историографию и философию истории оказали особое влияние «Церковная история» Евсевия Кесарийского, теология истории Августина, всемирная «история против язычников в семи книгах» Орозия. Особенно важно для Византии с ее государственной церковью, что Орозий проповедовал возможность единения светской власти и церкви (возможности просвещения и симфонии) в отличие от Августина, резко противопоставлявшего государство и церковь в теории двух градов. И в этом можно увидеть вторую особенность византийской общественно-исторической мысли по сравнению с западноевропейской – гораздо более тесную ее связь с государством[5]. Третьей особенностью было то, что сильная приверженность античной традиции сочеталась со слабым заимствованием достижений других культур (в то время как европейцы многое переняли от арабов, а те в свою очередь – из античного наследия, у индийцев, персов и т. д.). Это происходило также от чувства культурного превосходства, что в некоторых отношениях не позволяло византийским мыслителям подняться на новый уровень, как это произошло в Европе, а в чем-то вело к консервации традиционных тем и проблем.

Первый этап в развитии византийской историографии, как уже сказано, приходится на IV–VI вв. Второй этап – это VII–XII вв. В этот период основным жанром становится всемирно-истори-ческая хроника, которая основывалась на библейской версии человеческой истории от сотворения мира. Но как теоретический уровень анализа событий, так и уровень критического метода источников были низкими, хронисты широко использовали всевозможные легенды и баснословные рассказы, не отделяя их от достоверных сведений. Однако в Х в. происходит новый подъем традиции античной интеллектуальной культуры. Ведущими тенденциями этого периода становятся компилятивное использование античных произведений и соединение античных идей с идеологией христианства. А в XI–XII вв. византийская историография переживает подъем: появляется ряд выдающихся авторов, которые создали яркие произведения, выходящие за рамки канона всемирно-исторической хроники, в том числе историко-мемуарного характера.

В Византии, как и в Западной Европе, главными жанрами историографии были хроника и история, которые сильно различались между собой[6]. Но, как и в Европе, постепенно шел поиск возможностей синтеза обоих жанров. Одним из тех, кто сумел преобразовать хронику в историю, был крупнейший историк Михаил Пселл (1018 – ок. 1078 или ок. 1096), автор «Хронографии». «Хронография» посвящена столетнему периоду византийской истории (976–1077) и является одним из наиболее заметных памятников исторической мысли второго этапа византийской историографии. Каждая глава сочинения Пселла посвящена определенному императору, фигура которого оказывается уже не просто одним из звеньев времени, как в хрониках, а предметом биографического повествования. Сам Пселл – один из самых интеллектуальных византийских писателей – в значительной мере осознавал особенности своего творческого метода. В его представлении любой человек – существо противоречивое, изменчивое и непостоянное, и задачу свою он видел в том, чтобы эту противоречивость и изменчивость изобразить[7]. Как отмечает А. Л. Шапиро (Шапиро 1993: 53), здесь мы видим заметное продвижение в методе исторического портрета по сравнению с тем, что делали Тацит и другие римские писатели.Михаил Пселл, возводя события истории к воле божественного провидения, в то же время считал необходимым исследовать их земные причины и результаты. Подобно наиболее глубоким античным исследователям, он не ограничивал объяснение внешнеполитических поражений своей страны иноземными нашествиями, а старался обнаружить признаки разложения Византии в периоды ее расцвета. «Дом рушится уже тогда, – писал он по этому поводу, – когда гниют крепящие его балки»[8].

В XI–XII вв. возобновляется и жанр историй, в которых основное внимание уделяется событиям, очевидцем которых был их создатель, авторской оценке персонажей и явлений. В частности, грандиозным жизнеописанием императора Алексея I Комнина является написанная его дочерью Анной Комниной (1083 – ок. 1155) «Алексиада».

Третий, завершающий период византийской истории (до 1453 г.) не породил новых оригинальных явлений. Завершением византийской историографии стало создание ряда сочинений, посвященных истории завоевания Константинополя турками и падению империи.

