От рубил до нанороботов. Мир на пути к эпохе самоуправляемых систем (История технологий и описание их будущего).

• формирование так называемого среднего класса, который постепенно стал ведущим по численности (Фишер 1999: 89; см. также: Бунин, Назарова 1982: 204–209; Рамзес 1981: 248)[47];
• усиление таких признаков социальной стратификации, как образование и рост социальной мобильности (Фишер 1999: 91). Соответственно значительно выросла доля наемных служащих (см., например: Песчанский 1981: 231; Делиц 1983: 265; Дахин 1983: 212);
• рост значения социального законодательства и законов, ограничивающих поляризацию общества (таких как высокие налоги на наследство и т. п.)[48];
• усиление значения таких факторов, которые ранее не являлись ведущими в рамках общенациональных и общегосударственных (они были, можно сказать, важными для низовых ячеек общества): половые, возрастные и профессионально-групповые характеристики. Но эти характеристики уже скорее свидетельствовали о том, что зрелое государство вступает в свой третий этап (переходного государства), за которым маячит новая политическая форма.

В течение ХХ в. социальная политика претерпевает новые очень сильные изменения, в том числе и в области перераспределения доходов. Особенно заметен этот процесс стал в период после Первой, а еще более – после Второй мировой войны. Это достигалось, в частности, с помощью высокого прогрессивного налога на доходы (см., например: Фишер 1999: 86–87). Другой инструмент, тесно связанный с первым, но, может быть, еще более важный – социальная помощь менее обеспеченным, оказавшимся в трудном положении.

Неизбежность перехода государства к такой социальной политике определялась многими вещами. Но особенно важно указать, что зрелые государства с их демократическим режимом и постоянно изменяющимся производственным и техническим базисом оказались в положении, при котором политическая и социальная системы не могли оставаться без изменений. Иначе в обществе возникало слишком сильное напряжение, ему грозил революционный взрыв (см. подробнее об этом: Гринин 2013в; Гринин, Коротаев 2012); опыт революций, кстати, весьма способствовал такому изменению во взглядах государственных деятелей, подобных О. фон Бисмарку. Демократический строй так или иначе требует опоры на большинство избирателей, а поскольку большинство из них по своему социальному положению были наемными работниками, они, естественно, желали перераспределения доходов от буржуазии в свою пользу и социальных гарантий, которые могло дать только государство. Рано или поздно не одни, так другие политические силы должны были реализовать эти требования. Кроме того, следует учитывать, что почет и уважение высшим слоям дают не только их могущество, но и длительность пребывания их на вершине, а во многих странах (особенно в США) нувориши еще не успели освятить свое лидерство долгим сроком – слишком стремительно они поднялись на Олимп.

[47] Уже в начале ХХ в. в промышленно развитых странах к нему относили себя примерно 10 % населения (Гаджиев 2003: 15).

[48] В последние десятилетия ХХ в. в развитых странах нижний слой сократился, в разных государствах от 3 до 14 %, верхняя элита также составляла до 5–10 %, остальное – это ряд слоев, которые так или иначе можно отнести к среднему или нижне-среднему классу (см.: Фишер 1999: 89), тогда как к низшему классу в начале XIX в. можно было отнести до двух третей населения (см.: Там же).