ДРЕВНЕРУССКАЯ И РУССКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ

Русская общественно-политическая и историческая литература имеет немало общих черт с западноевропейской, поскольку а) обе опирались на непререкаемый авторитет Священного писания; б) у обеих были общие истоки философско-исторической мысли как в античности, так и в произведениях ранних христианских писателей; в) отсюда провиденциализм, использование библейских образов, описание чудес и т. п.; г) история в обеих традициях мыслилась как всемирная, история одного народа (в частности, и древнерусского) описывалась как часть всемирной истории (такова была традиция уже в «Повести временных лет»); д) немало общего было в жанрах, методологии, тематике (взаимоотношение политической и церковной власти; борьба с внешними врагами; ответственность власти и т. п.), представлениях о задачах истории.

Основными особенностями (помимо, естественно, историко-этнографических различий между славянами и германскими народами), повлиявшими на формирование философско-исторической мысли на Руси и в допетровской России, были: 1) принятие христианства от Византии, в результате чего в связи с расколом церкви в XI в. православная Русь оказалась оторванной от Западной Европы культурно; 2) монголо-татарское господство окончательно отделило Русь от Европы и существенно изменило политический строй Руси и ее государственную идеологию; 3) постоянная борьба со степью и кочевниками усилила в русской литературе идею объединения страны, необходимости крепкой центральной власти, необходимости подчинения ей; 4) церковь на Руси не противопоставляла себя государству, как католическая, не претендовала на первенство. Отсюда в отличие от западноевропейской традиции слабость идеи дуализма.

Особенности русской исторической литературы:

1) летописание называют основным и наиболее универсальным типом древнерусской литературы, и таковым оно оставалось вплоть до XVI в.; 2) летописание велось в русских землях с XI по XVIII вв. и представляло собой погодные записи об отдельных событиях. Эти записи были, как правило, краткими, ограничивались формальной фиксацией произошедшего; 3) дошедшие до наших дней летописи представляют собой не исходные тексты, а летописные своды, составлением которых занимались многие авторы, продолжавшие их все новыми записями; 4) летописные своды были более комплексным жанром, чем европейские хроники, так как историческое повествование о прошлом переплеталось в нем с задачами религиозного, дидактического и прагматического характера; летописи могли произвольно расширяться за счет текстов или устных преданий, доступных отдельным авторам или редакторам; 5) поскольку древнерусские летописцы продолжали своды из поколения в поколение, русские исторические произведения имели менее выраженный индивидуальный характер, чем в Европе, хотя авторы некоторых произведений и известны; 6) у русских летописцев по сравнению с европейскими авторами в целом более ярко выражены политические и менее активны религиозно-провиден-циалистские аспекты.

Возникновение и развитие летописания и общественно-исторической мысли. Возникновение летописей связано со становлением древнерусской письменной традиции, первоначально летописцы опирались на переводы византийских памятников, но позже летописание приобрело жанровую самостоятельность. О времени возникновения летописания в науке нет единого мнения, поскольку все дошедшие до нас летописи являются сводами, в состав которых вошли более ранние летописные своды. «Повесть временных лет», созданная в начале XII в., образует начало наиболее известных летописей XIV в. и последующих веков (Лаврентьевской, Ипатьевской и ряда других). Автором первой редакции «Повести временных лет» считают монаха Киево-Печерского монастыря Нестора. До этого, возможно, в Киево-Печерском монастыре в 1070-х гг. свод составлял монах Никон, а в 1090-х гг. – игумен Иван (см.: Шапиро 1993: 59)

В «Повести временных лет» начало происхождения древнерусского государства и великокняжеской власти описывается как добровольный договор славян и варяжских князей, добровольное подчинение населения Северной Руси, которое оказалось не в состоянии само обеспечить внутренний мир («порядок»), призванным варяжским князьям Рюрику и его братьям (862 г.). Достоверность этого факта и в целом проблема происхождения русского государства стала в русской историографии с XVIII в. одной из важнейших и до сих пор является очень актуальной (об этом еще будет идти речь в лекции 8).

В период феодальной раздробленности особенность летописания заключалась в том, что патриотизм местный переплетался с патриотизмом общерусским, а преобладающий интерес к своей земле не исключал интереса к другим русским землям. Иными словами, общерусские мотивы не исчезали из сводов XII–XIII вв.

Можно выделить целый ряд идей и концепций, повторяющихся из произведения в произведение, составляющих своего рода каркас древнерусского политико-правового сознания. Это в первую очередь концепция единства Русской земли, которая становится особенно судьбоносной при описании того, как враги терзают ослабленную усобицами Русь. Представляя князя охранителем православной христианской веры, русские мыслители касались тем самым проблемы соотношения светской власти и церковной. Эта проблема была одной из главных в политической и правовой идеологии Киевской Руси. Государственная деятельность представала при этом как служение Русской земле, а также началам правды, справедливости и добра, воплощенным в православной христианской религии.

С усилением Москвы в XIV – начале XV в. общерусские тенденции в летописании усиливаются. Но идея полного подчинения всех русских государей великому князю Московскому в историографии восторжествовала только при Иване III. Это привело к превращению московского летописания в официальное повествование о русской истории. Москва и ее правители изображались прямыми преемниками киевских князей, а созданное ими государство – органическим продолжением древней Киевской Руси, московские государи – как блюстители истинной веры, носители лучших мировых традиций.

Развитие общественно-исторической мысли в XVI–XVII вв. В XV–XVI вв. на Руси усилился интерес к всеобщей истории. Одной из предпосылок составления соответствующих трудов было стремление показать величие и всемирно-историческую роль Москвы. По приказу Ивана Грозного были созданы грандиозные труды: многотомный летописный «Лицевой свод» и «Степенная книга» – династическая история московских правителей, возводимая к первым киевским князьям[9]. В это время «Лицевой свод» фактически подвел черту под историей общерусского летописания, которое уступило в XVII в. место хронографам[10]. Переводные византийские исторические хронографы появились на Руси очень давно и послужили примером для создания собственных русских хронографов.

Новая идеология Российского государства. При Иване Грозном Россия из государства архаического (раннего) становится государством развитым, централизованным и сословным[11]. Соответственно ему требовалась новая идеология. Ее основой стала идея «богоизбранности Руси», получившая развитие в теории «Москва – третий Рим», которая была сформулирована монахом Псково-Печерского монастыря Филофеем около 1524 г. и отражала враждебные католицизму («латинству») настроения русских церковников. Вторым Римом считался павший под натиском турок Константинополь. Главой православного христианства после этого стала Москва. Филофей говорил, что «два Рима падоша, а третий (то есть Москва) стоит, а четвертому не быти».

В XVI в. идеология государства также формировалась в трудах Посошкова, в публицистических столкновениях (переписке) Ивана Грозного и князя Курбского и других произведениях, уже совершенно иного жанра, чем летописи и хронографы. Князь Курбский написал также предположительно в 1576–1578 гг. «Историю о великом князе Московском», где полностью отказался от летописной системы группировки материала.

В XVII в. русская общественно-историческая мысль продолжала осмысливать прошлое. Затрагивались проблемы царской власти, в том числе в связи с событиями Смуты начала века. Большой накал страстей был связан с церковным расколом.Хотя летописные формы еще не ушли в прошлое, этот жанр стал подвергаться критике, ему на смену приходили исторические произведения, где материал группировался не по годам, а по главам. Также появляются первые идеи о необходимости критики источников и проверки фактов. В частности, такие мысли высказывал автор исторического труда, создаваемого по приказу царя Федора Алексеевича, во Введении к нему (см.: Шапиро 1993: 132). Также расширился круг историков, помимо представителей духовенства все большую роль стали играть дьяки, подьячие, дворяне и дипломаты.

Первым русским историческим произведением, напечатанным в типографии (1674 г.), был «Синопсис» (или краткое собрание от разных летописцев). Большую роль в составлении и издании «Синопсиса» сыграл настоятель Киево-Печерского монастыря Иннокентий Гизель. Этот «Синопсис» обладал немалыми достоинствами (в том числе доходчивостью и краткостью изложения), в результате чего превратился в учебник русской истории почти на сто лет, выдержав 15 изданий. Он утратил свою актуальность только в 1760-е гг., когда был опубликован «Краткий Российский летописец» М. В. Ломоносова. Одной из политических целей составителя «Синопсиса» являлось доказательство необходимости воссоединения Украины с Россией.

Таким образом, в XV–XVII вв. русская общественно-историческая мысль сделала важный шаг вперед. В частности, в XV–XVII вв. темы устройства государства, границ власти монарха, взаимоотношения власти и церкви, отношения церкви к земельному и прочему богатству и др. в произведениях Московского государства были периодически столь же острыми, как и в Западной Европе. Но, разумеется, философско-теоретический уровень осмысления событий был несопоставим.

ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ в АРАБском мире

Особенности арабской философско-исторической мысли проистекали из двух моментов:

1) огромной роли ислама;

2) синтеза на базе ислама множества культурных традиций: во-первых, собственных, доисламских, во-вторых, восточных (персидских, египетских и др.), наконец, античных, а также косвенным путем и христианских в результате завоевания христианских стран (Египта, Андалузии); нельзя не упомянуть, что и сам ислам заимствовал многое из разных религий[12].

В результате арабская культура отличалась в разных провинциях и халифатах (в Египте, Андалузии, Иране).

Сходство и различия. Философско-исторические концепции стран Арабского Востока и Европы были в чем-то похожи, так как: а) строились на основе господствующего религиозного мировоззрения; б) много заимствовали из античной философии. Однако, естественно, значительно отличались друг от друга как по содержанию, так и по исходным посылкам.

При этом:

1) в отличие от христианства ислам не имел строгой церковной организации, но именно наличие религиозных общин и горизонтальных связей между ними и создавало возможность для единства арабского мира, а в некоторых случаях такая связь была основной силой, создающей единство общества;

2) религия рассматривалась исламскими, особенно арабскими, мыслителями как реально существующая и необходимая связь мусульманских общин, социальная и духовная основа права, государства, политики;

3) значительная автономия (но не их оппозиция, как в Европе) религии и государства, с одной стороны, и одновременно очень тесная связь политики и религиозной идеологии – с другой (формально халифаты были теократическими государствами), что создавало особенности проблематики арабских мыслителей. Их, в частности, менее, чем европейцев, волновала проблема происхождения государства, его форм и т. п.[13]

Влияние Аристотеля и других античных авторов на арабскую мысль было очень велико. Важно иметь в виду, что именно от арабов европейцы впервые познакомились с некоторыми античными идеями и произведениями. Этот странный зигзаг культурного влияния демонстрирует сложную взаимосвязь цивилизаций и историй. Один из тех, кто способствовал популяризации античных идей на арабском Востоке, был «первый философ арабов» – среднеазиатский тюрк ал-Фараби (870–950). Широкую известность Фараби принесли его комментарии трудов Аристотеля, в связи с чем еще при жизни ему было присвоено почетное имя «Аристотель Востока», «Второй учитель». В трудах Фараби (не без сильного влияния Платона и Аристотеля и их подходов) предпринимается попытка изложить проект идеального общества (города-государства). Взяв за исходное начало моральные категории добра, зла, отношения к труду, он делит города-государства на добродетельные, коллективные[14] и невежественные. В добродетельных городах-государствах общественная жизнь построена на принципах высокой нравственности людей, которые, помогая друг другу, достигают истинного счастья. Такой город возглавляет философ-правитель. За основу политического устройства философ берет модель мусульманской общины.

Историческая мысль. Большую роль в представлениях арабов об истории сыграла идея Корана о пророческих миссиях в прошлом. В то же время они разрабатывали хронологию всемирной истории с учетом астрономических знаний того времени, исторического эпоса «Книги царей» сасанидского Ирана, апокрифических иудейских и христианских преданий. Первым значительным историческим сочинением стала история древних пророков и жизнеописание Мухаммада, написанная Ибн Исхаком (704–767). Это произведение послужило образцом для всех последующих, посвященных той же теме. В VIII–IХ вв. появились описания отдельных завоеваний и событий из жизни халифата. В IХ–ХI вв. арабская историография переживает расцвет: появляются обобщающие труды по всеобщей истории, претендующие на освещение всего исторического процесса, в том числе за пределами мира ислама. Среди них стоит упомянуть «Историю пророков и царей» багдадского историка IX–X вв. Табари. В начале XI в. появляется «Книга опытов народов» Абу Али ибн Мискавайха, явившаяся наиболее значительным в арабской средневековой историографии трудом по всеобщей истории. С середины X в. и позднее наряду с общими сочинениями, начинавшимися с сотворения мира, возникают также жанры династийных хроник, биографий отдельных правителей, их визиров и секретарей, труды по истории отдельных стран и городов.

Именно мусульманские историки оставили нам очень ценные сведения об Индии, в которой не сложилось собственной историографической традиции. В мусульманском мире сведений об индийской действительности было, естественно, больше. Еще в XI в. Бируни написал обширное сочинение об Индии. Оно было основано на знании санскритских текстов и отличалось удивительной беспристрастностью суждений о верованиях и обычаях чужого народа[15].

Наиболее выдающимся представителем арабской общественной мысли был Ибн Халдун (1332–1406), историк, философ и первый арабский социолог[16].В большом «Введении» (по-арабски «Мукаддима») к обширному историческому труду «Книга примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших с ними на земле» развивал философско-исторические идеи, стоявшие во многом на уровне взглядов передовых представителей гуманистической историографии в Италии, а во многом и превосходивших их. «Мукаддиму» нужно рассматривать как особое произведение, являющееся едва ли не первым опытом социологической теории в мире.

Полагая, что он проник в изучение частных явлений через «врата общих причин», Ибн Халдун придавал особое значение влиянию географической среды на историю общества. Различия в жизни, быте, психическом складе, характере и обычаях тех или иных племен и народов он объяснял различиями в природных, главным образом климатических, условиях их существования; основу социальных явлений он видел в материальной жизни людей, в их хозяйственной деятельности. Ему принадлежит мысль о циклическом раз­витии государственности у кочевников, обусловленном, по его мнению, тем, что каждая из кочевнических правящих династий обычно через три поколения приходит в упадок из-за изнежен­ности и расточительства правителей. Отсюда Ибн Халдун делает вывод о неизбежности гибели любого государства, средний возраст которого он определяет в 120 лет, соответственно смене трех поколений правящей династии. Первому поколению свойственны простота нравов и относительное равенство, оно объединено сильными узами (особого рода духовной связью – асабиййей); второе поколение уже изнежено роскошью, живет в условиях неравенства и взаимной враждебности, трусливо, неспособно к самозащите, нуждается в наемной армии и охране; при третьем поколении происходит окончательная деградация государства, особенно из-за роста налогов и упадка торговли. В конце концов государство или распадается, или становится объектом захвата внешними врагами. Обычно конец одного и начало другого цикла наступают в результате захвата кочевниками цивилизованных областей[17]. К власти вновь приходит суровый правитель и его еще не изнеженное сплоченное асабиййей племя. Но затем асабиййа слабеет, кочевники привыкают к роскоши, и цикл повторяется.

Ибн Халдун высказал целый ряд догадок о труде как основе общественного богатства, о производстве избыточного продукта как основе общественного прогресса, о возникновении государственной власти из потребностей материальной жизни людей и т. д.

В ХV–ХVIII вв. ведущее место в арабском мире заняли египетские историки[18]. Последним из них и одновременно первым среди новых историков можно считать Ал-Джабарти (1754 – ок. 1826), автора произведения, описывающего последний период мамлюкского правления в Османском Египте, вторжение в Египет Наполеона I и приход к власти Мухаммада Али.

КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ И ИСТОРИОГРАФИЯ

Особенностями китайской философско-исторической мысли в средние века были:

1. Устойчивое поддержание традиции. В этом отношении китайские историки не имели равных в мире, а по длительности традиции китайская историография уступала только антично-византийской. С одной стороны, это позволяло наращивать объем знаний и создавать невиданные по объемам произведения. Мало того, существовало явление, мало распространенное в историографии до XVIII в. (и ставшее распространенным только в XIX– ХХ вв.), – над сводными историческими произведениями по заказу правительства трудились нередко коллективы ученых. С другой стороны, приверженность традиции консервировала философские и исторические жанры, вела к эпигонству.

2. Значимость философских и исторических знаний поддерживалась государством разными способами, включая финансирование, систему экзаменов, создание библиотек и архивов, периодами существовала монополия на создание исторических трудов. Назначались особые чиновники-историки, существовали историографические канцелярии, собирающие сведения о текущих событиях[19].

3. Длительность традиции и накопление материала, с одной стороны, и потребность в создании новых трудов – с другой[20], привели к большому разнообразию жанров, расширению предмета философии и истории, развитию критических методов и источниковедению, фактически к сложению таких вспомогательных дисциплин, как эпиграфика[21], археография, наконец, к возникновению историографии в узком смысле слова, то есть истории исторической науки. Крупный сановник, историк, член нескольких комиссий по составлению официальных исторических произведений Лю Чжи-цзи (661–721) стал основоположником этого направления. В 710 г. он составил труд «Проникновение в историю», где детально рассмотрел и критически проанализировал предшествующие исторические труды. Его подход к научному исследованию и указанная книга служили образцом для последующих поколений ученых.

4. Наиболее плодотворным был первый период средних веков (с III по X в.), особенно время династии Тан (618–907), когда благодаря труду большой плеяды историков обозначился период зрелости историографии. Одним из примеров плодотворности указанного периода было составление тринадцати из двадцати четырех династийных историй. Собственно говоря, почти все основные жанры исторических произведений, их конструкция, теоретические установки, принципы отношения к изучаемому материалу, многие конкретные приемы появились именно в указанную эпоху, став прочным базисом дальнейшего развития китайской историографии[22].

5. В то же время многие черты средневековой китайской историографии были заложены еще при династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), то есть в период истории древнего мира. Для того чтобы понять особенность всей последующей китайской мысли, надо иметь в виду ситуацию вокруг конфуцианства и конфуцианских текстов. Конфуцианская идеология со II в. до н. э. утвердилась в качестве официальной (государственной) и оставалась таковой для всей последующей истории императорского Китая. Но она постоянно развивалась и существенно обогащалась идеями других школ. А до своей победы конфуцианство испытало гонения. В 213 г. до н. э. по приказу императора Цинь Ши-хуанди было сожжено большинство исторических трудов конфуцианцев по причине их враждебности политике императора. Когда же в Китае воцарилась династия Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), вновь поднявшая на щит конфуцианство, потребовалось, чтобы ученые приступили к огромной, кропотливой работе по восстановлению утраченных текстов. А это привело также к появлению новых произведений.

Философия, идеология и публицистика. Большую роль в признании конфуцианства сыграли труды известного конфуцианского мыслителя Дун Чжун-шу (ок. 179–104 гг. до н. э.). Используя наработки своих предшественников, например Кун-цзы, Мэн-цзы и Хань Фэя, Дун Чжун-шу выдвинул концепцию общественного устройства, в согласии с которой оно должно руководствоваться «тремя устоями»: власть монарха над народом, отца над детьми и мужа над женой; «пятью постоянствами» (незыблемыми правилами): человеколюбием, справедливостью, этикетом, мудростью и доверием; а также жить, «почитая Небо и следуя древности». Таким образом, в подход Конфуция к прошлому был привнесен новый элемент – Небо, что сакрализовало данное построение и подняло его на более высокий уровень.

Идея Неба и его влияния на политику была очень важной. Напомним, что в Китае имелась идеологема, которая просуществовала все средние века и новое время (см. лекцию 1). Согласно ей исторический процесс рассматривается как повторение династических циклов, каждый из которых про­должался, пока данная династия следовала «воле Неба», и за­канчивался ее гибелью, когда она нарушала «волю Неба» и потому утрачивала «небесный мандат» на управление страной. В этом плане очень интересны вышеупомянутые династийные истории. Они создавались по приказу монарха и получали его утверждение. Первая из них, «Хань шу» («История династии Хань»), принадлежит еще знаменитому древнекитайскому историку Бань Гу (32–92), последняя, «Мин ши» («История династии Мин»), была составлена в XVIII в. при маньчжурской династии Цин (1644–1911). «Истории» построены, в принципе, по одному плану, подражающему «Ши цзи». Во всех них присутствуют два главных раздела – «Основные записи» и «Биографии». Но очень важно, что династийные истории составлялись после падения династии, когда появлялась возможность критически оценить результаты ее деятельности и применить концепцию «мандата неба».

В период династии Тан в VIII–IX вв. своего расцвета достигает и публицистика. Ярчайшим ее представителем был Хань Юй (768–823). Его перу принадлежат многочисленные статьи, послания, предисловия к различным сочинениям и т. д. При своем рассмотрении взаимоотношений между природой и человеком Хань Юй помещал человека в общий ряд всего существующего в мире, принципиально не отделяя его от природы. Главный его философский трактат – «О человеке». Именно в человеке он видел не только личность, но и основу всей общественной жизни. Философ призывал обратиться к древности, к древней литературе и этим призывом положил начало важнейшему течению общественной мысли и литературы Китая VIII–XII вв. В X–XII вв. отличительной чертой части общественной мысли был большой интерес к личности человека.

Таблица 2

ФИЛОСОФЫ И ИСТОРИКИ ВИЗАНТИИ, РУСИ, АРАБСКИХ СТРАН, КИТАЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ

Автор	Даты	Страна	Название произведения
Прокопий Кесарийский	между 490 и 507 – после 562	Византия	«Тайная история»
Лю Чжи-цзи	661–721	Китай	«Проникновение в историю»
Хань Юй	768–823	Китай	«О человеке»
Михаил Пселл	1018 – ок. 1078 или ок. 1096	Византия	«Хронография»
Абу Али ибн Мискавайх	ум. 1030	Арабский халифат	«Книга опытов народов»
Нестор	XI–XII вв. (гг. рожд. и смерти не уст.)	Древняя Русь	«Повесть временных лет»
Ибн Халдун	1332–1406	Египет	«Мукаддима» («Введение» к большому историческому труду «Книга примеров по истории арабов…»)
Андрей Михайлович Курбский	1528–1583	Российское государство	«История о великом князе Московском»
Иннокентий Гизель	ок. 1600–1683	Польско-Ли-товское государство / Российское государство (Киев)	«Синопсис» (краткое собрание от разных летописцев)

Рекомендуемая литература

Диль, Ш. 1947. Основные проблемы Византийской истории. М.: Гос. изд-во.

Игнатенко, А. А.1980.Ибн-Хальдун. М.: Мысль.

Историография истории Древнего Востока: Иран, Средняя Азия, Индия, Китай / под ред. В. И. Кузищина. Спб.: Алетейя, 2002.

История политических и правовых учений / под ред. О. Э. Лейста. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. Гл. 3, 4.

Ланда, Р. Г. 2005. История Арабских стран. М.: Вост. ун-т.

Шапиро, А. Л. 1993. Историография с древнейших времен до 1917 г. Лекция 3–5, 7–8. М.: Культура.